Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Честертон удивительно точно определяет разницу между детством и отрочеством; у ребёнка есть жизнь, и есть игра («Давай поиграем!»), а у подростка жизнь становится игрой, и «он притворяется мужчиной, и бывалым мужчиной».
… ведь мы притворялись, что каждый из нас — независимейший джентльмен, живущий на собственные средства.
Эта игра часто переходит потом в эпоху юности, «джентльмен» так привыкает к игре, что уже совершенно в неё верит и в возрасте 18 лет говорит папе и маме: «Я женюсь. Я так решил».
Но самое печальное, что игра подростков в «бывалых мужчин» выражается чаще всего в трёх скверных вещах: они начинают курить, пить вино и говорить гадости о девчонках.
Я очень хорошо помню, как это делали мои товарищи, и рад, что у меня хватило тогда ума понять смехотворность такой игры и не принять в ней участия.
Вот этого я и тебе от всей души желаю: видеть глупость того, что глупо, смеяться над тем, что смешно, и не подчиняться законам стаи, оставаться самим собой. Хоть это и нелегко.
Часть третья
НА ПЕРЕВАЛАХ
А дни бегут,унося за собой года…
Александр ВертинскийВедь вот ещё вчера, крылаты и бывалы,сидели мы рядком, и красные бокалыу каждого из нас в изогнутой руке…
Булат ОкуджаваДвадцатое ноября
Мы возвращались с работы. Я из своего ЦИНТИхимнефтемаша, Ирка из «Бюро внедрения». Случайно сошлись на автобусной остановке, уже возле дома (мы жили теперь в Коньково). Сошлись и порадовались встрече. Весело болтая, шагали домой. Поднимаясь в лифте к нашему одиннадцатому этажу, я продолжал болтать, а Ирка вдруг забеспокоилась, ей что-то послышалось. Двери лифта раскрылись, и звук определился. Это орал полуторагодовалый наш Алёшка (было слышно из-за дверей). Моё настроение не переменилось (подумаешь, ребёнок орёт!), а Ирка стала судорожно попадать ключом в замок. Она влетела первой и сразу кинулась к ванной, откуда шёл крик. Я, ещё спокойный, прошёл туда же.
В ванной комнате не полу лежала мама, глаза закрыты. Рядом с любимейшей бабушкой стоял Алёшка и уже с хрипом рыдал из последних силёнок. Ирка его ухватила и вынесла, а я припал к маме, но она не дышала. Я маму звал, пытался делать искусственное дыхание, Ирка позвонила в скорую, потом на наш восьмой этаж. Пришёл добрый сосед Александр Александрович Сергеев, прекраснейший врач, много сделавший для нашей семьи. Он маму осмотрел и сказал коротко:
— Всё.
В кухне на плите был горячий обед, в ванной развешано только что выстиранное бельё. Это мама, возвратившись с ночного дежурства в больнице, забрала Алёшку из садика и сделала свои обычные, но уже последние земные дела.
……………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Вот и пришлось задуматься. Мы жили в общем беззаботно. Мама правила домом и была главной добытчицей. Мы же чувствовали себя достаточно свободно. Теперь всё изменилось. Да нет, прокормиться можно было и самим, но встал вопрос о перспективе. И потом: что значит прокормиться? Нужен завтрак, обед и ужин. Это понятно. Но почему-то в доме перестали быть: мыло, зубная паста, стиральный порошок, соль, сахар, чай… Откуда брались они раньше? Просто множество различных вещей и предметов были в доме всегда как природная данность. И вдруг нарушился порядок вещей. А сын растёт, и Наташка взрослеет. Отсюда и возник вопрос о перспективе.
В моём ЦИНТИ я до конца моих дней мог пользоваться уважением и даже любовью коллектива (особенно дамской его части), сидя на своём очень скромном окладе. А что же дальше?
Для начала решил я найти приработок. Но где? Просто так позвонил институтской подруге Светлане. И оказалось, что не зря. Муж её, Слава, тоже наш однокурсник, учиться приехал из провинции, потому и стал сразу строить свою будущую жизнь. Я блистал на семинарах и в курсовых работах, не подумав вступить хотя бы в институтское научно-студенческое общество, а скромный Слава к моменту получения диплома имел около сотни публикаций и вхож был в литературные журналы…
— Ты знаешь, — сказала мне Светлана, — Слава пишет внутренние рецензии для Комитета по печати. Прилично платят. Он тебя порекомендует, у тебя получится. Попробуй!
Я попробовал. Мне дали какую-то общественно-политическую книжонку, и я с большим удовольствием подверг её разносу на шести страницах в двух экземплярах. Оказалось, что Комитету именно это и нужно: они ведь контролировали качество выпускаемой литературы и обо всех недостатках издательств информировали Центральный Комитет.
Дмитрий Фёдорович Иванов, заместитель начальника Главного управления республиканских и областных издательств, прочитавший мою рецензию, сказал:
— Не хотите перейти к нам на штатную работу?
Ну кто мог ожидать такого вопроса, равнозначного предложению? Комитет по печати! Это было заоблачно и недоступно.
Я ответил:
— Я об этом не думал, но можно попробовать…
— Вы член партии?
— Нет.
— Ничего, это можно и после решить. Ведь вы по образованию историк? У нас вакансия в отделе общественно-политической литературы.
— Я предпочёл бы художественную, ведь я ещё и филолог…
— Там нет сейчас вакансии, а в дальнейшем можно и это решить.
Инспектор Управления кадров задал мне тот же вопрос о партийности. Получив отрицательный ответ, он сказал:
— Ничего, вступите потом.
Помолчал и прибавил:
— Если, конечно, нету других убеждений.
Начальник Управления кадров, отставной генерал (не знаю, какого рода войск), спросил, почему я захотел работать в Комитете. Я рассказал про поиск перспективы, и это понравилось. Они все были люди совершенно практические, демагогию применяли лишь на собраниях и прекрасно понимали земные устремления людей. Если бы я заговорил о желании сражаться на идеологическом фронте, это показалось бы подозрительным…
Госкомиздат
Из дневниковой записи.Январь 1976
Служу теперь в Госкомиздате СССР. Пишу заключения на тематические планы республиканских издательств (от имени центральной власти). Туркменский план начинается с раздела «Классики марксизма-ленинизма». Здесь «Критика Готской программы» на туркменском языке. Я усомнился: нужно ли? Что из классиков переводилось прежде? Есть ли последовательность и постепенность? Исписал три страницы. Мне сказали, что рассуждаю хорошо, но зря. Раздел «классиков» составляется в республиканском ЦК и обсуждению не подлежит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Харьков – проклятое место Красной Армии - Ричард Португальский - Биографии и Мемуары
- Хоровод смертей. Брежнев, Андропов, Черненко... - Евгений Чазов - Биографии и Мемуары
- Крупская - Леонид Млечин - Биографии и Мемуары
- Поколение одиночек - Владимир Бондаренко - Биографии и Мемуары
- Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов - Эдуард Буйновский - Биографии и Мемуары
- История моего знакомства с Гоголем,со включением всей переписки с 1832 по 1852 год - Сергей Аксаков - Биографии и Мемуары
- Средь сумерек и теней. Избранные стихотворения - Хулиан дель Касаль - Биографии и Мемуары
- Юрий Никулин - Иева Пожарская - Биографии и Мемуары
- Портреты в колючей раме - Вадим Делоне - Биографии и Мемуары