Сокровища - Джоанна Кингслей

Задавая этот вопрос, Пит поняла, куда он может их завести.

— Потому что я не понимаю, черт побери, как ты можешь ставить это на первое место. Неужели, Пит, так важно, если эта чертова герцогиня Виндзорская получит еще одну блестящую безделушку ко всем ее прочим драгоценностям? Меня не волнует, кто она, насколько богата или знаменита. То, что она покупает на свои деньги, доставляет ей не более нескольких мгновений эгоистичного удовольствия.

— В таком случае неважно, есть ли на свете «Мона Лиза» или мраморная «Венера». Полезны ли они? Люк, если ты не можешь оценить то, что я делаю, вместе с этим ты отвергаешь и меня.

Он схватил ее за руки.

— Нет, Пит. Я люблю тебя.

— И какова же любовь в твоем понимании? — с горечью спросила она. — Нечто большее, чем несколько мгновений эгоистичного удовольствия?

Они пристально посмотрели друг на друга, потом она вырвалась из его рук и пошла наверх упаковывать вещи — в Париж.

Прилетев в субботу утром в Париж ночным рейсом из Нью-Йорка, она направилась прямо в очаровательный отель, который ей рекомендовала Джесс. Позвонив Джесс, чтобы посплетничать о своей «секретной миссии» и поплакаться в жилетку о ссоре с Люком, Пит узнала много полезного для себя.

— Я могу кое-что рассказать о ее королевском высочестве, что может быть тебе полезным. Я видела ее.

— Ты?

— У нее есть общие друзья с моими родителями, и у них дом на побережье Карибского моря. Лет восемь-девять назад мы все гостили там. Встретив Уоллу лишь раз, никогда не забудешь.

Джесс рассказала ряд моментов, чтобы дать представление о герцогине. Это была тщеславная женщина, которая обожала лесть. Ей нравились люди, которые хорошо относились к ее собакам, поскольку она считала их своими детьми. И ценила тех, кто называл ее «Высочество» и делал перед ней реверанс, когда их представляли друг другу — особенно потому, что по протоколу ей это не полагалось. Она берет в руки бумажные деньги, только если они новые и хрустящие, или ее служанки прогладят их.

— Ты шутишь! — рассмеялась Пит.

— Поверь мне, — уверяла Джесс, — нет нужды придумывать возмутительные истории, когда говоришь о герцогине Виндзорской.

Пит не думала, что ей представится случай предложить герцогине деньги, но знание особенностей ее характера не повредит и поможет легкому общению.

По дороге в аэропорт Пит схватила в книжном магазине пару биографий и провела большую часть дня в Париже, изучая их. Она вышла только посетить первый магазин Картье, где, как известно, герцог заказывал особые подарки для своей жены ко дню ее рождения и годовщинам их свадьбы, и посмотреть на парижский филиал «Дюфор и Ивер» из-за сентиментального любопытства.

Она не любила осматривать достопримечательности. Виды Эйфелевой башни, Сены и Нотр Дам, которые невозможно пропустить, разъезжая по Парижу на такси, навели на нее только грусть. Париж — город влюбленных, все песни и стихи говорили об этом. Ей надо было бы быть здесь в первый раз с Люком.

Хоть он и извинился, когда она позвонила из аэропорта Кеннеди перед отлетом в Париж, Пит знала, что проблема не похоронена навечно. Люк никогда не сможет полностью побороть свое чувство злобы против определенного вида богатства и его разрушительных сторон. Он считал, что оно убило его мать. Он был не настолько глуп, чтобы в отместку сделаться нищим, но большую часть денег тратил на филантропию, а не на роскошь. Поэтому между ними могло быть не только различие во взглядах и ценностях, но и то, что ей нравилось в нем больше всего — его цельная натура, честность с ней и откровенная приверженность бескорыстной жизни.

В субботу утром Пит оделась в подобающий случаю черный костюм — ничего такого, что могло бы затмить герцогиню, — и убрала назад волосы, чтобы выглядеть аккуратной. Готова, успокоила она себя, посмотрев последний раз в зеркало, выходя из номера и повторяя шепотом: «Реверанс, собаки, лесть… реверанс, собаки, лесть».

Через полчаса такси въезжало через высокие чугунные ворота на краю Булонского леса, и Пит очутилась во дворе большого дома с каменной балюстрадой вокруг крыши.

Дверь открыл седовласый Джордж Санегр, долголетний дворецкий-испанец герцогини. Высокий и прямой, в полосатых утренних брюках и фраке, он впустил Пит, как только она назвала себя.

Почти сразу же к ней подлетело трио пронзительно лаявших грязно-бежевых мопсов с серыми и черными мордами, которые вбежали в открытую дверь и заскользили по мраморному полу. Их украшали ошейники из норки, усыпанные бриллиантами, и от них пахло духами «Диор».

Дворецкий указал на книгу, лежавшую на мраморном столике.

— Запишитесь, пожалуйста, в книге посетителей, и я проведу вас в салон. — Рядом с книгой Пит заметила красную кожаную коробочку, на которой золотыми буквами было вытиснено «Король». Дрожь прошла по ее телу даже при взгляде на историю ушедшей эпохи.

Ее провели из огромного холла с причудливо расписанным потолком по широкой лестнице в изысканную серебристо-голубую комнату, полную бледного водянистого солнечного света. Зеркала с канделябрами отражали прекрасную французскую мебель и портреты королевы Марии, королевы Александры и герцога — во всех регалиях принца Уэльского Эдуарда, висящие в серебряных рамах, украшенных драгоценными камнями.

Комната была заставлена столами разной формы и размеров, и на каждом из них сверкали сокровища — драгоценные кинжалы, фарфоровые конфетницы, шкатулки работы Фаберже, покрытые бриллиантами, серебряные подсвечники, табакерки, часы, небольшие лампы, даже боевая дубинка маори из Новой Зеландии.

Повсюду были цветы — белые каллы; большие, размером с капусту, высокие пионы; букеты тепличных нарциссов, распространяющие дурманящий аромат, и огромные, любимые герцогиней, белые хризантемы.

В ожидании герцогини Пит подошла поближе к портретам. Она остановилась перед королевой Марией, в парадной мантии, изображенной в царственной позе, когда позади нее голос решительно произнес:

— Моя свекровь. Она никогда не считала нужным признать меня.

Пит повернулась и увидела герцогиню, которая направлялась к ней с легкой улыбкой на лице. Герцогиня подала ей руку. Взяв ее, Пит присела в реверансе, который вчера вечером усердно училась делать перед зеркалом. Герцогиня улыбнулась более радушно, указав Пит на кресло.

— Присаживайтесь, мисс Д’Анджели. — Ей было далеко за семьдесят, но герцогиня сохранила поразительную фигуру. На ней было темно-синее платье, ее черные как смоль волосы в то утро были уложены Александром, который проделывал это ежедневно на протяжении почти тридцати лет. Три подтяжки кожи лица дали замечательный результат. Решительная линия подбородка, высокие выступающие скулы, правда, глубокая морщинка пересекала лоб, а высокие брови дугой придавали ей несколько удивленный вид.