Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пишу я это в убеждении, что говорю уже не в узком смысле, что сказанное касается не только моей книги и вашего послесловия, но вашего и моего отношения к литературе. Если это прозвучало как поучение, то уверяю, что вовсе не намеревался вас поучать, а всего лишь представил свою точку зрения и указал на моего гаранта, каким является Гомбрович. Вы приписываете себе неспособность к дипломатическому поведению и считаете это недостатком, изъяном, минусом, а я вам скажу, что это ваше счастье, выигрыш, поскольку из этого видно, что по крайней мере условия в значительной мере пощадили вас и избавили от той фатальности, от тех давящих ситуаций, которые и порождают временами «дипломатические» навыки... Право, вам нечего жалеть, – если речь идет о том опыте, в котором дипломатия – в литературе! – оказывается критично начальной ценностью.
Заканчивая эту тему словом, удостоверяющим то, что говорил правду и только правду (о моих убеждениях, а вообще-то я и любую другую могу), и что ни о какой вине и речи быть не может, и не стоит вам даже думать о чем-то таком, я хотел бы спросить, правильно ли я понял из ваших писем, что вы уже не будете работать в университете Дж[орджа] Ваш[ингтона] в будущем году? Это очень странно, так как из этого вытекает, что у вас не было (нет) начальства должного качества, ибо первой необходимой чертой начальства является способность различать плохих и хороших профессионалов, и, зная еще двух американских славистов, могу сказать, что я бы вас из моего университета так легко не отпустил. Что же касается наконец вашего чувства субъективного несовершенства в переводческой деятельности, то с этим вопросом дела обстоят так. Каждый творец состоит из производственной установки и фильтра отсева. Тот, у кого фильтр со слишком большой пропускной способностью, создает в основном мусор, поскольку идиотизмы и банальности КАЖДОМУ, включая всех гениальных людей, влезают в голову – непрестанно. Лишь имея достаточно критический фильтр, можно самого себя постепенно направлять к лучшему. Тот же, у кого фильтр с большими требованиями, а способностей меньше, чем требуется для прохождения произведенного через фильтр, – несчастный человек, обреченный на вечное самонедовольство, который ничего не может сделать. Но в принципе недовольство собственными способностями намного лучше, нежели постоянное самоудовлетворение, лучше, конечно, для ПРОИЗВЕДЕНИЙ, а не для человека, так полагающего. Потому что недовольство собой понукает и принуждает к усилиям, что вредно для самочувствия, но повышает качество создаваемого. Поэтому, считая, что ваше недовольство собственными способностями ведет к огромной пользе – для того, что вы делаете, а в результате полезно и для меня также, – настоящим заявляю, что уже не буду упорно объяснять вам в письмах, как сильно вы ошибаетесь, прижимая собственные возможности.
Г-жа Реди прислала мне корректуру «Кибериады», которую я потихоньку читаю с удовольствием. «Конгресс»? «Звездные дневники»? Это точно соответствовало бы моим мечтам. Но прежде всего прошу сообщить, действительно ли ваша университетская деятельность зависит от таких олухов?
Сердечно вам кланяюсь
Станислав Лем
Майклу Канделю
Краков, 22 [?] 1974 года
Дорогой пан,
я выступил на нашем ТВ в программе «ОДИН НА ОДИН», по образцу некоторых программ в США (выступающий в огне перекрестных вопросов), но, конечно, это было очень мягкое «прижимание к стенке». Мне построили Луну с маленькими кратерами, среди которых стояло старое черное резное кресло с колонками для меня и большие метеоритные глыбы для собеседников. Прошел также «показ космической моды», а в конце с неба съехали Красный Слон и Телефонная Трубка, из которой хлестал дым. Эту программу, Первую, у нас смотрят все, то есть вся Польша (поскольку у нас больше 4,5 миллионов телевизоров, то потенциально все, кто жив, за исключением младенцев, незрячих и людей в маленьких деревнях, куда ТВ еще не проникло). Смотрели это все, как я заметил в последующие дни (продавцы в магазинах, обслуживающий персонал на стоянке автомобилей, на бензоколонке, столяр, садовник). Передача понравилась, хотя никто из «малых мира сего» почти ничего не понял из вопросов и ответов, а понравилась, пожалуй, по тому же принципу, по которому люди предпочитают непонятную латинскую мессу польской... Это было красиво, разноцветно, а Луну населяли гигантские фигуры, все до одной взятые из «Кибериады», то есть из рисунков Мруза. Из вопросов, из самых изощренных, я понял, что никто почти не воспринимает литературу в качестве литературы, и что различия между чьим-то (например, моим) настоящим взглядом на мир, на будущее, и псевдовзглядом, представленным в литературном произведении, для нормального человека вообще не существует...
Мне писал Нудельман, которого оплодотворила «Маска» – и он взорвался новым потопом концепции, ибо он ищет Универсальный Ключ к Лему, и теперь ему кажется, что он нашел его в соотношении «Маска-Маскировка», и пытается в этом пространстве, то есть в такой концептуализации, разместить все мои книги, впрочем, с переменным успехом, хотя это и довольно любопытно (а фактически, добавлю от себя, проблема Маски – то скорее в «персоналистском» понимании, а то скорее в «онтологическом» понимании – проявляется также и в моих дискурсивных сочинениях, как, например, «фантоматика» в «Сумме технологии», когда речь идет о неотличимой от реальности «маске», то есть синтетической реальности, которая подлинную заменяет). Может быть, напишете ему?.. Потому что он по натуре очень несмелый, все собирается и собирается вам написать... и все не решается...
В свою очередь, от доктора Ротт[енштайнера][312] слышал, что в «Publishers Weekly» была, пожалуй, сокрушительная рецензия на «Футурологический конгресс» (inept story-teller[313] etc.). Роттенштайнера удивило то, что издавна является моим обычным уделом, а именно: крайность позиций, которые занимают все, кто сталкивается с моими книгами. Или восторженный прием (какой оказывала, например, миссис Реди), или сразу же какая-то странная АГРЕССИВНАЯ нервозность, сильная неприязнь, злость, попытка отторжения, уничтожения, ТОТАЛЬНОГО отрицания – всех слов моих текстов. Это действительно странно. И если репутация моя растет, то не потому, что происходит ОБРАЩЕНИЕ моих оппонентов в веру Лема, а скорее, как я думаю, именно репутации я обязан нарастающему превосходству хвалебных голосов над голосами противников, и противники эти тогда скорее затихают, сидят со своей неприязнью дальше, но как бы по углам и в молчании... Честно признаюсь, что я не понимаю эти крайности, этот экстремализм, а жаль, потому что ДОЛЖЕН понимать. Когда я это пишу, то думаю также и о вас, а может быть, в первую очередь о вас, ибо мне было бы чрезвычайно обидно думать, что такие критики, как в «Pub[lishers] Weekly» могут затронуть лично вас, и поколебать не то, чтобы вашу веру в Лема... Лем тут не имеет значения... но вашу веру в naturaliter[314] быстрый человеческий ум, который может на лету отличать достоинства от их подобий. И наличествуют тут, как я понимаю, чисто практические рефлексии. Но поскольку я, конечно, не могу предвидеть конкретные отрицательные мнения, то их возникновение считаю неизбежным фактором моей работы, хотя бы потому, что я всегда старался делать что-то не так, как это делают другие... а судьба Иных не всегда бывает сладкой и увенчивается в соответствии с оригинальностью.
Поэтому я серьезно задумался – чисто умозрительно – об оптимально возможной тактике издательских начинаний моих книг в Америке. Прежний выбор (особенно «Кибериада», «Непобедимый», да и «Расследование»), пожалуй, был нацелен – хоть в какой-то мере и случайно – на два направления сразу: на succиs de marchе[315] и на succиs d’estime[316] (чтобы были и деньги, и достоинства). Однако выполнимо ли это – that is the question[317]. Потому что получается, что нет ни рыночных, ни репутационных достижений! Видимо, то, что издавалось, было слишком похоже на тривиальную SF и не слишком выразительно от нее отличалась, и одновременно было мало похоже на ту излюбленную жвачку недоумков, чтобы могло понравиться всем поголовно.
Тогда в качестве альтернативы напрашивается – перевод таких вещей, как «Мнимая величина», как «Маска», как «Абсолютная пустота», наконец, отказываясь вообще от succиs de marchе в пользу succиs d’estime.
Но я и этого не рекомендую – сразу по нескольким причинам. Во-первых, потому, что эти книги написаны с позиции некоего Авторитета (например, «Голем», бесспорно!) – а значит, для тех, у кого я не являюсь никаким Авторитетом (не только в художественном, но также и в интеллектуальном смысле), они могут прозвучать еще более РАЗДРАЖАЮЩЕ, предъявляя бессовестную претенциозность. Во-вторых, на полное понимание таких текстов, как «Мнимая величина», можно рассчитывать, когда их читают люди, по профессии являющиеся рационалистами, то есть научными работниками, а позиция рационализма и науки сегодня во всем мире невысока. (А впрочем, я помню, как неумно отозвался о «Кибериаде» спровоцированный издательством Seabury Стаффорд Бир.) И наконец, потому, что эти книги не являются литературно-художественной ортодоксией модной нынче гетеродоксии. Ведь новшества, авангардность тоже имеют свою МОДУ, а сегодня востребована совсем другая мода: темная, мутная, бездонная, невразумительная, закрученная и запутанная, такая, которая терзает читателя, оглушает его и этим якобы должна ему приносить наслаждение.
- Историческая библиотека - Николай Добролюбов - Критика
- История советской фантастики - Кац Святославович - Критика
- Повести и рассказы П. Каменского - Виссарион Белинский - Критика
- Взгляд на русскую литературу 1846 года - Виссарион Белинский - Критика
- Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина. Пушкин. – Грибоедов. – Гоголь. – Лермонтов - Григорьев Аполлон Александрович - Критика
- Жизнь раба на галерах - Борис Немцов - Критика
- Ритмический узор в романе "Властелин Колец" - Ле Гуин Урсула Кребер - Критика
- Что такое литература? - Жан-Поль Сартр - Критика
- Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение - Альфред Барков - Критика
- Роман Булгакова Мастер и Маргарита: альтернативное прочтение - Барков Альфред Николаевич - Критика