Ельцин - Тимоти Колтон

Говоря вкратце, в вопросе о прахе Романовых Ельцин столкнулся с более сильным сопротивлением со стороны членов элиты, чем в вопросе о теле Ленина. Но на этот раз он решил воспользоваться своими полномочиями, чтобы преодолеть его и ускорить решение вопроса в соответствии с собственной совестью, не заботясь о реакции народа, — кремлевские социологи, похоже, не проводили никаких опросов общественного мнения. В феврале 1998 года было решено навсегда перенести останки в столицу Российской империи Санкт-Петербург. В соборе толстостенной Петропавловской крепости, расположенной на берегу Невы, были погребены все русские цари от Петра I (1725) до отца Николая II, Александра III (1894). Ельцин сказал, что не будет присутствовать на церемонии из уважения к патриарху, но за сутки до назначенной даты передумал, вероятно решив проявить уважение и к жертвам большевиков и использовать это событие, чтобы набрать политические очки. Иностранные послы, которые не собирались присутствовать на церемонии в отсутствие президента, спешно меняли свои планы. Патриарх Алексий в Санкт-Петербурге не явился, равно как и депутаты-коммунисты, и Юрий Лужков, который был зол, что останки царской семьи захоронили не в Москве[1453]. Церемония проходила 17 июля 1998 года, в день 80-й годовщины расстрела. Пел церковный хор. Двенадцать священников в белых облачениях и дьяконов отпели погибших, не называя их имен. Гробы опустили в подземную крипту, и более пятидесяти членов рода Романовых, прилетевших на церемонию, подошли, чтобы бросить на их крышки горсть земли. Ельцин сказал в короткой речи, что окончательные обряды явились актом примирения, а не мести: «Расстрел семьи Романовых — результат непримиримого раскола в российском обществе на своих и чужих». Те, кто приговорил их к смерти, и те, «кто… десятилетиями оправдывал» это преступление (и бывший первый секретарь Свердловского обкома, бесспорно, был одним из этих людей), одинаково виновны. «Виновны все… Захоронение останков жертв екатеринбургской трагедии — прежде всего акт человеческой справедливости. В нем — символ единения народа, искупления общей вины»[1454]. В тот же день на месте Ипатьевского дома была отслужена панихида. Позже здесь был построен пятиглавый Храм-на-крови во имя Всех святых, в земле Российской просиявших, который освятили в 2003 году.

Второй президентский срок Ельцина напоминал первый по повседневной сосредоточенности не на высоких идеях и символах, а на бытовых проблемах власти и политики, в особенности политики экономической. Риторическое начало было положено ежегодным обращением президента к парламенту, с которым Ельцин выступил 6 марта 1997 года, — это было его первое выступление после возвращения к работе. Желая сразу же утвердить авторитет президента и не позволить депутатам Госдумы и Совета Федерации перехватить инициативу, администрация привлекла к работе над посланием режиссера Иосифа Райхельгауза, вместе с которым был составлен текст и отрепетирован каждый шаг и движение президента на кремлевской сцене. Перед появлением Ельцина и председателей двух палат Федерального собрания в зале притушили свет; пауза, предшествовавшая выходу президента, была рассчитана на то, чтобы привлечь внимание собравшихся. Чтобы депутаты не выступали после президента (никто и не пытался), Райхельгауз был готов включить национальный гимн, который заглушил бы их речи. Он также установил телесуфлер, но Ельцин приказал его убрать[1455].

Сама речь выражала такую же тревогу и беспокойство, как и прежние ельцинские иеремиады против советской власти десять лет назад, но теперь негодование президента было направлено на собственное правительство. Россия задыхается под «тяжелым грузом проблем», но с момента выборов не произошло никаких улучшений: «Безволье и равнодушие, безответственность и некомпетентность в решении государственных проблем — так сегодня оценивают российскую власть. Должен признать: это правильно». Хотя государство намеревалось «смягчить неизбежные издержки преобразований», происходящие в стране, «мы этого не сделали». В 1991 году Ельцин, рассуждая о переходном периоде, говорил о поиске и следовании по пути, ведущем к мировой цивилизации. На этот раз он выбрал менее радужную метафору. Он сравнил Россию после коммунизма с лодкой, пересекающей быстротечную реку. Лодка «застряла на полпути» посередине сурового и не прощающего ошибок потока. «Покинув старый берег, продолжаем барахтаться в потоке проблем. Он несет нас и не позволяет выбраться на новый берег»[1456].

Ельцин не представил исчерпывающего подхода и методологии перехода с одного берега на другой. Упор он делал на два более конкретных утверждения. Первое — это необходимость придать ускорение экономической реформе путем четкого разделения государственной и частной сфер деятельности. Прошло более пяти лет с начала шокотерапии, а «власть не овладела эффективными методами регулирования рынка» и препятствует восстановлению роста экономики. По мнению президента, «государство вмешивается в экономику там, где не должно этого делать, а там, где должно, — бездействует». Вторая коренная идея ельцинской речи 6 марта заключалась в том, что государству необходимо навести порядок в собственном доме. Исполнительная власть, нуждающаяся в «фундаментальной реформе», должна научиться координировать свои усилия в диапазоне обязанностей, значительно сузившемся после разрушения всеобъемлющего социалистического государства. Без этого правительство будет действовать, как пожарная бригада, бросающаяся с одного мини-кризиса на другой[1457].

После того как в июне 1996 года оборвалась кремлевская карьера Александра Коржакова, Ельцин убедился в необходимости положить конец злобным разногласиям в президентской администрации. Мини-КГБ Коржакова лишился своих прав на прослушивание и влился в более крупную структуру (до своей отставки ее возглавлял Михаил Барсуков), которая с этих пор стала называться Федеральной службой охраны (ФСО) и воздерживалась от участия в большой политике. Октябрьский крах Александра Лебедя быстро устранил еще одну угрозу согласию в исполнительной власти[1458].

Ельцин привел Анатолия Чубайса в кремлевский истеблишмент в июле 1996 года, чтобы начать давно ожидаемый ремонт системы. Чубайс был первым среди помощников Ельцина, кто пользовался ноутбуком. Не тратя времени даром, он решительно искоренил дублирующие друг друга подразделения и должности, внедрил централизованный управленческий стиль с более строгим разделением обязанностей и иерархией руководства. Была ликвидирована лишняя должность первого помощника, до выборов занимаемая Виктором Илюшиным. Теперь все помощники отчитывались перед президентом через руководителя администрации и его заместителей. Те помощники президента, которые занимали свои посты до выборов 1996 года (в основном бывшие ученые), сохранили работу, но сфера их ответственности заметно сузилась. Новые сотрудники происходили не из академических кругов, зато обладали опытом в сфере государственного управления, средств массовой информации, а иногда и в частном бизнесе[1459].

Эти перемены не только устранили разногласия прежних дней, но и частично лишили администрацию былой энергии. Старая гвардия не могла с этим примириться. Как напишет в 2001 году группа ее представителей, «закончилось время, когда „яйцеголовые“ требовались Ельцину для решения сложных политических задач „перехода к демократии“… Теперь неудобства, доставляемые независимыми людьми, перевешивали их достоинства»[1460]. «Яйцеголовые» уходили один за другим. Один из таких уходов принял необычный оборот. Юрий Батурин, помощник президента по национальной безопасности, пытался узнать о возможности реализовать свою заветную мечту стать космонавтом. Ельцин услышал об этом, сказал, что все в порядке, и вдруг 28 августа 1997 года его уволил. Срочно вернувшись в Москву из отпуска, Батурин удостоился рукопожатия, двухминутного разговора и фотопортрета президента с автографом. Не встречая препятствий со стороны Ельцина, он в сентябре присоединился к космической программе и совершил два полета в космос[1461]. Совет обороны, возглавляемый им в течение года и дублировавший Совет безопасности, вскоре после его увольнения был распущен.

Помимо реализации президентской программы, преобразованная ельцинская команда погрузилась в связи с общественностью — то самое искусство, которое помогло президенту сохранить власть на выборах 1996 года. «Аналитическая группа» Чубайса продолжала работать и после инаугурации, собираясь каждую пятницу в 10.00 для обсуждения «политического планирования». Сначала эти совещания вел заместитель Чубайса, Максим Бойко[1462]. Ельцин согласился еженедельно обращаться к избирателям, чтобы сохранить контакт с народом. Было решено, что обращения эти будут передаваться по радио, которое было выбрано в качестве более дружественного канала, чем телевидение, и лучше способного скрыть слабые места президента. Десятиминутные беседы записывались по пятницам и выходили в эфир по субботам вплоть до лета 1998 года.