Публичное одиночество - Никита Михалков

Возможно, что в создании фильма примут участие и киностудии ряда европейских стран. (II, 15)

(1989)

Это романтическая история любви молодого юнкера и американки, приехавшей в Россию. Кинороман охватывает двадцатилетие – с 1885 по 1905 год. Основное действие развернется в Петербурге, съемки пройдут также в Сибири и частично в американской офицерской школе в Вест-Пойнте.

Сценарий написан на американскую звезду Мерил Стрип, которая, правда, пока не дала согласия. Сейчас у нее есть очень интересный замысел и большое желание его осуществить. Надеюсь, в ближайшее время актриса поставит нас в известность о своем выборе. Из наиболее серьезных претендентов на роль ее партнера мне видится Олег Меньшиков. В фильме будут заняты и мои любимые актеры – Елена Соловей, Юрий Богатырев, другие артисты, которых мне еще предстоит полюбить.

Мне вообще неинтересно снимать и смотреть картину, если я не ощущаю любви к тому, кто это сделал, к тем, о ком говорят. Ибо без надежды, без веры, без любви невозможно ничего в нашем искусстве. Убежден: хороший фильм может родиться только в атмосфере этого главного, на мой взгляд, человеческого чувства. Артиста нужно бесконечно любить. Любить надо и осветителя, и гримера, и костюмера. Вообще необходимо, чтобы в съемочной группе собрались единомыслящие и единочувствующие люди, даже если они говорят на разных языках. Кстати, в нашем фильме будет звучать и русская, и французская, и немецкая речь, как и было в той жизни, о которой мы хотим поведать зрителю.

Продюсером выступит Анджело Риццоли – имя, известное в мировом кинематографе. Его дед продюсировал «Сладкую жизнь», «8 ½», другие знаменитые ленты. (I, 28)

(1989)

Сейчас целиком поглощен «Сибирским цирюльником», который уже выпил из нас цистерну крови.

К сожалению, так сложилась моя жизнь: если я работаю, то это совершенно на износ. Даже когда мою машину, куда-то еду, с кем-то разговариваю, из творческого процесса не выключаюсь. У меня нет распорядка: сейчас я пишу, потом думаю, потом гуляю, отдыхаю.

Сценарий «Сибирского цирюльника» мы писали летом на даче. Были дети, так что садились за письменный стол в десять вечера. И неизменно просыпались в восемь утра с ощущением, будто и вовсе не ложились. Заканчивали уже в Риме. Стояла адская жара. В нашем отеле был бассейн, в который мы за полтора месяца ни разу не окунулись. Ни разу. Ежедневно мы вставали рано утром, включали кондиционер и при температуре плюс 16 градусов в халатах работали, не останавливаясь. Приблизительно по пятнадцать часов в сутки…

А до этого в течение восьми месяцев готовились, изучали материалы: кто такие юнкера, во что они одеты, их устав, принципы обучения… спальная комната, лазарет. Надо было докопаться до мельчайших деталей: скажем, в какую сторону должна быть направлена кокарда, когда юнкер, раздеваясь, складывал свою форму на ясеневую тумбочку возле своей койки.

Все это я обязан был изучить досконально… (II, 19)

(1998)

Фильм такого масштаба и таким образом снятый никогда не создавался в России.

Наш фильм – это эпопея, действие которой происходит в течение двадцати лет конца прошлого – начала нынешнего столетия. Эта сага потребовала восстановления мельчайших подробностей, деталей быта, архитектуры улиц, изучения русского национального костюма всех сословий того периода и пошива его в количестве более шести тысяч штук. Массовые сцены в нашей картине оцениваются в шестьдесят пять тысяч человеко-дней. А разве плохо, что за время съемок нами было создано около восьми тысяч рабочих мест в Красноярске, Нижнем Новгороде, Горбатове, Москве! Мало того, впервые в истории отечественного кино такого масштаба были оплачены все услуги армии, милиции, ГАИ и других организаций без всяких скидок и льгот, что, к примеру, было выведено из бюджета фильма «Война и мир». Даже солдаты срочной службы, снимавшиеся в массовых сценах, помимо горячего питания на площадке, получали зарплату. И пусть мне кто-нибудь скажет, что это не целевое использование средств сегодня, когда наша армия так унижена и оскорблена.

Впрочем, об армии надо сказать особо. Наш фильм напрямую с ней связан. Он – о восстановлении чести и достоинства русского офицера, это фильм о настоящей России… (I, 72)

(1998)

Мы не будем картину показывать так, как делали это раньше. Ее нужно смотреть на большом экране, с хорошим звуком, а не довольствоваться ворованной копией на телеэкране.

Наверное, мы устроим просмотры во Дворцах спорта. Мы заслужили право смотреть свое кино таким, каким мы его пытаемся сделать. Можно увидеть «Титаник» на телеэкране, но в этом случае вы получите только информацию о том, о чем этот фильм. Но ведь то, что «Титаник» затонул, знают и до начала картины. Важно не только «что», но и «как».

Мировая премьера «Сибирского цирюльника» состоится в интервале от 7 до 10 декабря в Кремлевском дворце съездов. Там меняют всю аппаратуру, и, возможно, благодаря картине мы получим самый крупный в мире кинозал на шесть тысяч мест. Но до этого мы будем двигаться с картиной и своим оборудованием от Владивостока в Москву с десятью – двенадцатью однодневными остановками в больших городах. В Париже премьера состоится, видимо, в январе.

Права на картину в странах СНГ и Балтии принадлежат моей киностудии «ТРИТЭ», во Франции и в мире – французской стороне в соответствии с затратами, понесенными сторонами во время съемок. (I, 74)

(2000)

Наш «Сибирский цирюльник» реально начался не тогда, когда мы с Рустамом Ибрагимбековым закончили сценарий в 1988 году, а в тот самый вечер в марте 1995 года, когда мы с Надей шли получать заветную статуэтку, о которой мечтают все режиссеры, всех возрастов и всех континентов, потому что именно «Оскар» давал нам надежду собрать деньги на съемки самого дорогого европейского проекта последнего десятилетия. Это странное чувство, когда ты получаешь заветную награду, а мысли твои далеко обогнали время…

После «Оскара» через полтора года гигантской подготовки мы должны были начать снимать. И чем ближе становился первый съемочный день, тем больше меня охватывал страх. Многие считают, что нужно снимать новую картину как последнюю, а я думаю, что как первую; все заново – новый язык, новая пластика, новый масштаб, особенно в этом фильме, гигантский масштаб, огромные массовки, широкий формат, иностранные звезды.

Без уверенности, без вдохновения такой картины не поднять. Где черпать их, где найти? Самое главное, что никто тебе в этом не поможет, это как болезнь – сам не осилишь, ничто не спасет. Время шло, а душа была пуста. За день до съемок, дойдя почти до полного отчаянья, я решился на странный шаг. Я попросил Людмилу Павловну Греченко (директора Дома-музея Василия Ивановича Сурикова в Красноярске) разрешить мне переночевать в доме прадеда. Она разрешила. Где, думал я, можно черпать силу духа, мощь темперамента, как не в доме великого русского художника, одного из лучших наших исторических живописцев. Я не могу объяснить, чего я ждал от этой встречи, но это была последняя надежда. Меня положили в комнате моего двоюродного прадеда Александра, брата Василия Ивановича, на которого, говорят, я очень похож. Это была жуткая ночь. Дом не принимал меня, он кряхтел, вздыхал, стонал. «Кто это? Почему этот человек здесь?» – наверное, думал дом. Я промаялся до шести утра, в шесть я провалился в сон, в семь меня разбудили, и странно, я был бодр, абсолютно спокоен и свеж. Горячий чай в доме прадеда, с сибирскими шанежками – и все; не оглядываясь, без всяких сомнений, я нырнул в фильм длиною в три года.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});