Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) - Генрик Сенкевич

— Только десять миль, только десять миль! — воскликнул, потирая руки, пан Заглоба. — Нам бы только до первой хоругви дойти, а там и опасаться нечего.

Пан Володыевский, однако, счел необходимым запастись новыми конями в Плоскирове: те, что были куплены в Борке, уже никуда не годились, а лошадей Бурлая нужно беречь на черный день — предосторожность тем более необходимая, что, по слухам, Хмельницкий находился уже под Константиновом, а хан идет от Пилавца.

— Мы с княжной останемся здесь, нам лучше не показываться на рынке, а вы ступайте, разведайте, не продаст ли кто лошадей, — сказал пан Михал пану Заглобе, когда они остановились в заброшенном доме, саженях в трехстах от города. — Теперь уже вечер, но мы выедем на ночь.

— Я мигом все обделаю, — сказал Заглоба и поехал в город, а Володыевский, отдав приказание Жендзяну ослабить подпруги у лошадей, провел княжну в комнату.

— Хотелось бы мне проехать эти десять миль до рассвета, — сказал он, — выспаться успеем после.

Едва он успел принести баклагу с вином, как снаружи раздался конский топот.

Володыевский выглянул в окно.

— Пан Заглоба уже вернулся, — сказал он, — видно, не нашел лошадей.

В эту минуту двери комнаты распахнулись, и на пороге появился Заглоба, бледный и запыхавшийся.

— На коней! — закричал он.

Пан Михал был достаточно опытным солдатом, чтобы при подобных обстоятельствах не терять времени на расспросы. Он даже забыл о баклаге (которую, впрочем, пан Заглоба все-таки захватил), быстро вывел княжну на двор и помог ей сесть на коня.

Застучали копыта, и всадники и кони исчезли во мраке, как ночные видения.

Долго скакали они без отдыха, и только когда отъехали от Плоскирова на целую милю и темнота еще более сгустилась, пан Володыевский приблизился к Заглобе и спросил:

— Что же случилось?

— Подождите… пан Михал, подождите! Я страшно запыхался, едва ноги не отнялись… уф!

— Да что случилось-то?

— Дьявол в собственном своем образе, говорю вам, дьявол или змей, у которого вырастает другая голова, если срубишь первую.

— Да говорите вы ясней.

— Богуна видел на рынке.

— Да вы не в горячке ли?

— На рынке видел, вот как вас вижу, и при нем пять или шесть человек. Понять не могу, как у меня ноги не отнялись… Факелы несли за ним… Я думаю, что бес стоит нам поперек дороги, я совсем потерял надежду в счастливый исход нашего дела. Бессмертный, что ли, этот висельник? Не будем говорить о нем Елене… Это чертовщина какая-то! Вы его искромсали, Жендзян его выдал, так нет: он жив, свободен и опять пакости нам учиняет. Уф! О, Боже, Боже! Говорю вам, что я предпочел бы видеть мертвеца на погосте, только бы не этого злодея. И что за дьявольское мое счастье, что я всегда первый встречаю его! Собаке бы подавиться таким счастьем. Будто нет других людей на свете? Пусть бы другие встречались с ним. Нет, одному мне везет!

— А он вас видел?

— Если б он меня видел, тогда уж вам, пан Михал, меня не видать. Только этого и недоставало!

— Очень важно было бы узнать, гонится ли он за нами, или едет на Валадинку, к Горпине, в надежде, что по дороге сцапает нас?

— Мне кажется, что на Валадинку.

— Так оно, видно, и есть. Теперь мы едем в одну сторону, он в другую; теперь между нами миля или две; а через час будет пять. Прежде чем он узнает о нас по дороге и повернет назад, мы будем в Жолкве, если только не в Збараже.

— Вы так думаете, пан Михал? Слава Богу! Вы пролили бальзам на мое сердце. Но, скажите мне, как могло случиться, что он на свободе, когда его Жендзян сдал в руки владавского коменданта?

— Просто убежал.

— Тогда голову долой с такого коменданта. Жендзян! Эй, Жендзян!

— Что прикажете? — спросил Жендзян, придерживая коня.

— Кому ты выдал Богуна?

— Пану Реговскому.

— А кто это такой — пан Реговский?

— Важный человек, панцирный поручик его величества короля.

Володыевский щелкнул пальцами.

— Помните, что пан Лонгинус рассказывал о вражде Скшетуского с Реговским? Он родственник пана Лаща и, вследствие этого, враг Скшетуского.

— Понимаю, понимаю! — воскликнул пан Заглоба. — Значит, он сразу выпустил Богуна. Да, ведь такое преступление пахнет колом. Я первый донесу.

— Только бы встретиться с ним, — шепнул Володыевский, — а там уж в суд не надо ходить.

Жендзян не слышал, о чем речь. Он сразу возвратился на свое место, рядом с княжной.

Теперь наши путники ехали вольным шагом. Вышел месяц и озарил спящую землю. Володыевский погрузился в глубокую задумчивость, пан Заглоба старался прийти в себя от давешнего испуга и, наконец, сказал:

— Задал бы Богун и Жендзяну, если бы тот попался ему в руки.

— Расскажите ему новость, пусть и он обрадуется, а я поеду возле княжны, — сказал маленький рыцарь.

— Хорошо. Эй, Жендзян!

Паж опять вернулся назад.

Пан Заглоба поравнялся с ним и пождал, пока Володыевский с княжной удалятся на достаточное расстояние.

— Ты ничего не знаешь? — спросил он спустя несколько минут.

— Ничего.

— Пан Реговский выпустил Богуна на свободу. Я его видел в Плоскирове.

— В Плоскирове? Сегодня? — переспросил Жендзян.

— Сейчас! Ну что, не слетел с седла?

Лучи месяца падали прямо на румяное лицо пажа, и пан Заглоба, к своему великому изумлению, увидел на нем не страх, не ужас, а выражение почти звериной свирепости, какая была на нем, когда Жендзян убивал Горпину.

— Разве ты не боишься Богуна? — спросил старый шляхтич.

— Если пан Реговский выпустил его на свободу, то я теперь должен сам отплатить ему за позор и оскорбления. Я не прощу ему этого, я поклялся, и если б не панна, то сейчас же поехал бы по его следам… за мной не пропадет!

"Тьфу ты! — подумал Заглоба. — Не хотел бы я обидеть этого мальчишку".

Он стегнул коня и поравнялся с княжной и Володыевским. Через час они переправились через Медведовку и въехали в лес, чернеющий двумя стенами по обеим сторонам дороги.

— Эти места мне уже знакомы, — сказал Заглоба. — Бор скоро кончится, затем будет небольшое поле, по которому идет дорога от Черного Острова, потом опять лес до самого Матчина. Даст Бог, в Матчине найдем польские хоругви.

— Два волка перебежали дорогу! — вдруг воскликнула Елена.

— Вижу, — сказал пан Володыевский, — а вот и третий.

В сотне шагов от путников, действительно, промелькнула какая-то серая тень.

— И четвертый!

— Нет, это косуля; посмотрите, панна, две, три!

— Что за чертовщина! — закричал пан Заглоба. — Косули гонятся за волками! Свет, кажется, перевернулся кверху ногами.

— Поедем поскорей, — сказал с беспокойством в голосе пан Володыевский. — Жендзян! Сюда! И с панной вперед!

Они помчались, но Заглоба наклонился к уху Володыевского.

— Пан Михал, что это значит?

— Плохо! Видели вы: зверь выходит из логовищ, оставляет сон и бежит ночью?

— Ой! А что это значит?

— Это значит, что его полошат.

— Кто?

— Войска, казаки или татары; они идут справа от нас.

— А может, это наши хоругви?

— Не может быть; зверь бежит с востока, от Пилавца, значит, татары идут широким фронтом.

— Так бежим, пан Михал, ради Бога!

— Больше делать нечего. Эх, если б не было княжны, подошли бы мы к самому чамбулу, подстрелили бы кого-нибудь, но с ней…

— Бойтесь Бога, пан Михал! Повернем мы в лес за теми волками или что?

— Her, в этом случае, если они и не поймают нас, то заполонят весь край. Как же мы тогда выберемся?

— Ах, чтоб их гром поразил! Только этого недоставало… А вы не ошибаетесь? Волки за войсками тянутся, а не убегают от них.

— Те, что по краям, идут за войсками, но эти передовые — их явно вспугнули. Видите там, направо, между деревьями, зарево?

— Иисус Назарянин, царь иудейский!

— Тише! Долго еще тянется этот лес?

— Сейчас кончится.

— А потом поле?

— Да. О, Господи!

— Да тише же! За полем другой лес?

— Да, до Матчина.

— Хорошо! Только бы они не настигли нас в поле. Если благополучно доберемся до другого леса, тогда все в порядке. Теперь поедем вместе. Счастье еще, что княжна и Жендзян на Бурлаевых конях.

Они пришпорили коней и поравнялись с едущими впереди.

— Что это за зарево направо? — спросила Елена.

— Княжна! — ответил Володыевский. — Здесь нечего скрывать. То могут быть татары.

— Иисус, Мария!

— Не тревожьтесь! Ручаюсь вам головой, что мы убежим, а в Матчине наши хоругви.

— Ради Бога, поскачем! — сказал Жендзян.

Они замолчали и понеслись стрелой. Деревья начинали редеть, лес кончился, но вместе с тем и зарево уменьшилось. Вдруг Елена обратилась к маленькому рыцарю.

— Пан Володыевский, — сказала она, — поклянитесь мне, что я живая не достанусь им.