Солдат великой войны - Марк Хелприн

В последнюю секунду он глубоко вздохнул, чтобы унять дрожь. В случае неудачи падение было неминуемо. Он начал отрываться от скалы, используя опорную ногу как ось вращения. У него было лишь мгновение, доля секунды, чтобы превратить падение в прыжок, и он это сделал.

Закричал, расслабив легкие и придав телу большую гибкость. Правая рука схватилась за крюк, средний палец вошел в центральное отверстие.

Он повис на пальце, изогнулся и уперся ногами в противоположную стену воронки. Они сшибли сосульку, соскользнули, и он опять повис на пальце. Еще раз изогнулся и выбросил ноги вперед. На этот раз нашел опору ниже крюка, схватился за нее левой рукой и оттолкнулся, чтобы придать ногам дополнительный импульс.

Сосулька висела на краю выступа, достаточно большого, чтобы на нем можно было присесть. Так что ноги Алессандро теперь держались крепко.

Не решаясь отпустить крюк, Алессандро начал ощупывать стену левой рукой. Нашел достаточно прочную опору, чтобы отцепиться от крюка и двинуть вверх уже правую руку. Напрягая мышцы живота, начал подниматься, хотя стену по большей части покрывал гладкий лед.

Наконец правой рукой нашарил уступ с небольшой выемкой. Схватился за нее, потом левой нашел трещину, в которую засунул три пальца. Оттолкнулся ногами, возвращая их к той стороне воронки, по которой поднимался, поискал и нащупал опору, после чего уверенно продолжил подъем.

* * *

На рассвете, когда облака поднимались и напоминали белые короны на фоне синего неба, он добрался до напарника Рафи, который висел на веревке, покачиваясь на ветру. Алессандро не видел ни лица, ни рук. Нога в ботинке торчала под странным углом. Он поднял капюшон, чтобы не мерзла голова, и его присыпало снегом.

Перережь Алессандро веревку, в полете тело могло несколько раз стукнуться о выступы скал. А потом исчезнуть в реке, которая бежала у подножия горы. А не перережь, тело болталось бы в воздухе много месяцев, пока веревка не сгниет или не перетрется о скалы, когда тело раскачивает ветром. И телу все равно пришлось бы биться о выступы, прежде чем упасть на землю или в воду. Шансы, что тело обнаружат, были сейчас, пожалуй, выше, и тогда о гибели альпийского стрелка сообщили бы жене в Падуе или Вероне или родителям в Милане, лишив их напрасной надежды. Алессандро раскрыл нож и восемью ударами перерезал веревку. Тело беззвучно полетело вниз. Только что висело в метре под ним, и разом исчезло.

К тому времени, как он добрался до Рафи, солнце уже поднялось из-за гор. Рафи лежал неподвижно в позе зародыша, прижавшись спиной к каменной стене, прикрываясь рюкзаком вместо одеяла.

Алессандро на четвереньках пополз к нему. Наклонился к Рафи, открыл его лицо.

– Рафи. – Потряс его, но Рафи не открывал глаза.

Дрожащими, покусанными морозом руками Алессандро достал из своего рюкзака маленькую фляжку с граппой, открутил крышку. Поднес горлышко к губам Рафи, надеясь, что огонь граппы приведет его в чувство.

– Рафи, – взмолился он, потирая рукой холодные щеки.

Когда граппа полилась по подбородку, он сердито тряхнул друга. Он же видел, как грудь Рафи поднимается и опускается. Расстегнул куртку Рафи. Сунул руку внутрь. Сердце не билось, кожа замерзла.

Алессандро так устал, что, даже не привязавшись, лег на уступ и заснул. Солнце светило так ярко, что ему пришлось прикрыть глаза рукой. Если б он повернулся во сне, отправился бы в последний полет.

* * *

Когда он проснулся, ветер стих, а солнце жгло его обгоревшее лицо. Он повернулся к Рафи. Алессандро хотел спустить его вниз и полагал, что ему это по силам. Еще не наступил полдень, было тепло, руки он не отморозил, веревки хватало.

Как выяснилось, самое трудное – оторвать руки Рафи от боков, чтобы обвязать грудь веревкой. Тело окоченело. Попытка дернуть за кисти ничего не дала: до локтя рука двигалась, выше – нет. Алессандро пришлось воспользоваться ледорубом, как рычагом, чтобы оторвать верхние части рук. Обращение с телом Рафи, точно с бревном или доской, ужасало, вызывало тошноту, печалило. В книгах и в театре к покойникам относились с нежностью: прикасались легонько, целовали, накрывали невесомым саваном, который ложился на лицо как пушинка. В литературе древних с телом обращались даже с большей осторожностью, чем с младенцем, а в то утро Алессандро сбросил одно тело на лед и камень с высоты тысячи метров, а у второго ледорубом отрывал руки от боков. Только Бог, похоже, умел обращаться с мертвыми, поднимал, не повреждая, выказывал должное почтение.

Он попросил прощения, обматывая веревку вокруг Рафи и завязывая узел между лопаток, извинился за то, что собирался сделать. Линия крюков и уступов, которые они использовали при спуске, находилась на траверсе в двадцати метрах впереди. Это был идеальный путь вниз, и крюки располагались так, что каждый отрезок спуска заканчивался на уступе, достаточно большом, чтобы на нем можно было стоять.

Тело Рафи предстояло тащить, как мешок с песком, к тому месту, откуда начинался спуск. Трупу при этом, конечно же, досталось бы, а он не заслуживал столь жестокого обращения. Алессандро надел рюкзак и пополз к нужному месту.

Камень нагрелся от солнца, гора закрывала уступ от ветра, и только иногда легкое дуновение проносилось по уступу, чтобы тут же сорваться в пропасть. Ветерок ерошил волосы Алессандро и охлаждал голову. Он останавливался дважды. Один раз, чтобы надеть шапку, второй – чтобы снять, а когда снял, уронил. Она исчезла только после того, как он, наверное, с минуту наблюдал за ее полетом.

Когда он добрался до места, откуда начинался спуск, солнце и наклон горы позволили врагам увидеть его высоко над ними, и они отреагировали незамедлительно. Тут же загремели выстрелы, эхом отражаясь от окружающих гор, осыпая лед и снег. Австрийцы использовали снаряды с фосфором, которые сложили у орудий еще вчера вечером, и после их разрывов щупальца белого дыма тянулись навстречу ветру. Итальянцы ответили огнем, но не смогли удержать австрийцев от обстрела снежных навесов и ледников, так что эхо только усилилось.

Под огнем врага решимость Алессандро лишь нарастала, разрывы, от которых вибрировала грудь, взбодрили его как ничто другое. Крюк в верхней части спуска выглядел крепким. Двумястами метрами ниже, почти вне зоны видимости, находился широкий выступ. Для спуска использовался легкий шнур, который немцы, и только немцы, называли Reepschnur[80]. Вместо того чтобы сдвоить веревку, шнур пропускался мимо кольца для спуска на крюке. Конец веревки завязывался «обезьяньим кулаком», чтобы не проскочить в кольцо для спуска. Шнур привязывался между «обезьяньим кулаком» и кольцом. Когда снизу тянули за шнур, из кольца вытягивалась и более тяжелая веревка, если шнур не рвался от веса или трения при первых рывках. Если рвался, не оставалось ничего, кроме как подниматься вверх. Конечно, подъем на двести метров занял бы не один час. Алессандро надеялся, что шнур выдержит, пусть и более тонкий, чем те, которыми он обычно пользовался, ведь никакого другого у него не было.

Он пропустил веревку в кольцо для спуска, которое закрепил на крюке с помощью петли, а когда она натянулась, столкнул тело Рафи с уступа. Оно, казалось, спускалось целую вечность, ударяясь о стену, вращаясь, набирая скорость. Алессандро медленно травил веревку, откинувшись назад, хотя его тянуло вперед и вниз. Опускал тело человека, за которого Лучана собиралась замуж.

Австрийцы не могли знать, что он там делает, но открыли огонь. Снаряды не долетали до него, взрывались на полпути, как бы предупреждая, что спуск запрещен.

Алессандро опустил Рафи на первый уступ. Делать это пришлось медленно, и ему пришлось останавливаться каждые несколько минут, потому что от трения кольцо для спуска так нагревалось, что могло сжечь веревку.

Когда тело добралось до уступа, Алессандро не смог изменить его положение, полностью положить на уступ. Так оно и осталось, наполовину в воздухе, наполовину на скале, а ветер толкал и разворачивал его. Это означало, что веревке придется выдерживать вес и Рафи, и Алессандро, и она будет жесткой и натянутой, проходя в защелке для спуска, которую Алессандро соорудил из четырех карабинов.

Он привязал к веревке шнур и сбросил вниз. Шнур полетел, извиваясь, ударяясь о скалу и отскакивая от нее. Зацепив за веревку защелку для спуска, Алессандро спиной вперед сошел с уступа.

Натяжение веревки, вызванное телом Рафи и весом самой веревки, точнее, трех веревок, объединенных вместе, создало эффект, которого Алессандро не ожидал. При спуске его не болтало, веревка превратилась в туго натянутый трос, и он переставлял ноги по каменной стене, словно шел по ней. Навстречу летели снаряды.

Добравшись до уступа, на котором лежал Рафи, он отвязал тело и потянул за шнур. Тянуть пришлось со всей силы, более того, даже повиснуть на шнуре, но сработало.

А потом пришла пора выдержать удары двухсот метров веревки, падающей сверху, избежать которых он не мог. По ощущениям, его молотила целая толпа. Вторая половина веревки проскочила мимо уступа и дальше вниз. Когда конец пролетел мимо, облегчение Алессандро сменилось паникой: веревка тяжелая. Падала быстро, а он не обеспечил себе страховку. Если веревка дернет слишком сильно, утащит его за собой. А если выпустит ее из рук – останется без веревки.