Николай и Александра - Роберт Масси

Узнав, что они, возможно, поедут в Ливадию, члены императорской семьи воспряли духом. Они так шумно обсуждали предстоящее путешествие, что графу Бенкендорфу пришлось их увещевать. Но, по мере того, как Керенский взвешивал преимущества и недостатки крымского варианта, он все больше понимал его нереальность. Крым был достаточно удален, татарское население было настроено лойяльно к царской семье, на полуостров перебрались уже многие родственники государя, в том числе вдовствующая императрица, но он находился на расстоянии 1600 верст. Чтобы добраться до него, следовало пересечь всю Россию, проезжая при этом густо населенные промышленные города и сельские местности, где взбаламученные революционной пропагандой крестьяне расправлялись с помещиками и захватывали землю. Доставить узников в Ливадию, решил Керенский, ничуть не проще, чем в Мурманск. По тем же причинам Керенский не решился отправить царя с семьей в орловское поместье великого князя Михаила Александровича.

В конце концов выбор пал на Тобольск, западно-сибирский губернский город на правом берегу Иртыша. Сибирь была выбрана не из мести, а из соображений безопасности. [(Уместно привести мнение Н.А.Соколова: "Был только один мотив перевоза царской семьи в Тобольск... Далекая, холодная Сибирь - это тот край, куда некогда ссылались другие)] Северная дорога от Урала до Сибири пролегала через тайгу, города и деревни попадались изредка. "Я остановился на Тобольске по следующим причинам, - объяснял впоследствии следователю Керенский. - Отдаленность Тобольска и его особое географическое положение... немногочисленный гарнизон, отсутствие промышленного пролетариата, состоятельные, если не сказать старомодные, жители. Кроме того, там превосходный климат и удобный губернаторский дом, в котором царская семья могла бы жить с некоторым комфортом".

11 августа Керенский снова приехал во дворец и, не сообщая Николаю Александровичу места назначения, предупредил, что семейство уезжает через несколько дней. Пусть члены его запасутся теплой одеждой. Государь догадался, что повезут их не в Ливадию. Когда Керенский, смутившись, принялся детально объяснять, что такое решение принято в целях безопасности семьи, Николай Александрович прервал его и пристально взглянул на премьера. "Я не беспокоюсь. Мы верим вам. Раз вы говорите, что это необходимо, я уверен, что это так. Мы вам верим", - еще раз повторил он.

Сборы были недолгими. Государь и императрица подобрали себе спутников: в качестве фрейлины графиню Гендрикову, в качестве гофмейстера князя Долгорукова, доктора Боткина, наставника цесаревича Пьера Жильяра и обер-лектрису мадемуазель Шнейдер. Не все смогли поехать с государем. По словам швейцарца, "это были граф и графиня Бенкендорф, которые, благодаря преклонному возрасту и плохому состоянию здоровья, не могли следовать с нами; баронесса Буксгевден, которая задержалась благодаря своей болезни и которая должна была присоединиться к нам в Тобольске, как только позволит это ей состояние здоровья и большое число слуг. Керенский сделал запрос императору, не желает ли он, чтобы граф Бенкендорф был замещен. Император ответил, если генерал Татищев отправиться разделить с ним участь в заключении, он будет очень доволен. Исполняя желание своего государя, генерал Татищев попросил только немного времени, чтобы устроить свои дела, и через несколько часов он с чемоданом отправился в Царское Село. Мы находим его в поезде в момент отхода последнего".

12 августа был день рождения Алексея Николаевича. Ему исполнилось тринадцать лет. "По просьбе императрицы, для совершения обедни, из Знаменской церкви принесли чудотворную икону Божией Матери", - вспоминал Жильяр. Икону несла процессия священников, которых пропустили во дворец. Придя в дворцовую церковь, они отслужили молебен, взыскуя у бога благополучного путешествия для царской семьи. "Церемония была трогательной... все обливались слезами, - вспоминал Бенкендорф. - Даже солдаты, мне показалось, были взволнованы, целуя святой образ. Потом семья проводила шествие до балкона и смотрела ему в след до тех пор, пока священники не скрылись в глубине парка. Это прошлое уходит от нас, чтобы никогда не вернуться назад, подумал я".

13 августа был последним днем пребывания императорской семьи в Царском Селе. Весь день взволнованные дети бегали по дворцу и парку, прощаясь со слугами, огородом и любимым островком посередине пруда. Николай Александрович наказал графу Бенкендорфу раздать овощи, выращенные в огороде, и заготовленные дрова слугам, принимавшим участие в работе.

Свое намерение вывезти царскую семью Керенский тщательно скрывал от членов правительства. О том, что она направляется в Тобольск, кроме премьера, знали только три человека. На заседаниях кабинета вопрос никогда не обсуждался. Обо всех деталях министр-председатель позаботился лично. В 11 часов вечера накануне дня отъезда Керенский выехал в Царское Село. Следовало сделать последние приготовления и дать надлежащие инструкции войскам, назначенным для охраны царской семьи. Для выполнения этой задачи были отобраны три роты: I-го лейб-гвардии Стрелкового полка, 2-го и 4-го полков числом 330 солдат и 6 офицеров. Личный состав рот был укомплектован в основном унтер-офицерами, ветеранами войны. Многие из них были георгиевскими кавалерами. По приказу Керенского всем им было выдано новое обмундирование и новые винтовки, обещано дополнительное жалованье. Несмотря на обещанные блага, в казармах послышался ропот.

Сопровождаемый полковником Кобылинским, Керенский прошелся перед строем солдат и произнес напутственную речь: "Вы охраняли императорскую семью здесь, теперь вам предстоит охранять ее в Тобольске, куда она переводится согласно постановлению Временного правительства. Помните, лежачего не бьют. Держите себя вежливо, а не хамами". Обратясь к начальнику конвоя, он прибавил: "Не забывайте, что это бывший Император; ни он, ни семья ни в чем не должны испытывать лишений". Красноречие Керенского принесло свои плоды: солдаты были готовы ехать, куда прикажут. После этого премьер вручил начальнику охраны документ, гласивший: "Распоряжения полковника Кобылинского надлежит исполнять, как мои собственные. Александр Керенский".

К вечеру семейство закончило упаковку вещей и было готово к отъезду. Оставалось принести в одно место сундуки и чемоданы. Пятьдесят солдат, которым было поручено собрать багаж и доставить его в полукруглый зал дворца, наотрез отказались работать бесплатно. Возмущенный Бенкендорф пообещал заплатить каждому по три рубля.

Пока царская семья собирала вещи, попрощаться со старшим братом приехал великий князь Михаил Александрович. Керенский, устроивший встречу, находился в кабинете государя, но отошел в угол, чтобы не мешать. Братья обнялись. До Керенского доносились обрывки их беседы. Оба стояли взволнованные, переминаясь с ноги на ногу. Потом начали бессвязный разговор о том, о сем, характерный для таких кратких встреч. Как здоровье Аликс? Как мама? Где ты теперь живешь? Брались за руки, трогали друг у друга пуговицы.

Заметив дядю, наследник заволновался. "Это дядя Миша приехал?"спросил он полковника Кобылинского. Получив утвердительный ответ и узнав, что встретиться с великим князем ему нельзя, мальчик спрятался за дверь и стал подглядывать в щелку. "Хочу увидеть его, когда он будет выходить", объяснил он. Через десять минут Михаил Александрович, весь в слезах, вышел из кабинета брата. Быстро поцеловав племянника, он покинул дворец.

Ночь прошла беспокойно. Держа на поводке спаниеля Джоя, Алексей из полукруглого зала бегал в комнаты, где жила их семья, чтобы узнать, что происходит. Государыня, одетая в дорожное платье, сидела, так и не сомкнув глаз. "Впервые я увидел императрицу расстроенной и плачущей, как обыкновенная женщина", - вспоминал очевидец. - Солдаты, выносившие багаж, не снимали головных уборов, чертыхались, с неохотой выполняя порученную им работу. Офицеры пили в обществе графини Бенкендорф и других дам. Когда к столу подошел государь и попросил налить ему стакан, офицеры поднялись и громко заявили, что не хотят сидеть за одним столом с Николаем Романовым. Позднее, когда солдаты ушли, почти все офицеры стали просить у государя прощения, объясняя, что боялись попасть под трибунал за "контрреволюционную деятельность".

Время шло, отъезд был назначен на час ночи, а состав все еще не подали. Узнав о назначении поездов, железнодорожники отказались прицеплять паровозы. Керенский несколько раз звонил в депо. Кобылинский, который был все еще нездоров, наволновавшись, сел на стул и уснул. Подойдя к министру-президенту, граф Бенкендорф в присутствии свидетелей спросил, долго ли пробудет царская семья в Тобольске. Керенский доверительно сообщил графу, что после созыва в ноябре Учредительного Собрания Николай Александрович сможет вернуться с семьей в Царское Село, а оттуда уехать, куда пожелает. Несомненно, Керенский не кривил душой. Но в ноябре он и сам стал беглецом.