Вавилон - Маргита Фигули

Всадники спешились, протискиваясь к обелиску. Впереди шел военачальник с плеткой в руках; сложив ее вдвое и приблизившись к Сурме, он наотмашь хлестнул его по лицу. Брызнула кровь. Алые струйки потекли по шее на рубаху.

— Да отомстят тебе боги! — простонал Сурма.

— Ради Энлиля! — воскликнула Нанаи. — Что вы делаете?

Она не подозревала, как и сам Сурма, что это верховный судья Индин-Амуррум велел схватить бунтовщика, когда ему донесли о его крамольных речах. Идин-Амуррум не думал, что пригрел на своей груди змею: не знал, что прозрев, Сурма устремит взор за рубежи отчизны и. вместо того чтобы помочь братьям в схватке с иноземным захватчиком, станет уповать на справедливость персидского царя… Идин-Амуррум приказал связать и бросить его в темницу.

Не успела толпа опомниться, как стражники набросились на Сурму и увели его.

Нанаи круто повернула коня. Она намеревалась пробраться на, царскую, дорогу, чтобы сообщить о случившемся Набусардару, но толпа зажала ее в своих тисках, не давая тронуться с места. Дернув поводья, девушка пришпорила жеребца. Конь взвился, и люди отпрянули в страхе. Нанаи двинулась напролом и вскоре выбралась на свободное пространство. Только тут дошло до ее сознания, что поступок Сурмы враждебен и Набусардару, а стало быть, Сурма не заслуживает его заступничества. Это заставило ее переменить решение.

Она поскакала прямо к мосту через Евфрат, Макат Абарти Пуратту, куда вели ворота Ураш. Дорога показалась ей бесконечной. Точно оживший сказочный дракон Мардука, летела она на взмыленном коне. На мосту через канал Арахту, огибавший северные укрепления Царского Города, поводья выскользнули из рук Нанаи, и она поймала их лишь под стеной возле храма Нинмахи, храма Великой Матери. На мосту через канал Либилхегал, ограждавший южные бастионы Царского Города, чуть было не задержала стража. Пожалуй. она ускакала бы, но жеребец заартачился. Начальник стражи приказал схватить ее за неподчинение приказу остановиться. Нанаи защищалась, ссылаясь на грамоту и печать Набусардара. Препирательства, казалось, никогда не кончатся. Нанаи охватила тревога, и она сказала:

— Ты хочешь, господин, быть в ответе за то, что я не смогу своевременно передать наместнику Борсиппы наказ Набусардара? Мне велено не задерживаться ни минуты. Но, кажется, ты считаешь, что приказы начальников тебя не касаются?

Тогда, опасаясь наказания, солдаты заступились за нее.

— Я не могу больше задерживаться. Отпусти меня. — настойчиво твердила Нанаи.

Она с нетерпением ждала, когда начальник поднимет руку и даст знак солдатам. Наконец тот нерешительно согласился. Нанаи пришпорила коня и помчалась во весь опор; гулкий топот разнесся по улицам.

Во время бешеной скачки Нанаи потеряла шлем — скользнув по крупу коня, он со звоном покатился по мостовой.

— Женщина! — тотчас услыхала она позади изумленный крик и вслед за этим — другой:

— Держи ее!

Начальник стражи выслал в погоню за нею двух всадников.

Близилась ночь, мост через Евфрат был уже поднят.

С развевающимися волосами, подлетев к страже у мостовых ворот Ураш, Нанаи выпалила, едва переводя дыхание:

— Я гонец Набусардара.

И протянула полученную от него глиняную дощечку.

Начальник стражи тотчас приказал отпустить мост и воздал ей почести, полагающиеся царским гонцам.

На дороге между Эсагилой и башней Этеменанки она услышала позади цокот копыт. Ее догоняли стражники.

Мост еще не опустился, а Нанаи уже вихрем мчалась по нему. Сил для продолжения этой бешеной скачки у нее оставалось немного. Руки ее отяжелели, тело отказывалось повиноваться. Нанаи чудилось, будто она карабкается на гору — Машу, по вершине которой проходит граница мира, граница между жизнью и смертью,

* * *

За волнения, смуту и беспорядки, охватившие Вавилон, карали чужеземцев.

Двери домов многих персов, лидийцев и мидийцев были изрублены топорами, имущество их было разграблено, а сами обитатели изгнаны в пустыню. Лавки финикийцев также подверглись разграблению, а их владельцев впрягли в телеги вместо скота и заставили возить тяжести. Вспомнили о вековечной кровавой вражде ассирийцев и эламитов. Греков, римлян, этрусков, гишпанцев, карфагенян, индийцев, китайцев, нубийцев и эфиопов лишь секли для острастки. Армяне, киликийцы и арабы заблаговременно покинули Халдейское царство:

Египтян под страхом смерти трогать было запрещено:

Вавилон рассчитывал на военную помощь фараона, не предполагая, что фараон уже предал Валтасара.

Тяжкое подозрение пало и на иудеев. После поражения халдейского войска под Холмами они еще откровеннее стали уповать на грядущее избавление.

Но недолгой была их радость, питаемая надеждой на то, что Кир даст им свободу и позволит вернуться в Иерусалим, где пески заносили осиротевшие могилы их отцов. Царские стражники ворвались в еврейский квартал, тал, мечами и копьями поражая все живое, что попадалось под руку. Плач, стоны, крики отчаяния огласили город, словно в день Страшного суда.

Желая избавить своих соплеменников от новых напастей, Зоробабель, внук израильского царя Иоакима, в сопровождении проповедника отправился в царский дворец. Он был полон решимости вымолить снисхождение к своему несчастному племени.

Валтасар отказался принять Зоробабеля и насупил брови.

— Ненавижу, — прошипел он. — И если он не хочет провести остаток дней своих с пророком Даниилом в темнице, пускай убирается!

Зоробабелю не оставалось ничего иного, как удалиться; когда стража закрыла за ним трое тяжелых ворот из кедрового дерева, он сказал проповеднику:

— Я не в силах дольше смотреть на страдания моего народа. Ты посредник между богом и людьми, испроси у Ягве избавления. Доколе, доколе же нам еще терпеть?

— Не гневи богов, Зоробабель. Тебе суждено еще узреть место, где стоял и снова вознесется великий и вечный Иерусалим. Быть тебе его властелином, Зоробабель.

— Силы мои на исходе, друг мой. Не дождаться мне избавления.

— Разве не говорил я тебе, чтобы в минуты слабости ты молился перед клетью, замурованной в Воротах Иштар, где в цепях и оковах влачил свои дни твой дед Иоаким? В него плевали проходившие мимо халдеи, народ великого и мудрого царя Навуходоносора, что отстроил и укрепил славный Вавилон, покорил моря и земли, царя, равного которому не знал мир. Это он заточил в клеть и позволил осквернять плевками израильского царя, могущественного царя Иоакима. Мудр был Навуходоносор, и превзошел он всех халдейских царей, но запамятовал, что в жизни нужно быть не только сильным, но и великодушным. Зоробабель, тебе суждено узреть Иерусалим, ты будешь свидетелем падения Вавилона.

— Сил моих больше нет… — повторил тот, положив руку на плечо мудреца.

— Молитва у Ворот Иштар вселит в тебя бодрость.

Зоробабель едва доплелся от Ворот Белтис в царском дворце до Ворот Иштар.

Проповедник попросил стражу позволить им преклонить колени перед клетью, над которой была высечена обращенная к богу Мардуку молитва. Раньше камня этого не было. Но, прослышав о том, что иудеи приходят сюда, на священное для них место, чтобы воззвать к Ягве, Эсагила приказала казнить на жертвенниках тридцать паломников, а над клетью начертать молитву, обращенную к Мардуку. Когда кто-нибудь из евреев приходил сюда почерпнуть жизненных сил, он обязан был читать вслух высеченные на каменной плите слова.

И Зоробабель, подняв голову, смотрел на хитроумные, начертания знаков:

«О Мардук, Создатель, Повелитель, Царь среди богов!

Верховный, Всемогущий и Всеведущий, обрати на меня взор свой.

Падаю ниц перед величием твоим,

Прах лижу с ног твоих,

Трепещу меча твоего.

Нет бога могущественнее тебя,

Нет бога мудрее тебя.

Нет бога строже тебя.

Ты создал меня и дал мне жизнь!»

Иудей пробежал глазами слова молитвы, а вслух не произнес ни одного.

— Зоробабель, — вывел его из задумчивости проповедник, — сделай хотя бы вид, что ты молишься. За нами следят.

— Не могу я взывать к Мардуку, не могу, — воспротивился тот.

— Тебя предадут смерти. Молись.

— Ягве, — воскликнул Зоробабель, — смилуйся над нами! Проповедник похолодел от страха, а начальник стражи заметил:

— Он оскверняет достоинство Мардука. Мы обязаны арестовать его за богохульство…

— Он душевнобольной, — вступился за него проповедник, — пожалейте его.

Начальник стражи пытливо уставился в изможденное лицо внука царя Иоакима. Но тут Зоробабель снова шевельнул губами и снова произнес:

— Ягве, бог ты мой всемогущий, я вечно буду славить тебя.

Проповедника бросило в дрожь.

Один из стражников, плечистый, широкий в кости детина, буркнул:

— Коли ты поводырь, запрети ему болтать про Ягве. Бог Мардук повелевает небесами. Пускай молится Мардуку.