Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Маршал послал меня с поручением к императору, которого я нашел с большим трудом. Когда я вернулся, проскакав больше 3 лье по горячему пеплу еще тлеющих полей, моя лошадь, совершенно выбившаяся из сил и с обожженными ногами, не могла больше двигаться. Массену я застал в большом затруднении. Его корпус был значительно потеснен правым флангом неприятеля и отступал вдоль Дуная. Пехотинцы дивизии Буде, атакованные и смятые австрийской кавалерией, рубившей их без устали, бежали, как попало, по огромной равнине! Это был критический момент сражения.

Со своей коляски маршал видел неминуемую опасность, которая нам угрожала, но спокойно отдавал распоряжения, чтобы удержать в поряд

ке три пехотные дивизии, которые еще не вступили в бой. Для этого ему нужно было послать адъютантов к своим генералам, а рядом с ним был только молодой лейтенант Проспер Массена, его сын. И вот он заметил, что солдаты дивизии Буде, преследуемые австрийской кавалерией, устремились к этим трем дивизиям. Они могли, ворвавшись в их ряды, увлечь их за собой! Чтобы предупредить катастрофу и повернуть поток беглецов, маршал хотел передать приказ генералам и офицерам направить бегущих к острову Лобау, где сильная артиллерия могла прикрыть расстроенные войска. Поручение было опасным, очень вероятно, что адъютант, который отправится в самую гущу этой беспорядочной массы, будет атакован и может попасть под сабли неприятельских кавалеристов. Маршал не мог решиться подвергнуть своего сына очевидной опасности, однако рядом с ним был только один офицер, а приказ было необходимо передать!

Я появился очень кстати, чтобы вывести Массену из жестокого затруднения, в котором он находился. Не дав мне вздохнуть, он приказал мне тотчас же броситься навстречу этой опасности, которой он не хотел подвергать сына. Но, видя, что моя лошадь едва стоит, он дал мне одну из своих, которую подвел мне его денщик. Я хорошо знал, что такое военный долг, и понимал, что маршал или генерал может не соблюдать правило, установленное между его адъютантами, — выполнять поручения по очереди, независимо от их опасности. В некоторых обстоятельствах командир может выбрать офицера, которого он считает более пригодным для выполнения его приказа. И хотя за весь день Проспер выполнил только одно поручение и был его черед, я не позволил себе никакого замечания. Скажу даже, что мое самолюбие мешало мне понять настоящую причину, по которой маршал послал выполнять это трудное и опасное поручение меня, хотя оно должно было достаться другому. Я был горд оказанным доверием! Но Массена тут же развеял мои иллюзии, сказав хитрым тоном: «Ты понимаешь, мой друг, почему я не посылаю своего сына, хотя это его черед... Я боюсь, что его убьют... Ты понимаешь... ты понимаешь?..» Я должен был бы промолчать, но я возмутился таким неприкрытым эгоизмом и ответил ему в присутствии нескольких генералов: «Господин маршал, я считал, что выполняю свой долг, мне жаль, что вы указали мне на мою ошибку. Теперь я прекрасно понимаю, что, когда вы вынуждены послать одного из ваших адъютантов почти на верную смерть, вы предпочитаете, чтобы это был я, а не ваш сын, но я думаю, что вы могли бы не высказывать мне эту жестокую правду!..» И, не дожидаясь ответа, я устремился к дивизии Буде, где неприятельская кавалерия устроила ужасную резню!..

Отъезжая от коляски, я слышал начало спора между маршалом и его сыном, но шум боя и скорость галопа помешали мне разобрать слова. Но очень скоро я понял их смысл: как только я оказался в дивизии Буде и начал делать все, чтобы направить объятых страхом солдат к острову Лобау, рядом со мной появился Проспер Массена!.. Этот храбрый молодой человек, возмущенный тем, что отец отправил меня вместо него, сразу же последовал за мной. «Я хочу, по крайней мере, разделить с вами опасность, которой вы не должны были подвергаться, если бы слепая любовь моего отца не заставила поступить его несправедливо, потому что очередь была моя!..»

Мне понравилась благородная простота молодого человека, на его месте я поступил бы так же. Однако я все равно предпочел бы, чтобы в этот критический момент его не было рядом со мной. Только тот, кто видел это когда-либо, может представить себе, что такое бегущая пехота, ряды которой смяты кавалерией. Кавалеристы преследуют пехотинцев, их сабли и пики обрушиваются на бегущих в беспорядке людей, для которых лучше было бы собраться в группы и защищаться штыками, а не подставлять спину. Проспер Массена был храбр, опасность не пугала его, хотя в этой сумятице мы каждую минуту сталкивались с вражескими кавалеристами. Мое положение было критическим, так как мне надо было выполнять три задачи. Во-первых, отражать удары, предназначенные молодому Массене, плохо владеющему саблей. Во-вторых, защищать себя самого. И наконец, убеждать наших убегающих в беспорядке пехотинцев, что они должны направляться к острову Лобау, а не к дивизиям, которые еще держали фронт. Ни я, ни Проспер не были ранены. Как только австрийские кавалеристы видели, что мы полны решимости защищаться, они бросали нас и устремлялись в погоню за пехотинцами, не оказывающими никакого сопротивления.

Когда войско расстроено, солдаты, как бараны, бросаются бежать туда, куда бегут их товарищи. Как только я передал приказ маршала некоторым офицерам, а они крикнули своим людям бежать к острову Лобау, поток направился в нужном направлении. Генералу Буде, которого я наконец нашел, удалось привести свое войско под защиту нашей артиллерии, огонь которой остановил неприятеля. Задание было выполнено, и мы с Проспером возвращались к маршалу. Но, выбрав самую короткую дорогу, я имел неосторожность проехать мимо рощицы, за которой находилась сотня австрийских улан. Они бросились к нам, а мы что есть духу устремились к линии французской кавалерии, которая тоже направлялась в нашу сторону. И как раз вовремя, так как вражеский эскадрон почти достал нас и был так близко, что на одно мгновение я подумал, что нас сейчас убьют или возьмут в плен. При приближении наших кавалеристов уланы повернули обратно, кроме одного офицера. Это был прекрасный наездник, и он не хотел отступать, прежде чем не разрядит в нас свой пистолет. Пуля попала в шею лошади Проспера. Животное встряхнуло головой, и его кровь залила лицо молодого Массены. Я подумал, что он ранен, и приготовился защищать его от улана, когда к нам подъехали разведчики французского полка. Они стали стрелять из мушкетов в австрийского офицера, тот попытался ускакать, но его уложили на месте.

Мы с Проспером вернулись к маршалу, у которого при виде залитого кровью сына вырвался крик... Но, узнав, что тот не ранен, он дал волю своему гневу и в присутствии многих генералов, своих адъютантов и двух офицеров-порученцев императора строго отругал своего сына, закончив свой выговор словами: «Кто вам приказал, молодой ветреник, вмешиваться в эту свалку?..» Ответ Проспера был поистине великолепен! «Кто мне приказал?.. Моя честь! Это моя первая кампания. Я уже лейтенант, кавалер Почетного легиона, я получил несколько иностранных наград, однако я еще не проявил ни капли доблести. Я хотел доказать своим товарищам, армии, Франции, что, если у меня и нет военного таланта моего отца, я по крайней мере достоин носить имя Массе-ны!..» Видя, что окружающие одобряют благородные чувства его сына, маршал больше не возражал, но его гнев сосредоточился на мне. Он обвинял меня в том, что я увлек его сына, хотя, напротив, тот очень мешал мне своим присутствием.

Два императорских порученца, свидетели сцены между маршалом и его сыном, рассказали ее в императорском штабе и самому Наполеону. Его Величество вечером был в Леопольдау, где находился штаб Массе-ны. Он вызвал молодого Массену и сказал ему, дружески теребя за ухо: «Это хорошо, очень хорошо, мой мальчик. Молодые люди, как ты, так и должны начинать свою карьеру!» Затем, обернувшись к маршалу, он сказал ему тихо, но так, что генерал Бертран, от которого я это узнал, расслышал: «Я люблю своего брата Луи так же, как вы любите своего сына, по когда в Италии он был моим адъютантом, он служил наравне с другими. Я бы побоялся его опозорить, если бы подставил опасности другого вместо него».