Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв - Анатолий Тарас

«А которые казаки с Волги и из иных мест придут к нам к Москве в помощь, и им будет все жалованье и порох и свинец. А которые боярские люди, и крепостные и старинные, и те б шли безо всякого сумненья и боязни: всем им воля и жалованье будет, как и иным казакам, и грамоты, им от бояр и воевод и ото всей земли приговору своего дадут».

Когда до короля Сигизмунда дошли вести об этих событиях, он послал на Рязанщину большой отрядлитвинов и запорожских казаков во главе с воеводой Исааком Сунбуловым (или Сумбуло-вым).165 Известие о приближении Сунбулова застало Прокофия Ляпунова в его поместье. Он успел укрыться в деревянной крепости городка Пронска. Ратников в Пронске было мало, поэтому Ляпунов разослал по окрестным городам отчаянные письма о помощи. Первым к Пронску двинулся зарайский воевода Дмитрий Пожарский со своими ратниками. По пути к ним присоединились отряды из Коломны. Узнав о прибытии войск Пожарского, литвины и казаки сбежали от Пронска.

Через некоторое время Сунбулову удалось собрать свое воинство, и он решил отомстить Пожарскому, вернувшемуся из Пронска в Зарайск. Ночью запорожцы и литвины попытались внезапно захватить зарайский кремль, но были отбиты. А на рассвете Пожарский устроил вылазку. Атакующие превратились в атакуемых, они в панике отступили и больше не показывались у Зарайска.

Обеспечив безопасность своего города, Пожарский смог отправиться в Рязань к Ляпунову. Там они договорились, что Ляпунов с ополчением двинется к Москве, а Пожарский поднимет восстание в самом городе. Для этого Пожарский и прибыл в столицу.

Между тем поляки и литвины, сидевшие в Москве, просто физически не могли не буйствовать. Дошло до того, что один пьяный шляхтич, некий Елинский, стал стрелять из мушкета по иконе Пресвятой Богородицы, висевшей над Сретенскими воротами, и добился трех попаданий. Тут даже наместнику Гонсевскому пришлось проявить строгость. Шляхтича схватили, привели к Сретенским воротам, где сначала отрубили на плахе обе руки и прибили их к стене под образом Богородицы, потом провели его через эти же ворота и сожгли заживо на площади. Тем не менее, эта единичная карательная мера не ослабила напряженности в столице. Один вид литвинов и поляков вызывал злобу москвичей. Немецкий наемник Конрад Буссов позже писал:

«Московиты смеялись полякам прямо в лицо, когда проходили через охрану или расхаживали по улицам в торговых рядах и покупали, что им было надобно. «Эй, вы косматые, — говорили московиты, — теперь уже недолго, все собаки будут скоро таскать ваши космы и телячьи головы, не быть по-иному, если вы добром не очистите снова наш город». Чтобы поляк ни покупал, он должен был платить вдвое больше, чем московиты, или уходить не купивши».

Гонсевский учел печальную судьбу соотечественников, которых москвичи застали врасплох в мае 1606 года. Он принял ряд мер по предотвращению восстания. У всех ворот стояла его стража, уличные решетки были сломаны, москвичам запрещалось ходить с саблями и ножами, у купцов отбирали топоры, которыми они торговали, топоры отбирали даже у плотников, шедших с ними на работу. Гонсевский боялся, что за неимением оружия народ может вооружиться кольями, и запретил крестьянам привозить в город на продажу длинные жерди.

Тем временем ополчение Ляпунова медленно двигалось к Москве.

На презрительное отношение чужеземного гарнизона к себе москвичи отвечали дружной ненавистью. Поэтомуто идело вспыхивали стычки. Так, 13 февраля вспыхнула ссора на рынке из-за того> что московский купец потребовал тройную цену за бочку овса. Сначала толпа москвичей убила троих слуг польских шляхтичей. В ответ дюжина наемников убила 15 человек в этой толпе и разогнала весь рынок. Тогда собралась еще большая толпа москвичей и хотела ударить по полякам, но их остановили московские бояре и дьяки. Их, во главе с патриархом Гермогеном, собрал Гонсевский и предостерг от бунта, заявив, что расправа с бунтовщиками будет беспощадной.

17 марта 1611 года было Вербное воскресенье. Гермоген надеялся, что в этот день, благодаря огромному скоплению народа, удастся поднять восстание и перебить всехлитвинов с поляками. Однако Гонсевский был начеку. Он повсюду расставил конные и пешие роты своих солдат в полном воружении. Москвичи пошумели, да и разошлись к вечеру по домам. Поляк-очевидец позже вспоминал, что боярин Михаил Салтыков сказал Гонсевскому по этому поводу:

«Нынче был случай, и вы Москву не били, ну так они вас во вторник

будут бить, а я этого ждать не буду, возьмужену и убегу к королю».166

Он знал, что говорил. Патрарх Гермоген назначил общее выступление на вторник 19 марта. Тем временем в московские слободы тайно проникали ратники из ляпуновского ополчения, чтобы поддержать горожан. Пробрались и воеводы: князь Дмитрий Пожарский, Иван Бутурлин, Иван Колтовский. Наместник Гонсевский приказал в понедельник всем иноземным солдатам собраться в Кремле. Для того, чтобы стали понятными дальнейшие события, придется привести длинную цитату из записок Буссова:

«Увидев, что в понедельник/1 8 марта/ немцы со всем, что у них было, направляются в Кремль, так же, как и иноземные солдаты, московиты поняли, что наверное ихзамысел открыт. Они просовещалисьдень и ночь, как помешать тому, чтобы все воинские люди собрались в Кремле и перед Кремлем, и затем во вторник, утром 19 марта, московиты начали свою игру, побили насмерть многих поляков (которые эту ночь проводили еще на своих квартирах), сделали больверки и шанцы на улицах и собрались во множестве тысяч. ,

Наместник /Гонсевский/ послал к ним несколько отрядов конных копейщиков, которыедолжны были помешать подобным их намерениям, но московиты на них не обратили никакого внимания. Московитские стрельцы (это аркебузники) такв них палили, что много и людей и коней полегло на месте. Если бы не было в крепости набранного из немцев... полка мушкетеров, а также и поляков, то в тотдень едва ли остался бы в живых хотя бы один из этих 5000 конных копейщиков, ибо московиты уже сильно взыграли духом, увидав, как много поляков сбито с коней и какое множество отрядов отступило. Они такужасно кричали и вопили, что в воздухе стоял гул; к тому же тысячи колоколов били тревогу/набат/.

Когда поляков столь бесславно проводили пулями и стрелами сновадо ворот Кремля и на них напал великий страх, капитан иноземных ратников Яков Маржерет в восемь часов вечера... выслал из Кремля на Никитскую улицутри роты мушкетеров, в совокупности всего только 400 человек.167 Эта улица, длиною в четверть путевой мили, имела много переулков, в которых за шанцами и больверками укрылось 7000 московитов, нанесших большой урон полякам. 400 мушкетеров напали, во имя господа, на нико-лаитов за первым больверком и так успешно стреляли, что те по многу человек сразу, как воробьи, в которых стреляют дробью, падали на землю.

Поэтому с добрый час был слышен ужасающий гул от московского боевого клича, от гудения сотен колоколов, а также от грохота и треска мушкетов, от шума и завывания небывалой бури... Солдаты тем не менее так стремительно нападали по всей улице, что тут уж московитам стало не до крику и они, как зайцы, бросились врасссыпную. Солдаты кололи их ра-пирами, как собак, и так как больше не слышно было мушкетных выстрелов, то в Кремледругие немцы и поляки подумали, что эти три роты совсем уничтожены, и сильный страх напал на них. Ноте вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь виду них был уст-рашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только 8 человек.

С того берега Неглинной (это маленькая речушка в городе) снова послышался сильный крик московитов, которые сделали и там на улицах шанцы и сильно били в набат. Тогда эти три роты отважились пойти и туда тоже, и Бог помог им одержать там победу. В течение двух часов они бились

с московитами на одном и том же месте, пока не одолели их. Но затем снова собралась толпа на Покровской улице.

И так как через некоторое время 400 солдатам стало невмоготутакдол-го и такдалеко бегать с тяжелыми мушкетами в руках и столько часов биться с врагом, стрелять, рубить и колоть, то полковник Борковский выпустил несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были прийти им на помощь. Поскольку они не могли добраться до московитов на конях по разрытым улицам, полковник приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили. Ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с женами и деть ми из своих домов и дворов... В тотдень выгорела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня».