Солдат великой войны - Марк Хелприн

Алессандро закрыл люк и одно из окон, чтобы ветер перестал продувать его разгромленное жилище. Потом принялся сортировать мусор, выбрасывая безнадежно испорченное и откладывая то, что еще могло пригодиться.

Поскольку половина контейнеров с керосином разнесло взрывом, он понимал. что придется греться у костра, а потому складывал все щепки и куски дерева в угол. Оружие, патроны, альпинистское снаряжение, инструменты, одежду и кухонную утварь сортировал, вещи, требующие ремонта, откладывал в сторону.

Он снова собрал стол, поправил койку, привел в относительный порядок книги, которые по большей части вырвало из переплетов. «Новую жизнь» пришлось собирать дольше всего, некоторые листы так и остались на полу, прилипшие к крови и лимфе.

Все обломки телефона он собрал на столе. Деревянный корпус разлетелся, металлические части внутри погнуло, провода в зеленой изоляции порвало. Алессандро подумал, что сможет починить аппарат, если поймет предназначение каждой части. Он никогда не видел нутро телефона. По существу, от него требовалось заново изобрести телефон, пройти тот же путь, который в свое время привел к созданию телефона. Ему не терпелось этим заняться, но он понимал, что надо подождать, пока вернутся силы. Покуда он собирал обломки на столе рядом с выложенными аккуратными рядами инструментами.

Потом пришел черед продуктов. Десять часов он подбирал с пола зерна риса, а также макароны, сахар и чай. Он не собирался есть ничего, замаранного кровью, и от прежних запасов осталась только треть. Кое-что собрать не представлялось возможным, или это унесло ветром, скажем, порошок какао. Оставшегося керосина хватало, чтобы каждый день кипятить котелок с водой и один час жечь лампу. Несколько одеял пробило пулями.

Он разрезал рубашки и свитера, чтобы обрабатывать рану, не раздеваясь на холоде, и сложил одеяла и покрывала так, чтобы обеспечить максимальное сохранение тепла. С тремя слоями шерсти под собой и шестью сверху, он надеялся, что ему будет тепло, не начнет бить дрожь и он не впадет в ступор.

Он приготовил все для того, чтобы поесть, налил воды в кастрюльку на керосинке, положил спичку рядом с коробком, насыпал пять ложек сахара в кружку с чаем и ложкой. У него осталось только двенадцать квадратиков шоколада, но рядом с кружкой он положил два. Съел все, что осталось в расплющенной банке сардин, выкинул исковерканную жестянку, слизал масло с пальцев. Отрезал себе кусок сыра, выпил литр воды. Жажды не испытывал, но знал, что жидкость ему необходима.

Ожидая, пока вода пройдет весь путь по организму, чтобы потом не пришлось вылезать из теплой постели, он надел несколько пар носков, натянул на себя свитера, на голову натянул шерстяную шапку. Потом подошел к окну, отлил и на какое-то время согрелся.

Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь щели при закрытых ставнях, пронзали темноту, подсвечивая множество серебристых частичек пыли. Алессандро сел на кровать. Промыл рану спиртом. Ножницы для резки бинтов вошли в тело на ноготь большого пальца. Не будь в этой части груди крепкой мышцы, острие, возможно, добралось до сердца.

* * *

Он проспал три дня, но ему казалось, что гораздо дольше. Когда он проснулся, едва мог пошевелиться, и лежал, как ему показалось, в топке. Одеяла его согрели, только лицо ощущало прохладу, а нос заледенел. Он проваливался в сон и просыпался, дышал неглубоко, но ровно. Когда откинул одеяла, голова закружилась. С трудом зашнуровал ботинки, все тело болело. Прежде чем надеть шинель, осмотрел рану. Она затянулась, выглядела маленькой, но опасность воспаления оставалась.

Пока Алессандро пил чай, он вспомнил, что постоянно видел сны, но какие именно, так и осталось тайной, за исключением одного: он шел по галерее, в которой цвета картин окрашивали зрителей.

Он занялся ремонтом, начав с телефона. Наблюдательный пункт играл важную роль для войны, которая шла внизу, а поскольку враг знал, что попытка вывести его из строя провалилась, он, вероятно, предполагал, что его сообщения по-прежнему доходят до адресата. Это вытекало из действий австрийцев, которые вели себя тихо и не высовывались. Алессандро считал, что обязан оправдать их ожидания.

Прежде, чем пытаться собрать телефон, предстояло понять принцип его работы и иметь под рукой все необходимое для ремонта. Сначала он приготовил клей. Два дня не ел и не пил ничего горячего, используя керосин, чтобы расплавить переплеты, которые он превратил в вязкую жидкость, добавляя сахар, муку и керосин. Теоретически керосину следовало испариться после того, как полученная смесь вылилась бы из воздухонепроницаемого контейнера и клей бы застыл.

Он вытащил все гвозди из маленьких патронных ящиков, наколол щепок, чтобы использовать их как шплинты, обшарил все в поисках проволоки, достаточно малой в диаметре, чтобы скреплять детали. Проволоку он нашел, уже совсем было собираясь отказаться от поисков, она была намотана вокруг линз подзорной трубы, которые он вытащил в поисках компонентов для клея.

Собирая инструменты и материалы, он начал решать механические задачи, методично подбираясь к внутренностям телефонного аппарата — от проводов и тех частей, которые оставались на виду: микрофон, динамик, рычаг, звонок. Он говорил сам с собой, чтобы убедиться, что с логикой все в порядке, прикидывая варианты и в рассуждениях находя наиболее правильный, подбадривая себя. Микрофон, теперь пустой, раньше наполняли угольные гранулы, которые он собрал после взрывов гранат в кружку. Под воздействием тонкой медной диафрагмы они сходились и расходились, пропуская более сильный или слабый ток. Этот ток, вероятно, очень слабенький, поступал в катушку, где усиливался, прежде чем отправиться вниз по горной стене.

Первым делом он склеил ту часть трубки, в которой находились угольные гранулы. Потом восстановил связь с катушкой, перемотал ее и поставил на место, используя гвозди, проволоку и шплинты. Проделал то же самое с динамиком, который представлял собой магнит у металлической диафрагмы, и перемотал магнитные катушки.

На все это ушло несколько дней, потому что приходилось выпрямлять детали, придавать им нужную форму, соединять, находить правильное расположение друг относительно друга или даже заменять. Когда Алессандро закончил ремонт, телефон, стоявший на столе, казался хрупким и жалким. У него не было ни времени, ни материалов, ни сил разобрать его и предпринять вторую попытку. На ремонт ушла почти неделя, и его вахта заканчивалась менее чем через неделю. Так что телефон мог заработать или сейчас, или никогда.

Алессандро смотрел на него, боясь прикоснуться. Потом, уверенный, что все старания пошли прахом, снял трубку и крутанул ручку.

— Алло? — изумленно ответил кто-то.

— Вы меня слышите? — спросил Алессандро, изумленный еще больше.

— Кто это?

— Вы меня слышите?

— Да, слышу. Кто это?

— Это я.

— Кто — я?

— Алессандро. Алессандро Джулиани. Я починил телефон.

Последовала долгое молчание.

— Мы были уверены, что тебя убили.

В этот момент Алессандро дернуло током, словно молния ударила в провод или огонь святого Эльма заполнил пещеру, и к нему вернулась часть сна, который он никак не мог вспомнить.

Он никогда не летал ни на самолете, ни на воздушном шаре, а потому не мог видеть Венецию с воздуха, потому что в отличие от многих других итальянских городов в окрестности Венеции нет ни гор, ни холмов, откуда можно было бы полюбоваться панорамой города. Во сне, однако, он летал над Венецией по широкому кругу, ощущая воздействие центробежной силы.

Сверху город казался оранжевым, каналы сверкали в солнечном свете синим, сине-зеленым и даже белым позади моторок, которые мчались, словно гончие. Алессандро видел каждую деталь города, каждый оттенок цвета и головокружительную небесную синеву вокруг себя.

Улицы напоминали темные каньоны, время от времени озаряемые солнечными лучами, которые заливали площади, а иногда улицы разворачивались, открываясь свету. Розовые и оранжевые крыши пылали на солнце, купались в его сиянии. Никогда прежде Алессандро не видел ничего подобного: похожий на скарабея город лежал на воде, благоухая красотой, не подвластный времени. Казалось, он являл собой источник жизненной силы.

* * *

Хотя нести дрова и разжигать огромный костер пришлось целому взводу, Алессандро разрешили принять горячий душ, которым он наслаждался чуть ли не час. Ледниковая вода нагревалась над костром из толстенных еловых поленьев, которые трещали, точно винтовочные выстрелы. Пар от душа смешивался с туманом и смолистым дымом и плыл над окопами и бункерами.

Алессандро побрился, надел новую форму. Поскольку ничего другого ему дать не могли, он облачился в форму альпийских стрелков: подбитые гвоздями сапоги, белые обмотки, зеленые шерстяные штаны, китель с красным кантом и алым воротником и шляпу с перышком. Красивую, более теплую и куда менее удобную, чем армейская. После обеда, состоявшего из бульона и жареного окуня, он вышел на вечерний воздух. Звезды пульсировали между тяжелых облаков, которые плыли ниже окружавших долину пиков.