Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров) - Генрик Сенкевич

— Это чертово урочище, — сказал он. — Я узнаю его по рассказам Богуна. Здесь ночью никто пройти не может.

— Если не пройти, то хоть проехать, — ответил Заглоба. — Тьфу! Что за проклятый край. Зато мы, по крайней мере, на верной дороге.

— Теперь уже недалеко.

— Слава Богу, — сказал пан Заглоба, и мысль его унеслась к княжне.

На душе у него было как-то странно. Вглядываясь в дикие берега Валадинки, в эту пустыню и глушь, он почти не верил, чтобы княжна, для которой он не жалел ни себя, ни своей жизни, которую полюбил всею дунюю, могла быть так близко. Когда пришло известие о ее смерти, пан Заглоба почувствовал, что жизнь его потеряла всякий смысл. С другой стороны, человек примиряется со всем, даже со своим несчастьем, а пан Заглоба давно сжился с мыслью, что Елена похищена, и теперь не смел сказать себе: близок конец горю, конец поискам, приближается желанное время покоя и радости. В то же время и другие вопросы теснились в его голове: что она скажет, когда увидит его, вероятно, зальется слезами, потому что спасение явится ей так неожиданно, так чудесно? "Пути Божьи неисповедимы, — думал Заглоба. — Господь свяжет все звенья событий так, что добродетель восторжествует, а порок будет наказан. Сам Бог отдал Жендзяна в руки Богуна, а потом сделал их друзьями. Бог сделал так, чтобы война призвала атамана из пустыни, куда он, словно дикий волк, унес свою добычу. Бог впоследствии послал на него Володыевского, а потом вновь столкнул с Жендзяном, и все сложилось так, что теперь, когда Елена утратила последнюю надежду, и не ждет уже ниоткуда помощи, — помощь здесь, скоро! Кончатся твои слезы, дочка моя милая, — продолжал думать пан Заглоба, — и скоро ждет тебя безмерная радость. О, как она будет благодарить, как сложит ручки!"

Елена, как живая, встала в глазах пана Заглобы, шляхтич умилился и совершенно погрузился в свои мечтания.

Вдруг он почувствовал, как Жендзян дернул его за рукав.

— Пан Заглоба!

— Что тебе? — спросил шляхтич недовольно.

— Вы видели, сейчас волк перебежал дорогу?

— Так что же?

— А это был волк, вы точно знаете?

Тут и Володыевский остановил своего коня.

— Мы не заблудились? — спросил он. — Давно пора бы уж быть на месте.

— Нет, — ответил Жендзян, — мы едем так, как говорил Богун. A я еще вот что хотел сказать вам: обратите особое внимание на Черемиса. Этот мошенник без промаху стреляет из ружья.

Не успели наши всадники проехать несколько шагов, как кони начали прясть ушами и храпеть. Зубы Жендзяна стучали, как в лихорадке; вот-вот за поворотом скалы раздастся вой упыря или выскочит какая-нибудь тварь, но дело объяснилось гораздо проще: лошади проходили мимо логовища волка, который так напугал пажа. Вокруг было тихо, даже кузнечики унялись; солнце опустилось еще ниже; Жендзян перекрестился и успокоился.

Вдруг Володыевский опять остановился.

— Я вижу яр, — сказал он, — и вход, заваленный скалой, и отверстие в скале.

— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — шепнул Жендзян. — Здесь!

— За мной! — скомандовал пан Михал и повернул коня.

Через несколько минут они проехали темным каменным коридором, и перед ними открылся яр, густо заросший по краям деревьями, образующий подковообразную равнину.

Жендзян закричал что было мочи:

— Богун! Богун! Эй, ведьма, сюда! Сюда! Богун, Богун!

Только одно молчание в ответ. Паж завопил вновь:

— Богун! Богун!

Издали послышался лай собак

— Богун! Богун!

На левом склоне яра, освещенном красноватыми лучами заходящего солнца, зашелестели ветви диких слив, и на самой вершине вскоре появилась какая-то фигура и, прикрыв глаза рукою, внимательно начала рассматривать прибывших.

— Это Горпина! — сказал Жендзян и, приставив руки ко рту, закричал в третий раз:

— Богун! Богун!

Горпина начала спускаться вниз, откидываясь назад для равновесия. Она шла быстро, а за ней катился какой-то маленький человечек, с длинным турецким ружьем в руках. Под огромными ногами ведьмы ломались ветви, на дно яра с грохотом падал град камней, а она, озаренная красным светом солнца, казалась действительно каким-то гигантским фантастическим существом.

— Кто вы? — спросила она зычным голосом, остановившись внизу.

— Как поживаешь? — спросил Жендзян, к которому при виде людей вернулось обычно хладнокровие.

— Ты слуга Богунов? Узнаю тебя, мальчик!.. А те, кто за тобой едет?

— Друзья Богуна.

— А красивая ведьма, — тихонько заметил пан Володыевский.

— Зачем вы приехали сюда?

— Вот тебе пернач, нож и перстень… Знаешь, что это обозначает? Великанша взяла все вещи в руки и внимательно осмотрела их.

— Они самые! Так вы за княжной?

— Да. А здорова она?

— Здорова. Отчего Богун сам не приехал?

— Он ранен.

— Ранен? Я это видела в мельничном колесе.

— А коли ты ведьма, то зачем расспрашиваешь? Врешь ты, кажется.

Ведьма засмеялась, сверкнув белыми волчьими зубами, и шутя толкнула Жендзяна в бок кулаком.

— А когда вы возьмете княжну?

— Сейчас, только дадим отдохнуть лошадям.

— Ну, берите, и я с вами поеду.

— А ты зачем?

— Моему брату суждена смерть. Его ляхи на кол посадят. И я поеду с вами.

Жендзян наклонился на седле, как бы для того, чтобы удобнее разговаривать с колдуньей, и рука его незаметно легла на рукоять пистолета.

— Черемис! Черемис! — крикнул он, чтобы обратить внимание товарищей на уродца.

— Зачем ты зовешь его? У него язык отрезан.

— Я не зову его, я только дивлюсь его красоте. Ты от него не уедешь, он твой муж.

— Он моя собака.

— И вас только двое в яре?

— Двое, княжна третья.

— Хорошо. Так ты его не оставишь?

— Я говорю, что поеду с вами.

— А я говорю тебе, что останешься.

В голосе пажа было что-то такое, заставившее колдунью повернуться к нему с беспокойством; в ее душу закрадывалось подозрение.

— Что ты? — спросила она.

— А вот, что я, — ответил Жендзян и выпалил ей в грудь в упор из пистолета.

Горпина попятилась назад; глаза ее широко раскрылись, из груди вырвался нечеловеческий вопль. Она заметалась и грянулась оземь.

В то же самое мгновение пан Заглоба ударил Черемиса саблей по голове так, что кость хрястнула под металлом. Отвратительный карлик не издал ни стона, только свернулся в клубок, как червяк, извивающийся в пыли. Пальцы его рук попеременно то сжимались, то разжимались, словно когти умирающей рыси.

Заглоба обтер полою жупана дымящуюся саблю, а Жендзян слез с лошади, бросил камень на широкую грудь Горпины и принялся искать что-то у себя за пазухой.

Тело великанши еще вздрагивало, конвульсии страшно искажали ее лицо, на оскаленных зубах осела кровавая пена, а из горла вырывалось глухое хрипение.

Жендзян вытащил, наконец, кусочек освященного мела, начертил им крест на камне и сказал:

— Теперь не встанет.

Он вскочил в седло.

— Вперед! — скомандовал пан Володыевский.

Они вихрем помчались вдоль ручья, бегущего посередине яра, миновали несколько групп деревьев, и глазам их открылась хата. За нею виднелась высокая мельница, влажное колесо которой сверкало, словно пурпурная звезда, в лучах заходящего солнца. У хаты два огромных черных пса с бешеным лаем рвались со своих цепей. Володыевский подъехал первым, соскочил с коня и, торопясь, бряцая саблей, вбежал в сени.

В сенях было две двери: одна, направо, вела в комнату, наполненную ворохом дров и щепок, с очагом, устроенным посередине, дверь налево была прикрыта.

"Она должна быть здесь", — подумал пан Володыевский, толкнул дверь и, как вкопанный, остановился на пороге.

В глубине комнаты, опершись одною рукою о спинку кровати, стояла Елена Курцевич, бледная, с распущенными волосами, а ее испуганные глаза как бы спрашивали у Володыевского: "Кто ты? Чего ты хочешь?". Она никогда раньше не видала маленького рыцаря; он же, в свою очередь, стоял, пораженный ее красотой и роскошным убранством ее комнаты. Наконец, он пришел в себя и поспешно проговорил:

— Не бойтесь, панна. Мы друзья Скшетуского!

Княжна упала перед ним на колени.

— Спасите меня! — умоляла она, складывая руки.

Но в эту самую минуту в комнату ворвался и Заглоба, дрожащий, красный, задыхающийся.

— Это мы! Мы с помощью!

Княжна увидела знакомое лицо, побледнела, руки ее опустились, глаза закрылись длинными ресницами. Она лишилась чувств.

Часть 4

Глава I

Ясный месяц еще только начинал свой путь, а наши друзья были уже в окрестностях Студенки за Валадинкой. Впереди ехал пан Володыевский, внимательно поглядывающий по сторонам, за ним Заглоба с Еленой. Шествие замыкалось Жендзяном, который вел вьючных лошадей и двух верховых, которых не преминул увести из конюшни Горпины. Заглоба не закрывал рта: так много нужно было рассказать княжне, которая, сидя в своем заточении, не знала, чтя творится на белом свете. Он рассказывал, как разыскивали ее, как Скшетуский ходил в Переяславль, не зная о болезни Богуна, как, наконец, Жендзян выпытал у атамана тайну ее заточения и привез добытые сведения в Збараж.