Сталин и заговор генералов - Минаков Сергей Тимофеевич

Другой давний соратник и преданный Фрунзе человек — Роберт Петрович Эйдеман. После кратковременного пребывания командующим Сибирским военным округом, в феврале 1925 г. Р.Эйдеман получил должность начальника Военной академии РККА. Оставаясь в этой должности и после смерти своего начальника и покровителя, он, в сущности, навсегда утратил непосредственную связь с войсками.

Карьера В.Лазаревича,-вскоре оказавшегося на преподавательской работе, к 1927 г. фактически завершилась, и он был также окончательно исключен из номенклатуры военной элиты. Подобно ему во второй половине 20-х годов исчез из поля зрения и П.Каратыгин.

Особое внимание следует обратить на удаление из номенклатурной военной элиты одного из самых главных и авторитетных оппонентов М.Тухачевского, М.Фрунзе, С.Каменева, по военно-политическому влиянию и номенклатурной значимости «фигуру № 2» — командующего Вооруженными силами Украины и Крыма А.Егорова. Выше уже отмечалось, что с февраля 1925 г. Фрунзе намеревался «отобрать» у Егорова УВО и поставить на его место Авксентьевского. Не исключено, что это намерение покойный нарком успел осуществить до своей кончины. И его отставка с этой должности стала состоявшимся фактом уже к вступлению в должность Ворошилова. Егоров был направлен сначала в Китай военным атташе, а затем переведен в военный отдел ВСНХ. Иными словами, фактически «изъят» из армии.

Александр Ильич Егоров (1883—1939), из мещан, полковник (1917) старой армии, бывший эсер (до 1918 г.), несмотря на высокие посты, которые он занимал в годы Гражданской войны, в общественном мнении и в оценках военных специалистов не обрел широкой популярности. Во всяком случае, на фоне «легенд» о Тухачевском или Буденном Егоров был известен сравнительно менее широкому кругу в основном военных профессионалов. К середине 20-х годов у него была ренутация весьма авторитетного «революционного гене раза». Однако его не считати «знаковой» фигурой, которая могла бы представлять Красную Армию, как Тухачевский, Буденный, Каменев, Ваце-тис. Впечатления, оставшиеся у лиц, близко знакомых с Егоровым или случайно с ним встретившихся, дают возможность представить этого «генерала».

«Егоров. Командующий Южным фронтом. Высокий, крепкого сложения. Грубоватое, простодушное лицо. Приплюснутый нос. Глубоко сидящие глаза. Посмеивается», — таким увидел его Джон Рид в 1919 г.1005

«Молодцеватость и внешняя собранность очень его украшали, — вспоминала о Егорове писательница Г.Серебрякова. — Идеально прямая спина, тонкая талия, перехваченная ремнем. Легкость и уверенные жесты свидетельствовали о тренировке... Он умел заинтересовать и умными рассказами о былях российских глубинок, о старателях и разных бывалых людях. Была в нем завидная твердость взглядов, убежденность в правоте избранной цели»1.

Главком Каменев достаточно скептично оценивал Егорова в годы Гражданской войны. При назначении его командующим Южным фронтом в сентябре 1919 г., сделанном по инициативе Сталина, поддержанной Троцким, главком выразил красноречивые сомнения: «По личным свойствам вряд ли справится с такой трудной задачей»1006 1007.

Невысокого мнения о Егорове был и Троцкий. «Егоров, подполковник великой войны, — расплывчатая посредственность», — вспоминал бывший Председатель РВСР1008.

Как свидетельствует К.Симонов, И.Конев, видимо, отражавший мнение, сложившееся в высшем комсоставе РККА, считал А.Егорова человеком «средних способностей, образованным, знающим, выдержанным, но не блиставшим сколько-нибудь заметными военными дарованиями»1009.

Английский генерал А.П.Уэйвелл, присутствовавший на маневрах Красной Армии в сентябре 1936 г., вынес такое впечатление о Егорове: «Маршал Егоров достаточно приятен, но не производит впечатления сильной или талантливой личности. Вполне удовлетворительный в качестве номинального руководителя, если за ним стоит действительно хороший штаб, но не человек, могущий ввести и осуществить что-либо значительное, исходящее от него самого, — по крайней мере таково впечатление, которое он на нас произвел. Он был офицером Генерального штаба старой армии»1.

В военных кругах рейхсвера Егорова оценивали по-разному. «Егоров — бесцветная личность... Он упорным трудом выдвинулся вперед». Таково было одно из мнений. Другие считали, что после Тухачевского, Уборевича «Егоров... считается одним из самых способных красных командиров»1010 1011.

В русском военном зарубежье репутация А.Егорова-воена-чальника была не очень высокой. Полковник А.Зайцов, один из самых авторитетных в военных кругах русского зарубежья военный теоретик и историк, так оценивал Егорова: «В отличие от Тухачевского Егоров свою военную карьеру сделал благодаря политике и особенно благодаря близости к Сталину, — писал он в своей большой работе, посвященной Красной Армии. — Военные его дарования, особенно по опыту польско-советской войны, более чем спорны. Можно прямо сказать, что именно его действия были главной причиной проигрыша этой кампании Красной Армией»1012.

Действительно, общепризнанным было мнение, что А.Егоров — «человек Сталина». Со времен обороны Царицына они были на ты. Егоров помнил, что в те времена им приходилось спать, укрываясь одной шинелью. Когда в 1921 г. Егорова выдвинули в члены ВЦИК, то делегаты большинством голосов отклонили его кандидатуру. Тоща именно Сталин собственным авторитетом все-таки сумел «протолкнуть» свою «креатуру». Интересна была его аргументация-характеристика Егорова: «Говорят, что Егоров — плохой коммунист, — убеждал Сталин делегатов. — Ну и что же? Уборевич — тоже плохой коммунист, но хороший командующий, и как хорошего командующего его надо избрать»1.

В 20-е гг. представления советской общественности о личности А.Егорова были несколько искаженными из-за фальсификации его биографии, официальным и целенаправленным образом осуществленной в центральном военном ведомстве. Еще в начале 1919 г. в газете «В пути», издававшейся в поезде Председателя РВСР, появилась статья о только что назначенном командарме-10 А.Егорове. В ней говорилось, что он рабочий, участник революционного движения с 1904 г., чуть ли не самоучка, который, едва окотив Казанское военное училище, ушел из армии, был артистом, грузчиком, молотобойцем, а призванный с началом «империалистической войны» в армию, дослужился до чина подполковника и организовывал солдатские комитеты после Февраля 1917 г.1013 1014 1015.

Как полагали некоторые ответственные политработники, для красноармейских масс Егоров должен быть «своим человеком», пролетарского происхождения, даже если для этого нужно было сфальсифицировать его биографию. Эта «биографическая легенда» Егорова просуществовала много десятилетий. В 20-е гг. она, возможно, снимала известные ментальные препятствия в отношениях между бывшим кадровым штаб-офицером (полковником) старой армии, участвовавшим в подавлении крестьянского восстания в Грузии в 1905 г., и «революционными генералами», вышедшими из рабоче-крестьянских слоев.

Впрочем, А.Егоров был прекрасным боевым офицером. Он начал 1 -ю мировую войну в чине штабс-капитана и закончат полковником. Воевал с охотой и отважно: два тяжелых ранения, три контузии, шесть орденов и Георгиевское оружие — красноречивые свидетельства его доблести и мужества'1.

Назначение К.Ворошилова на должность наркома и свою отставку с поста командующего Вооруженными салами Украины и Крыма А.Егоров воспринял весьма болезненно. «Накануне назначения Ворошилова, — показывал на следствии Егоров, — я беседовал с Буденным, который так же, как и я, был резко враждебно настроен к Ворошилову, считая его назначение неправильным, а мое удаление из РККА — ударом и по нему лично»1.

Хотя следственные показания, особенно для 30-х годов, являются документами, мягко говоря, весьма специфичными, требующими очень осторожного обращения с ними, учитывая особые обстоятельства, в которых они возникали, в данном случае они в основном отражали общеизвестные представления о личных связях, симпатии и антипатии, соперничестве «генералов» между собой. Поэтому, принимая во внимание специфичность фразеологии, характерной для такого рода «признаний», конъюнктурное преувеличение значимости олдельных фактов, в них сообщаемых, придание им подчас «криминально-политической» окраски, они могут служить одним из источников по изучению внутрикорпоративных социокультурных отношений советской военной элиты в изучаемый период.