Люди как боги (сборник) - Сергей Снегов

Я с вызовом оглядел собравшихся. Граций покачал головой:

– Эли, твои соображения впечатляющи, но прямые доказательства отсутствуют. Наши анализаторы не обнаружили противополя Оана. И вообще ни один аран не способен порождать силовые поля.

– Присмотритесь тогда к другому кадру! Ударило наше концентрированное в Лусине поле – аранов расшвыривает, точно камни из пращи. Лишь один стоит неподвижно, как чугунная статуя на легком ветерке. И этот единственный – опять Оан! Сделайте элементарнейший расчет: сколько должен весить Оан, чтобы вот так, не качнувшись, устоять.

Ольга быстро сказала:

– Не меньше ста пятидесяти тонн!

– Ста пятидесяти тонн, друзья! А Оан не весит и ста килограммов! Неужели и это неубедительно?

– Адмирал, вы показываете нам причину гибели Лусина. Но то, что убило, не всегда убийца, – заявил Ромеро. – Во всяком случае, в преступном смысле. Я бы предложил поговорить с самим Оаном.

– Дружески беседовать с убийцей Лусина? Приятельски расспрашивать его?

– Зачем дружески? Зачем расспрашивать? В старину для подобных бесед существовал деловой термин «допрос». Допросы бывали с пристрастием и без него. Хорошо бы провести Оану допрос с пристрастием. И провести его должны вы в роли следователя или прокурора, а мы будем присутствовать в качестве тех фигур, которые в древнем суде назывались судьями, народными заседателями, адвокатами, а также свидетелями и зрителями.

– Странные порядки существовали в вашей древней истории, – промолвил Граций. – Расспросы и допросы, с пристрастием и без, судьи, заседатели, прокуроры, адвокаты, свидетели, зрители… Вы, наверное, очень увлекались судейскими зрелищами. Вероятно, они относились к театру, которым ваши предки, кажется, тоже увлекались?

– Вот уж к театру судьи и прокуроры не имели отношения, – заверил его Ромеро. – Это, впрочем, не относится к зрителям. Зрители в театрах бывали, особенно когда актеры в пьесах играли преступников и прокуроров. Это всегда было захватывающе интересно.

Ромеро, наверное, еще разглагольствовал бы о древних обычаях, но Олег вернул нас к теме разговора. Было решено провести допрос завтра. Нетерпеливый Камагин хотел немедленно вызвать арана, но на это не согласился я: надо было подготовиться.

– Поговорим теперь о луче, поразившем «Телец», – предложил Олег.

О луче говорить было нечего, о луче мы ничего не знали. Я повторил то, что уже объяснял Ольге: рамиры начали войну, луч – их истребительное оружие, таким же лучом они уничтожили эскадру Аллана. Ольга заметила, что если так, то невидимые противники искусно варьируют его силу: экипажи первой эскадры погибли, а звездолеты возвратились на базу, ни один из автоматов не сбился с курса. С «Тельцом» расправились страшней – он начисто испепелен. Удар по Красной был еще беспощадней: там погибало космическое светило, а не крохотный, по космическим меркам, корабль. Надо смотреть правде в глаза: защиты против такого оружия мы не имеем!

– Задержись, адмирал, – сказал мне Эллон, когда все стали расходиться. Я, по обыкновению, присел на лапу дракона. Эллон сказал, жутко искривившись: – Ты меня убедил: Оан – посланец рамиров. Но не легкомысленно ли устраивать открытый допрос? Если Оан тот, за кого его принимаем, он ответит расправой с нами.

– Почему ты не сказал этого на совещании?

Он покривился еще презрительней:

– Я не поклонник больших совещаний, которые так обожают люди. У меня есть личная причина говорить наедине. Поразмысли, адмирал. Допрос может накликать новое нападение. У меня нет страха смерти, который так силен в вас и галактах. Мы, демиурги, в этом смысле совершеннее. Но мне жаль Ирину… И тебя жаль, адмирал.

Лазутчик рамиров, конечно, мог ответить ударом и скинуть маску, как назвал бы Ромеро такой переход от шпионажа к сражению. Но неужели и дальше терпеть его на корабле? Я похлопал дракона по лапе:

– Бродяга, ты один промолчал на совете.

– Эллон прав, – прошепелявил дракон, скосив на меня выпуклый оранжево-зеленый глаз. – Ты хочешь припереть Оана к стенке, а его нужно обходить стороной. Благоразумней отказаться от допроса, Эли.

– Всего благоразумней было бы вообще не соваться в звездное скопление Гибнущих миров! Люди далеко не всегда опираются на одно благоразумие. Оана надо разоблачить!

– Тогда поговорим о другом, – деловито сказал Эллон. – Поле в сто пятьдесят тонн – пустяк для моих генераторов, даже с тысячью тонн справлюсь. Но нужно помещение, куда было бы удобно сфокусировать охранные генераторы. И надежное экранирование, чтобы Оан не связался со своими. Проводи допрос в консерваторе, там я обеспечу безопасность.

– Хорошо, консерватор. Бродяга не сумеет присутствовать, но мы покажем ему стереофильм.

– Еще один вопрос, адмирал. Как ты собираешься допрашивать Оана, если он заранее знает все твои еще не поставленные вопросы? Или ты забыл о его способности свободно проникать в наши мысли?

– Постараюсь контролировать свои мысли. О чем я не буду думать, того Оан не узнает.

– Правильно, адмирал. Мы с Ириной провели исследование мыслительных способностей Оана, без его ведома, конечно, и узнали, что Оан читает только мысли, возникающие в его присутствии. Знания, просто хранящиеся в нашем мозгу, ему недоступны.

– Почему это так, вы тоже узнали?

– Как и все электрические пауки, Оан обладает изощренной способностью воспринимать микропотенциалы мозга. Он электрически ощущает наши мысли – вот и вся разгадка. И завтра я устрою ему неожиданность: наполню консерватор микроразрядами, которые затушуют электрическую картину мозга.

– Теперь скажи, Эллон, какая у тебя личная причина беседовать не при всех?

– Ты не догадываешься, адмирал?

Его сумрачные глаза горели. Самолюбие, столь непомерное, что перекрывало все остальные чувства, звучало в каждом слове.

– Ты нервничал, пока я не назвал Оана. Уж не опасался ли ты, что предателем я объявлю тебя?

– Да, да! – закричал он, подпрыгивая на тонких ногах. – Именно это! И знаешь, о чем я думал?

– Откуда мне знать твои мысли?

– А надо бы, адмирал! Оан читает наши мысли – и ему проще, чем нам. Я думал о том, что, если ты обвинишь меня, я не сумею оправдаться. Обвинение будет сильней оправданий, ибо целенаправленно, ибо подбирает только нужные факты, а остальные игнорирует, ибо выстраивает подобранное в прочную цепь причин и следствий… Меня охватил страх, адмирал!

– Не думал, что тебе знакомо это чувство, Эллон.

– Оно мне незнакомо, когда я думаю о врагах. Но вас – боюсь! Боюсь не силы вашей, а ваших заблуждений. Убедительности ошибок, доказательности просчетов, заразительности непонимания!.. Мы – разные. Между нами – отчуждение. Быть может, лишь через тысячу лет его преодолеют… Я испугался, Эли, признаюсь.

Я положил руку ему на плечо. Он не был человеком и любил подчеркивать свою нечеловечность. Он фрондировал своей особостью. Если бы на звездолете имелись дети, он бы с наслаждением пугал их. Но он был иной, чем старался казаться. Я мягко сказал:

– Ты недооцениваешь человеческую проницательность, Эллон.

– Не потеряй свою человеческую проницательность на завтрашнем допросе, – предостерег он.

2

Вечер мы провели вдвоем с Мери. Мне хотелось сосредоточиться. Мери не мешает мне думать, она так вписывается в течение моей мысли, будто мы – одна голова. Свое упрямство, насмешки и упреки Мери приберегает для других случаев – там она отводит душу. В серьезных делах она серьезна. Нелепо было бы говорить, что я люблю ее только за это. Она – моя половина; выражение затрепано, но я ощущаю его смысл с такой остротой, словно оно первоосознанно мною: открытие, а не штамп.

– Как ты полагаешь, Оан не фантом? – спросила она, как раз когда я об этом подумал.

– Это было бы уж слишком!

– Почему слишком? Наши предки научились передавать на экран оптические образы, мы способны переносить их на дальние расстояния и вести разговор с изображениями. Демиурги наделяют своих фантомов изрядной долей вещественности. Не продвинулись ли рамиры еще дальше по пути уменьшения призрачности? Не нашли ли они способ дублировать телесный облик? Мне кажется, это проблема технического уровня, а не принципа.

Всем нам являлись подобные мысли, Мери только отчетливей их высказала. К тому же и Оан проговорился, что Жестокие боги в облике аранов частенько появляются на планете. Мы влезали в скафандр, изображавший арана, а у них избранный образ становился собственным телом. В словах разница была небольшой, но, когда я думал, какой технический скачок должен разделять обе цивилизации, чтобы стала возможной такая разница, у меня кружилась голова. Мысли эти так захватили меня, что утром я пришел к Ольге посоветоваться. Ольга поселилась у Ирины. Ирина была в лаборатории, Ольга что-то вычисляла.

– Если ты не можешь жить без расчетов, то сделай один и для меня. Определи степень вещественности привидений.