Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через полчаса мы пировали вовсю. Горсточка людей, затерявшихся в бескрайних пустынях Приохотской тайги и, может быть, чуточку в ней одичавших, решила отпраздновать возвращение своего друга. Разве мог я подумать в те черные дни, путешествуя со слепым проводником, что наши тропы с ним Снова сойдутся!
Василий Николаевич приготовил роскошный обед.
На первое было подано вареное оленье мясо, жирное, горячее, огромными кусками, да еще с косточками — надо было и это предусмотреть повару. А главное — аромат! Да как же мясу не пахнуть — варилось оно с лавровым листом из далекой Абхазии, с чесноком из Алма-Аты, с черным перцем, выращенным под тропическим солнцем Цейлона. Подумать только, какой сложный путь прошли все эти специи, прежде чем добрались до верховья Зеи и попали в наш котел в честь возвращения к нам старого проводника-эвенка.
Улукиткан втянул ноздрями мясной горячий пар, и улыбка округлила его лицо. Давненько не сидел он в кругу друзей, не дышал таежным воздухом, не едал пахучего мяса.
— Хорошо! Шибко хорошо…
Разбежались глаза старика, не знает, на каком куске остановиться: на одном сала больше, другой — с хорошей мозговой косточкой, и уж очень соблазнительны ребра с жирным слоистым мясом. Смотрит Улукиткан на куски голодными глазами, кажется — все бы захватил, да знает — не осилить.
Я подал ему свой нож. Привычным движением он подцепил им большой кусок, взял его в левую руку, и только лезвие ножа замелькало у самых губ.
Потом была подана отварная рыба. Она на Зее и так очень вкусная, а побывав в руках нашего повара, превратилась поистине в райское кушанье.
«Пир» закончился китайским чаем с жасмином, но запах жасмина не понравился старику. И Василию Николаевичу пришлось вытащить из своих тайников пачку грузинского чая. Старик насыпал его на ладонь, понюхал. Снова довольная улыбка расплылась по его загорелому лицу. Он бросил чай в кружку, налил кипятку и плотно прикрыл кепкой. Потом пил этот крепкий, черный чай и время от времени поглядывал вокруг на родные места.
Из тайги прибежали табуном олени, а с ними появились полчища гнуса. Ожили дымокуры. Едкий дым окутал лагерь. Для животных наступала мучительная пора: за комарами появится паут, самый страшный бич тайги. Сокжои спасаются от паутов бегством, сохатые забираются в озера, в реки, снежные бараны предпочитают в это время каменистые вершины гор. Из всех обитателей тайги домашний олень, кажется, самый неприспособленный. Привязанность к человеку не позволяет ему спасаться бегством, как это делает прямой его родич — сокжой. Отбиваться же от гнуса он может только головою, но у него слишком короткая и неповоротливая шея. Ногами же он может защищать только живот.
Если бы человек не спасал оленя дымокурами от гнуса, ему было бы очень трудно сделать его домашним. На обычный костер кладут мокро-гнилой валежник или сырой мох, дающий много дыма, вот и все. А чтобы олени не опалили ноги, дымокур огораживают жердями, собранными вершинами в один пучок, как для чумов. Клубы едкого дыма, окутывая животных, отпугивают от них паутов, мошку, комаров, мокрецов. В этом дыму олени находят спасение в жаркие летние дни.
Со стадом прибежала и Майка. Ее не узнать: подросла, вытянулась. В ее осанке, в низко опущенной голове, в стремительном беге уже видны повадки взрослого оленя. Но детское любопытство еще не покинуло ее.
Улукиткан обрадовался, увидев свою любимицу. Ведь он так верил в счастье, которое принесла ему своим рождением Майка.
— Майка… Майка… — тянул он шепотком, шагая следом за ней.
Майка в руки не давалась, стала петлять по кустам, спускалась к реке, бегала по лагерю, а старик ходил за ней следом с протянутыми руками и ласково повторял:
— Майка… Майка…
Наконец беготня надоела Майке, она подошла к оленям, окружившим дымокур, и спряталась между ними.
Ярко-красное солнце медленно спускалось к правобережному хребту. Облака, волнуясь, ползли следом за ним, волоча по земле свои лохматые тени. В воздухе разлилась вечерняя прозрачность. Звонче раздавались голоса певчих птиц. С реки тянуло свежестью. Уже давно затухли дымокуры, и олени разбрелись по тайге в поисках корма.
Улукиткан, примостившись между толстыми корнями лиственниц, уснул блаженным сном человека, у которого наконец-то сбылась мечта и на земле не осталось никаких горестей. На его лице блуждает легкая улыбка. Отдыхай хорошенько, Улукиткан, набирайся силы, чтобы, передохнув, снова двинуться в дальний трудный путь…
Через два дня мы покинули устье Мутюков и направились в глубь малоисследованных пустырей. Наш караван снова вел Улукиткан, и в тайге снова слышался его подбадривающий голос:
— Мод… мод… мод…
Смерть меня подождёт
От автора
Труд исследователя всегда был тяжёлым испытанием. Ему я посвятил всю свою жизнь. Но я не подозревал, что написать книгу куда труднее. Порою меня охватывало разочарование, я готов был бросить свою работу, и только долг перед моими мужественными спутниками заставлял меня снова и снова браться за перо.
В течение многих лет, находясь в условиях первобытной природы, мы испытывали на себе её могущество, её силу. Именно там, в неравном поединке с ней, мы познали величие Человека.
«Смерть меня подождёт» — это невыдуманный рассказ о подвиге советских людей, исследователей необжитых, малодоступных районов Сибири.
Это прощальное слово о тех, кто ценою жизни заплатил за крошечные открытия на карте нашей Родины.
Материалом для книги послужили личные дневники, впечатления и воспоминания моих спутников — героев повествования. Описывая события, я старался изобразить правдиво обстановку и условия наших работ. Мне не нужно было фантазировать, придумывать ситуации — действительность была слишком насыщена событиями, чтобы что-нибудь ещё добавлять или преувеличивать.
Это повествование о человеческой дружбе. Она связывала тугим узлом всех нас, участников похода. В тяжёлые минуты, когда, казалось, не оставалось шансов на спасение, люди забывали о себе, во имя долга перед товарищами, и, пожалуй, только это помогло нам, хотя и с большими жертвами, добиться успехов.
«Смерть меня подождёт» — это книга и о суровой природе Приохотского края, о её обитателях. В походах я никогда не расставался с ружьём, но страстный зверобой уживался во мне с терпеливым натуралистом. С детства любил я таинственный мир растений, с увлечением наблюдал жизнь диких животных и птиц.
Первая книга о моих путешествиях по Приохотскому краю называлась «В тисках Джугдыра». Её главными героями были беспризорник Трофим Королёв и старый эвенк-проводник Улукиткан. В процессе работы над
- Комендант Птичьего острова - Сергей Диковский - Русская классическая проза
- История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев - Русская классическая проза
- Русские снега - Юрий Васильевич Красавин - Русская классическая проза
- Заветное окно - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Когда уходит печаль - Екатерина Береславцева - Путешествия и география / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Ночной поезд на Марракеш - Дайна Джеффрис - Историческая проза / Русская классическая проза
- Три судьбы под солнцем - Сьюзен Мэллери - Русская классическая проза
- Будь здесь - Виктория Александровна Миско - Русская классическая проза
- Обнимашки с мурозданием. Теплые сказки о счастье, душевном уюте и звездах, которые дарят надежду - Зоя Владимировна Арефьева - Прочее / Русская классическая проза
- Обращение к потомкам - Любовь Фёдоровна Ларкина - Периодические издания / Русская классическая проза