Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

Голландцы спросили его, убил ли он королевского палача. Йоун ответил: «Нет».

Тогда они решили, что он надул их. Они-то считали его врагом своего врага, датского короля, а теперь оказалось, что он хочет нанести визит этому разбойнику. Нашлись люди, которые предложили протащить Йоуна под килем судна или пропустить сквозь строй. В конце концов голландцы пригрозили снести ему голову, если он немедленно не уберется. Он поторопился сойти на берег и был очень доволен, что у него не отобрали штанов, куртки и деревянных башмаков.

Улицы в этом городе извивались подобно ходам, которые оставляют древоточцы в стволах деревьев. Дома, все с островерхими: крышами, тесно жались друг к другу. Коньки их напоминали горные пики. Люди кишмя кишели на улицах, словно черви в гнилом мясе. То и дело встречались лошади, впряженные в повозки. Поначалу Йоуну показалось, что все спешат, как на пожар. Особенно он дивился на здешних лошадей, так как после китов это были самые крупные животные, каких ему только довелось видеть.

В Голландии, может, и не все были господами, но все, как один, выглядели щеголями. Чуть ли не на каждом шагу попадались люди, которые, судя по их платью, были по меньшей мере окружными судьями. Повсюду виднелись парики, шляпы с перьями, испанские брыжи, датские башмаки и плащи, такие широкие, что одного вполне хватило бы, чтобы одеть едва ли не всех детей в Акранесе. Встречались здесь и столь важные особы, что ездили в великолепных покрытых лаком каретах, украшенных затейливой резьбой, с занавесками на окнах. По улицам прогуливались знатные матроны и изящные йомфру в богатых нарядах. На плечах у них были кружевные косынки, они носили широкополые шляпы, широкие, в складку, юбки и ботинки на высоких каблуках, с золотыми пряжками. Девицы жеманно приподнимали платье, слегка открывая ножку.

Йоун Хреггвидссон приехал в Голландию с одним серебряным далером в кармане. К вечеру он стал подыскивать себе ночлег. С наступлением сумерек улицы осветились фонарями, висевшими над дверьми некоторых домов. В узком переулке, где стояли старые покосившиеся дома, он заметил у ворот женщину с очень белым лицом. Она приветливо заговорила с Йоуном и стала расспрашивать его о новостях. Он поболтал с ней, и затем женщина предложила ему зайти к ней закусить. Чтобы попасть к ней, нужно было пройти через весь дом по узкому, выложенному плитами коридору и затем через двор, где у каждой двери сидели кошки, молча выгибавшие спины горбом и делавшие вид, что им нет никакого дела друг до друга.

Введя гостя в комнату, женщина пригласила его сесть на скамью, а затем устроилась рядом с ним и запустила руку ему в карман, где нащупала кошелек с далером. Это открытие нисколько не охладило ее. Она то и дело вытаскивала далер из его кармана и приговаривала, что это чудесная монета. Ему казалось, что эта женщина ни в чем не уступает самым красивым исландкам. К тому же она была очень любезна и обходительна и от нее исходил сильный запах мускуса. Йоун думал, что это, по крайней мере, жена пастора или местного пробста. Так как она тесно прижималась к нему, он решил, что она глуховата, и возвысил голос, стараясь объяснить, что очень голоден, но она приложила ему палец к губам, показывая, что нет никакой надобности кричать так громко. Затем она отправилась в кладовую, принесла оттуда жареную телятину, сыр, какой-то странный кисло-сладкий плод красного цвета и кувшин вина. Йоун подумал про себя, что никогда еще не пробовал таких яств. Женщина ела с ним за компанию. Потом они легли вместе. На корабле он плохо спал, потому что моряки заставляли его работать через силу, и теперь, после такого угощения, голова у него отяжелела. Вскоре он крепко заснул рядом с женщиной. А ночью явились двое грубых парней и принялись избивать Йоуна.

Когда он пришел в себя, они вытащили его из дома и выбросили, как куль, на мостовую. Так Йоун Хреггвидссон лишился своего далера.

Он не знал, куда ему теперь деваться, и, когда рассвело, вышел за город, направляясь на север. Он думал, что где-то там должна быть земля датского короля. Голландия показалась ему плоской, как лепешка, вокруг ни одного холмика, не то что горы. Лишь кое-где возвышались церкви да ветряные мельницы. Зато земля здесь была плодородная и пригодная для посевов. На пастбищах виднелись стада коров. Это был прекрасный скот, но жители этой страны, как видно, были не очень искусными овцеводами. Йоун замечал богатые усадьбы, и кое-где красовались высокие, как в Бессастадире, дома. Но попадались и небольшие хутора, и глинобитные с соломенными крышами хижины. Во дворах рылись куры — птицы, которые кричат, как лебеди, но не умеют летать. Здесь же расхаживали еще какие-то большие, похожие на лебедей, птицы, но с шеей покороче и очень злые. Йоун догадался, что это гуси, о которых поется в древних песнях. При виде чужих эти отвратительные создания важно выпячивали грудь и со страшным гоготом бросались в атаку. Свирепые на вид псы сидели, к счастью, на цепи. Страдная пора была в полном разгаре. Йоун Хреггвидссон был поражен, когда увидел, что крестьяне возят снопы на телегах, запряженных волами. Но он встречал и немало людей, таскавших хлеб на собственном горбу. И всюду ощущалась близость моря. Море вливалось в пруды и глубокие каналы, и вся местность походила на огромное легкое, пронизанное кровеносными сосудами. По каналам плыли плоскодонные баржи. Их тянули медленно шествовавшие по берегу быки или лошади. Баржи были доверху нагружены различными товарами; на каждой стоял дом с крышей и окнами, на которых красовались занавески и цветы. Из трубы на крыше вился дымок, так как женщины стряпали тут же, на борту. На носу сидел мужчина с трубкой в зубах. Он подгонял быка и управлял баржей. На палубе играли дети, а иногда Йоун видел, как загорелые девицы с голыми руками и дородные женщины ощипывают птицу. Здесь, верно, приятно быть отцом семейства. Дороги в этой стране совсем не походили на исландские. Они были вымощены руками людей, а не протоптаны конскими копытами, и по ним ездили в повозках. Йоуну встречалось множество экипажей и важных чиновников, разъезжавших верхом в развевающихся плащах, и целые кавалькады всадников, вооруженных ружьями и саблями. Дорога часто разветвлялась, но Йоун Хреггвидссон все время шел на север. Однако дни здесь были совсем не такие, как в Исландии. Скоро Йоун потерял счет времени и не знал, куда ему идти дальше. Его деревянные башмаки остались у пасторши. Впрочем, это было не так уж важно — ведь ходил же он босиком по жесткой Исландии, так почему бы ему не ходить по мягкой Голландии? Но в этот жаркий, сухой день путника томила жажда, а вода в илистых каналах была соленая. Мужчина, поивший скот во дворе, и женщина у колодца дали ему напиться. Но оба они посматривали на него с опаской. Наконец Йоун миновал столько перекрестков, что совсем заблудился и не знал, какая дорога ведет в землю датского короля. Он сел, отер пот с лица и, вытянув ноги, с любопытством взглянул на них. Какой-то парень, проезжая мимо, бросил ему несколько насмешливых слов. Другой взмахнул кнутом над его головой. Подъехала повозка, на которой сидели двое пожилых крестьян, они везли на продажу в город капусту и другие овощи. Йоун Хреггвидссон поднялся и спросил их, где находится Дания. Они остановили повозку и удивленно взглянули на него. Такой страны они не знали.

— Дания, — повторил он, указывая на дорогу, — Дания, Копенгаген.

Крестьяне переглянулись и покачали головами. Им никогда не приходилось слышать о стране и городе с такими названиями.

— Король Христиан, — произнес Йоун Хреггвидссон. Мужчины вновь переглянулись. Тогда Йоуну вдруг пришло в голову, что он, должно быть, спутал имя его всемилостивейшего величества. Спеша поправиться, он воскликнул:

— Король Фредерик! Король Фредерик!

Но они не знали ни короля Христиана, ни короля Фредерика.

Йоун обращался ко многим прохожим и проезжим, но редко кто удостаивал его ответа. Большинство ускоряло шаги либо погоняло своих лошадей, как только этот чумазый дикарь приближался к ним. А те немногие, кто останавливался, обычно ничего не знали о датском короле. Вдруг Йоун увидел в роскошной карете какого-то важного господина в парике, шляпе с высокой тульей, в брыжах и широком плаще. Его сизые щеки свисали чуть не до самых плеч, а на толстом животе он держал молитвенник. Если это был не сам голландский епископ, то, уж наверное, роттердамский пробст. Йоун Хреггвидссон подошел к нему и горько заплакал. Проезжий велел кучеру остановиться и сказал Йоуну несколько слов, в которых чувствовался укор, но не гнев. И заблудившемуся крестьянину показалось, что его спрашивают, кто он такой и почему он бродит в таком виде по дорогам Голландии.

— Исландия, — сказал Йоун, указывая на себя, и, утирая слезы, повторил: — Исландия. — Знатный господин почесал у себя за ухом. Он, видимо, не понял, но Йоун продолжал: — Исландия. Гуннар из Хлидаренди.