Через невидимые барьеры - Марк Лазаревич Галлай

и любых других заседаний. Ему это было нужно для другого – для дела!

…Задумывался ли Королев о, так сказать, «заочности» своей прижизненной славы?

Не знаю.

Во всяком случае, прямых высказываний на эту тему я от него не слышал.

Только раз, в ответ на не в меру почтительное (чтоб не сказать больше) восклицание кого-то из собеседников: «Ну, уж вы-то, Сергей Павлович, всегда…» – и далее что-то о неограниченных возможностях СП, он заметил:

– А что я? Я – подпоручик Киже. Фигуры не имею…

Сказано это было очень спокойно. Вроде бы даже и без горечи. И все-таки эта реплика запомнилась…

В конце лета 1962 года Королеву пришлось лечь в больницу на операцию – в тот раз, к счастью, окончившуюся благополучно. Персоналу было известно, что этот больной – академик. Однако на фоне привычного контингента пациентов данного «сверхлитерного» лечебного учреждения это ученое звание сколько-нибудь заметного впечатления ни на кого из сестер и санитарок не производило. Что тут особенного: академик как академик…

И вдруг – гости. Навестить СП пришли Гагарин, Титов, Николаев и Попович – то есть весь наличный в то время состав советских космонавтов. Их появление произвело то, что называется сенсацией местного значения. А после ухода знаменитых посетителей СП немедленно ощутил признаки подчеркнутого внимания и услужливости со стороны персонала. Так лучи отраженной славы коснулись и его…

На встрече Гагарина с писателями в Центральном Доме литераторов, которая состоялась через несколько дней после полета «Востока», почти все выступавшие – и сам космонавт, и приветствовавшие его писатели – говорили как-то очень по-хорошему: естественно, сердечно, совсем не официально… Среди выступавших был поэт Роберт Рождественский. Он прочитал свои новые стихи: «Людям, чьих фамилий я не знаю». Стихи эти обратили на себя мое внимание, в частности, тем, что – едва ли не единственные из всего, сказанного с трибуны ЦДЛ в тот день, – были посвящены не космонавту, а создателям ракетно-космической техники.

Я попросил, чтобы мне перепечатали на машинке это еще не опубликованное в печати стихотворение, и дня через два, при первой же встрече с Королевым, как мог, прочитал его ему.

Он слушал очень внимательно.

Дослушав до конца, помолчал.

Потом попросил повторить одно место.

– Как там сказано: «Это ваши мечты и прозрения. Ваши знания. Ваши бессонницы»?..

И забрал листок с напечатанными на нем стихами себе.

Налицо был тот самый, в общем, не очень частый случай, когда произведение литературы дошло – дошло и в прямом и в переносном смысле слова – до адресата: одного из «великих без фамилий».

Впрочем, «закрытой» личность Главного конструктора была в основном у нас. Известный конструктор вертолетов Николай Ильич Камов имел однажды случай в этом убедиться. В начале 60-х годов он прилетел в Париж на очередной международный авиационный салон в Ле-Бурже. Не успел он сойти с трапа, как увидел среди встречающих старого знакомого – французского инженера Лявиля. Их знакомство возникло давно – еще где-то в 20-х годах. Тогда в Москве существовало концессионное авиационно-конструкторское бюро Ришара. Оно проектировало бомбардировщик, видимо, для подстраховки КБ молодого тогда Туполева, работавшего над такой же машиной. Среди сотрудников Ришара были как французы, так и наши инженеры, в том числе такие впоследствии известные, как С. Лавочкин, С. Королев, Н. Камов, И. Остославский и другие. К тому моменту, когда заказанный Ришару проект бомбардировщика был готов, выяснилось, что в КБ Туполева сделали проект более удачный и перспективный – будущий знаменитый ТБ-1 (АНТ-4). На этом практика привлечения зарубежных конструкторов в наше самолетостроение и закончилась – у нас поверили в собственные силы. «Варяги», то есть в данном случае французы, уехали.

И вот без малого сорок лет спустя – новая встреча. Рукопожатия. Объятия. Расспросы.

– Расскажи, Николя, что у вас нового? – спросил Лявиль. – Как наши коллеги?

– Да вот, знаешь, похоронили Лавочкина.

– О, я знаю. У нас писали. Бедный Симон! Ну а как живет Серж Королев?

Хорошо подготовленный к поездке за рубеж, Камов развел руками:

– Понимаешь, я его как-то потерял из виду…

– Николя! Ты ничего не знаешь. Он же у вас теперь самый главный по ракетам!

Лявиль был в курсе…

…Не знаю, в какой степени занимали Королева мысли о своей собственной, персональной популярности, но к чему он определенно не был равнодушен – это к истории своего КБ и вообще истории становления космических исследований в нашей стране. Во всяком случае, он явно стремился, чтобы не только основные факты, но и все подробности того неповторимого времени не пропали бы для потомства.

Говорят, в стародавние времена на каждом уважающем себя флоте при особе адмирала состоял специальный историограф. Наверное, в этом был свой смысл, хотя, с другой стороны, почему-то получилось так, что лучшие страницы истории морских боев оказались написанными не этими штатными историографами, а людьми, которые в боях просто участвовали – сначала делали историю, а потом уже писали о ней.

Так или иначе, Королев к мысли о том, что нужно бы заняться историей своей отрасли науки и техники и, в частности, историей своего КБ, возвращался не раз. И жаловался: «Руки не доходят!»

Я уже говорил о том, какое значение придавал СП внутрифирменным традициям. Очень серьезно относился к тому, чтобы процедура, сопутствовавшая удачно закончившейся работе, в дальнейшем повторялась каждый раз, как говорится, в масштабе один к одному. Хотел зафиксировать полезные для коллектива положительные ассоциации.

Одной из таких традиций было празднование Дня космонавтики.

Правда, и про эту традицию – как и про все остальное, связанное с космическими полетами, – тоже не скажешь, что корни ее уходят далеко в глубь веков: День космонавтики, как, наверное, помнит читатель, был учрежден в апреле 1962 года – в первую годовщину полета «Востока».

В последнее время количество всевозможных «дней», посвященных отдельным отраслям деятельности человеческой или даже конкретным профессиям, сильно возросло. Им уже, видимо, начинает не хватать календаря. Во всяком случае, в июле, например, мы торжественно отмечали День Военно-морского флота и одновременно День работников торговли. Так сказать, два дня в один день. Не приведет ли такая практика к девальвации и этих ценностей?..

Но День космонавтики пока все-таки не затерялся – и, хочется надеяться, еще долго не затеряется среди других подобных дат. Чересчур свежо в нашей памяти впечатление, которое произвело на людей всей планеты сообщение: человек в космосе! Даже соблюдая максимальную сдержанность в оценках, можно уверенно сказать: День космонавтики – праздник!

Ну а для коллективов, которые фактически сделали космонавтику своими руками, это праздник вдвойне.

Из года в