Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

— Он из знатнейшего рода Исландии, — высокоученый муж и скальд, богатый и добрый. Какого еще жениха ты ждешь, если такое предложение не считаешь достаточно почетным?

— Арнас Арнэус — самый замечательный изо всех исландцев, — сказала йомфру Снайфридур. — С этим согласны все. Женщине, знавшей замечательного человека, просто хороший человек кажется жалким.

— Что знаешь ты о чувствах женщины, дитя? — спросил судья.

— Лучше самый последний, чем средний! — ответила девушка.

Глава десятая

Палатка ландфугта в Тингведлире убрана коврами. Деревянный пол вымыт дочиста. В глубине — альков, посредине — стол, скамьи и два мягких кресла. На полке — статуэтка: его всемилостивейшее величество верхом на коне. За жилищем ландфугта, неподалеку от скалы, раскинуты еще две палатки: одна — большая и добротная, из неё вышли двое говорящих по-датски слуг; другая — маленькая, из коричневого войлока, под самой скалой. Перед второй палаткой сидит человек гигантского роста, в кожаных штанах и с трубкой во рту.

Послав за людьми, ландфугт велел им приготовить постель для дочери судьи и прислуживать ей за столом. Жаркое и вино появились как раз в тот момент, когда судья прощался с дочерью и собирался вернуться к гостям.

Йомфру, очень бледная, стояла в дверях и, пока слуги накрывали на стол, смотрела на восток, на облака, которые уже золотило восходящее солнце. Она окинула взглядом также угрюмые скалы, бурлящую реку, холмы, лес и озеро.

— Зачем этот большой человек сидит там, перед маленькой палаткой? — спросила она.

— Это страж, — ответили ей слуги.

— Какой страж?

— В палатке сидит в цепях преступник, которого мы привезли из Бессастадира. Но завтра утром его, слава богу, казнят!

— Ох, как бы мне хотелось поглядеть на него! — воскликнула йомфру, оживившись. — Любопытно взглянуть на человека, которому завтра отрубят голову.

— Йомфру изволит шутить, наша йомфру может испугаться. Ведь это черный дьявол Йоун Регвидсен, тот, что украл леску, оскорбил его величество и убил королевского палача.

— Пойди к ландфугту и скажи, что я боюсь. Передай ему от меня: я хочу, чтобы, пока я сплю, перед моей дверью стоял страж.

Она едва притронулась к мясу, съела немного каши и слегка пригубила вино. Однако она долго полоскала пальцы в серебряной чаше и смачивала себе лоб. Затем пригладила волосы и освежилась мускусом.

Вернулся слуга, он получил приказ, чтобы милостивую йомфру, пока она спит, охранял Йоун Йоунсен.

— Пусть он сидит у меня на пороге, — приказала она. Слуги позвали стража и велели ему охранять милостивую йомфру, ибо она желает почивать.

— А как же убийца?

— Что значит мерзкий убийца в сравнении с честью благородной йомфру, — возразили они.

Человек лениво поднялся и перенес свою жаровню к двери йомфру. Он присел на порог и продолжал курить. Йомфру отослала слуг и велела им ложиться спать.

— Ты исландец? — спросила она стража.

— Что? Я из Кьёса.

— А что это — Кьёс?

— Кьёс — это Кьёс.

— У тебя есть оружие?

— Еще чего не хватало!

— А что же ты собираешься делать, если на меня нападут?

Он показал ей свои огромные ручищи, сначала тыльную сторону, потом ладони, и сжал кулаки. Затем он сплюнул и снова затянулся.

Йомфру вошла к себе и заперла дверь. Кругом было тихо. Слышалось журчание Эхсарау, растворявшееся в тишине, да равномерные удары топора: кто-то спокойно и старательно колол дрова.

В скором времени, когда все стихло, дочь судьи стремительно поднялась со своего ложа, приоткрыла дверь и выглянула. Страж по-прежнему сидел на пороге и курил.

— Я хотела посмотреть, здесь ли ты, — тихо сказала она.

— Как? — переспросил он. — Что такое?

— Ты мой слуга.

— Ложись-ка спать.

— Как ты смеешь говорить мне «ты»? Разве ты не знаешь, кто я?

— Гм. Подумаешь, какая персона! Он широко зевнул.

— Послушай-ка, сильный Йоун, о чем ты думаешь?

— Меня вовсе не зовут сильный Йоун.

— Хочешь войти сюда и присесть ко мне на край постели?

— Кто? Я?

Он медленно повернул голову и взглянул на нее, прищурившись, сквозь клубы дыма.

— Нет, черт меня подери, — прибавил он, сплюнув, и снова засунул трубку в рот.

— Тебе не нужно табаку?

— Мне? Табаку? Нет.

— А что тебе нужно?

— Трубки.

— Какие трубки?

— Из глины.

— Но у меня же нет глины. Он промолчал.

— Зато у меня есть серебро.

— Вот как.

— Какой же ты неразговорчивый!

— Ложитесь-ка спать, дорогая мадам.

— Вовсе я не мадам. Я — йомфру. И у меня есть золото.

— Ну и что с того? Пусть себе. Он снова медленно повернул голову и еще раз взглянул на нее.

— Ты мой слуга. Хочешь золота?

— Нет.

— Почему?

— Меня повесят.

— А серебра?

— Это другой разговор, — если только оно в монетах, тогда никто ничего не заметит.

Она вынула из кошелька серебряную монету и подала ему.

— Ступай к палатке, что у самой скалы, и освободи того человека.

— Как? Человека? Кого же это? Йоуна Хреггвидссона? Нет!

— Дать тебе еще серебра?

Он сплюнул.

— Мы освободим его, — сказала она и дала ему еще серебра, потом схватила его за руку и заставила подняться.

— Мне отрубят голову.

— С тобой ничего не случится. Я — дочь судьи.

— Гм, — промолвил он и заглянул в свою трубку: она погасла.

Йомфру чуть не силой тащила его за собой, она сама приоткрыла палатку и заглянула внутрь. Йоун Хреггвидссон в лохмотьях, черный как смоль, лежал ничком на голой земле и спал. Руки у него были скованы за спиной, а на ножных кандалах висели тяжелые болты. Только плечи его слегка приподнимались при каждом вздохе. Возле него стояла миска с остатками еды. Девушка вошла в палатку и внимательно посмотрела на черного человека, спавшего таким мирным сном, несмотря на то что суставы у него опухли, а лодыжки были до крови стерты кандалами. Его густые волосы и длинная борода были всклокочены.

— Так, значит, он спит, — прошептала девушка. Страж с трудом протиснулся в палатку.

— Да-а, — протянул он, очутившись наконец внутри и став на колени, чтобы не задевать головой верх палатки.

Йоун Хреггвидссон все не просыпался.

— Я думала, что в таких случаях не спят.

— У него нет души, — заметил сильный Йоун.

— Разбуди-ка его.

Сильный Йоун наклонился и дал такого пинка спящему, что тот сразу очнулся. Йоун Хреггвидссон подскочил, подобно развернувшейся пружине, и в недоумении уставился на вошедших. Однако кандалы на ногах не пускали его, и он снова упал.

— Ты пришел, чтобы отвести меня на плаху, сатана? — спросил он. — А что надо здесь этой бабе?

— Тсс, — произнесла девушка и приложила ему палец к губам. Она велела стражу снять кандалы с узника. Страж вытащил ключ из кисета и отомкнул их. Но хотя с Хреггвидссона и сняли оковы, он все еще стоял на коленях, изрыгая проклятия. Руки он по-прежнему держал за спиной.

— Вставай, — приказала девушка и, обернувшись к стражу, добавила: — А ты уходи!

Оставшись наедине с приговоренным, она стянула с пальца золотое кольцо и протянула Йоуну. Это была змейка, кусавшая собственный хвост.

— Постарайся добраться на корабле до Голландии. Затем ты отправишься в Копенгаген, разыщешь там друга короля Арнаса Арнэуса и попросишь его ради меня заняться твоим делом. Если он подумает, что ты украл кольцо, передай ему привет от златокудрой девы, от стройной аульвы. Этих слов не знает никто, кроме него. Скажи ему вот что: если только мой повелитель может спасти честь Исландии даже ценой бесчестья своей златокудрой девы, образ его будет неизменно окружен сиянием в ее глазах.

Она вынула из кошелька серебряный далер, дала его Хреггвидссону и исчезла.

На Полях Тинга снова наступила тишина; слышалось только журчание потока да удары топора, разносимые гулким эхом.

Глава одиннадцатая

Йоун Хреггвидссон поднялся и облизал опухшие запястья. Он выглянул из палатки, но не увидел и не услышал ничего подозрительного. Тогда он вышел. Трава была влажная. Йоун огляделся. В эту пору года ночь уже не могла служить защитой преступникам. На скале сидел бекас. Человек взобрался вверх по Альманнагья, в том месте, где недавно прошел оползень, и укрылся в расщелине, чтобы как следует поразмыслить.

Затем Йоун двинулся в путь. Он решил добраться до пустоши, лежавшей на восток от Сулна, потом повернуть на север, через Уксахрюггир. Он пробирался ложбинами и ущельями, стараясь держаться подальше от проезжей дороги. Ноги у него были крепкие, а царапин от камней и колючего кустарника он не боялся. Теперь в ссадины забивался чистый песок, а не грязь, которой он набрался в яме. Он спешил со всех ног, останавливаясь только у родников, чтобы глотнуть воды. Над его головой кружили степные птицы. Взошло солнце и осветило человека и вершины гор.

Около девяти часов утра он подошел к одинокому хутору над долиной Люндаррейкья. Назвавшись конюхом из Скагафьорда, он сказал, что ищет двух вьючных лошадей, которые отбились по дороге близ Халлбьярнарвердура. Ему вынесли большую миску скира и кварту овечьего молока. Старая крестьянка подарила ему пару поношенных башмаков. Поев, он двинулся дальше к селению. Но, отойдя на достаточно большое расстояние от хутора, он обогнул долину, свернул к Оку и поднялся на глетчер. Он хотел немного остыть и поразмыслить, куда ему теперь направиться, так как с вершины глетчера перед ним открывалась вся дорога на север.