Иосиф Сталин. От Второй мировой до «холодной войны», 1939–1953 - Джеффри Робертс

28 июня Сталин отдал приказы Забайкальскому и 1-му Дальневосточному фронтам приготовиться к наступлению 25 июля, а 2-му Дальневосточному фронту – к 1 августа100. Главной целью кампании было разгромить японскую Квантунскую армию в Маньчжурии. При этом основной удар должен был нанести Забайкальский фронт, а поддержку должны были осуществлять 1-й Дальневосточный и 2-й Дальневосточный фронты, а также Тихоокеанский флот СССР – их задачей было расколоть и изолировать японские войска в Маньчжурии.

Параллельно к этим военным приготовлениям велись дипломатические действия по обеспечению благоприятных условий для вступления СССР в войну на Дальнем Востоке. Самой важной задачей было убедить японцев, что им не нужно опасаться Советского Союза – по крайней мере, в ближайшее время. Эта задача приобрела особое значение после того, как 5 апреля 1945 г. Москва объявила, что не будет продлевать пятилетний срок действия советско-японского пакта о нейтралитете101. Некоторые японские политики считали, что СССР в ближайшем будущем планирует нападение, поэтому они продолжали обращаться к советскому правительству с предложением выступить посредником в переговорах о завершении войны в Тихоокеанском регионе. Как указывает Дэвид Холловей, «Советское правительство ничем не выказало заинтересованности в инициативах Японии. Оно не проявило ни малейшего желания помочь Японии договориться о мирном соглашении с Соединенными Штатами; не было оно заинтересовано и в том, чтобы отказаться от участия в войне в обмен на предложение Японии предоставить Советскому Союзу большее влияние в Азии… Сталин неизменно высказывался за вариант безоговорочной капитуляции, которую он понимал максимально жестко»102.

Еще одной задачей советской дипломатии в это время было добиться подписания договора о союзничестве с Китаем, как было решено в Ялте. Сталин, однако, не хотел вступать в переговоры с китайцами слишком рано, потому что не доверял их способности хранить секреты и боялся, что они раскроют планы СССР о готовящемся нападении на Японию. Таким образом, переговоры начались лишь в конце июня, но когда они начались, Сталин принял в них самое активное участие. В период с 30 июня по 12 июля Сталин встретился с представителем Китая Сун Цзывенем шесть раз103. Китайцы охотно подписали соглашение с СССР; они очень хотели, чтобы Красная Армия атаковала японцев, но отказывались признавать независимость Внешней Монголии или принять требования СССР касательно Порт-Артура и Даляня104. К середине июля, когда Сталин уехал на Потсдамскую конференцию, стороны еще не достигли согласия по этим вопросам.

Читая записи бесед Сталина с Сун Цзывенем, можно заметить, что они были очень однообразными, утомительными и, несомненно, очень разочаровывали главу СССР. Как Сталин пожаловался Гарриману после одной из таких встреч, он «не мог понять точно, что предлагал Сун. Сун говорил много и тратил много времени на то, чтобы сделать записи, но нельзя было точно понять, что он предлагает. Они просили его представить свои предложения в письменном виде, но он пока этого не сделал… свои предложения они представили Суну в письменном виде, на русском и на английском. От Суна они получили только слова»105. Тем не менее, переговоры Сталина с Сун Цзывенем представляют замечательную возможность оценить, насколько глобально мыслил Сталин в конце Второй мировой войны. Его основной мыслью была параллель между долгосрочной угрозой со стороны Японии и угрозой, исходившей от Германии. 2 июля он заявил Сун Цзывеню: «Япония не погибнет даже в том случае, если она будет вынуждена безоговорочно капитулировать. История показывает, что японцы – сильная нация. После Версальского договора все думали, что Германия больше не поднимется. Но прошло каких-нибудь 15–17 лет, и она восстановила свои силы. Если Японию поставят на колени, то и она со временем сможет повторить то, что сделала Германия».

Далее Сталин объяснил Сун Цзывеню, что, подписывая соглашение на Крымской конференции, он руководствовался необходимостью усилить стратегические позиции Советского Союза на Дальнем Востоке для предстоящей войны с Японией106. 7 июля Сталин сказал Суну, что «Советский Союз думает о будущем, о перспективах, а не о промежутке времени в полгода или год. После того как Япония будет разгромлена, она все равно через какие-нибудь 20 лет возродится. Советское правительство хочет построить советско-китайские отношения, исходя не только из настоящего, но и из будущего, из перспектив»107. 11 июля Сталин вернулся к аналогии с Германии, указав Суну на то, что если не будет демонтировано промышленное оборудование Германии, стране будет легко восстановить вооружение. По отношению к Японии он опасался, что англичане и американцы «забудут о страданиях, принесенных нынешней войной, и начнут предоставлять Японии различные льготы, так было с Германией после Первой мировой войны… в Америке и Англии найдутся люди, которые будут помогать Японии. Сун не знает… как пришлось представителям Советского Союза бороться в Крыму и Тегеране, чтобы добиться принятия требования безоговорочной капитуляции Германии… они [англичане и американцы] просто хотели сохранить Германию для политической игры, для равновесия. Несомненно, в США и Англии найдутся люди, которые будут помогать Японии. Для того чтобы этого не было, нам нужно располагать большими силами»108.

Как пишет Дэвид Холловей: «Представление Сталина о послевоенном устройстве мира во многом определялось возрождением мощи Германии после Первой мировой войны и двойной угрозой, которую для Советского Союза представляли Германия на западе и Япония на востоке. Он предвидел, что в конечном итоге мощь Германии и Японии будет восстановлена после Второй мировой войны, но хотел задержать это восстановление на как можно больший срок. Он опасался, что Великобритания и США будут способствовать восстановлению мощи этих стран, чтобы уравновесить силу Советского Союза. Именно поэтому было важно занять позицию, которая позволила бы предотвратить, отсрочить или оказать противодействие восстановлению мощи Германии и Японии и обеспечить Советскому Союзу доминирующее положение в Европе и Азии»109.

В Европе эту сложную ситуацию, связанную с восстановлением мощи Германии и с его опасениями по поводу непоследовательных действий западных союзников, Сталин был намерен решить путем создания долгосрочного альянса славянских государств. На Дальнем Востоке решением было создание прочного советско-китайского альянса. Еще одна параллель с событиями в Европе касалась роли китайских коммунистов в предлагаемой Сталиным схеме послевоенной ситуации на Дальнем Востоке. Сталин побуждал китайских коммунистов (так же, как и европейских) создать национальный фронт борьбы с общим врагом – в этом случае с Японией – и взять курс на установление после войны демократического прогрессивного режима. Для Мао и Коммунистической партии Китая принять такой политический курс было непросто, ведь они уже почти двадцать лет с переменным успехом вели гражданскую войну с националистским правительством Чан Кайши. Тем не менее, все говорит о том, что Мао принял предложенную Сталиным стратегию, если и не следовал всем его советам касательно тактики. Он, как и коммунисты Восточной Европы, осознавал многочисленные плюсы военного вмешательства СССР в войну против Японии110. Естественно, эта перспектива вызывала беспокойство Чан Кайши, но он успокаивал себя обещанием Сталина признать его режим как единственное законное правительство Китая. В одном из разговоров с Гарриманом Сталин в шутку назвал Мао и его товарищей «маргариновыми коммунистами». Посол понял это так, что они не настоящие коммунисты, а патриоты, которых больше всего заботят национальные интересы страны. Относительно Азии, как и относительно Европы, Сталин последовательно убеждал своих западных союзников в том, что «советизация» уже не числится на политической повестке дня Советского Союза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});