Плач - Кристофер Сэнсом

В тот же день я снова отправился на Нидлпин-лейн к Стайсу и попросил Николаса проводить меня. Когда мы шли по Темз-стрит, я поблагодарил его за то, что он спас мне жизнь.

– Никогда этого не забуду, – сказал я.

Ученик ответил с необычной серьезностью:

– Я рад, что спас чью-то жизнь, сэр, когда столь многие погибли в этом деле. Лиман… Прошлой ночью я злился на него с его безумной верой. Я тогда начал слишком много говорить, да?

– Да. Его нужно было долго обхаживать.

– Я помню, что из-за меня убежал Элиас, – тихо проговорил Овертон. – А потом его убили. Это навсегда останется на моей совести.

– Нет нужды так переживать. В этом деле все мы наделали ошибок.

Молодой человек покачал головой:

– Я знал, что Лондон – город насилия и убийств, но это…

– Это не мое обычное ремесло, хотя за последние годы некоторые видные люди королевства сделали так, что может так показаться.

Поколебавшись, Николас все же спросил:

– Видные люди – это Ее Величество?

Я в нерешительности помолчал, но затем ответил:

– Да. А до нее – другие. Также Кранмер и Кромвель.

Похоже, на парня это произвело впечатление.

– Вы действительно знакомы с великими людьми Англии!

– В этом могут быть свои неудобства.

– Все эти имена принадлежат одной стороне разделившейся религии, – неуверенно сказал Овертон.

– Когда-то я был на одной стороне, а когда королевство разделилось, многие мои связи остались там. Но мои религиозные привязанности… – Я пожал плечами. – Их больше нет.

– Конечно, достаточно просто верить.

Я взглянул на него:

– Ты веришь, Николас?

Он невесело рассмеялся:

– Как будто. В глубине души я чувствую, что хочу спасать жизни, а не отнимать их. Ваша жизнь была такой, которую я спас с радостью, – добавил он, покраснев.

– Спасибо, Николас. – Теперь и я смутился. Такие слова ученика барристеру могли быть лестью, но Овертон был совершенно чужд коварству, и я проворчал: – Посмотрим, дома ли эти негодяи.

* * *

Дверь открыл Стайс. На лбу у него была повязка.

– Это вы. – Он посмотрел на нас неприязненно. – Пришли обсудить ту дрянь, что устроили вчера?

– Мы все дали маху, – напомнил я ему.

– Мой хозяин здесь. – Стайс понизил голос. – Он недоволен.

– А как Гоуэр?

– Похоже, умирает.

– Мне очень жаль.

Стайс провел нас наверх. Сэр Ричард Рич опять сидел за столом. Ставни были закрыты, отчего в комнате стояла духота. Несомненно, тайный советник не хотел, чтобы его увидели здесь прохожие с улицы. Он сразу набросился на нас:

– Черт меня раздери! Этой ночью вы устроили просто кровавую бойню!

– Это были хорошие бойцы, – возразил я. – Мы не смогли задержать Вандерстайна.

– Мы сделали всё, что смогли, сэр, – добавил Стайс. – Все мы.

– Заткнись, паршивый пес! От вас толку, как от баб! А врач говорит, что скоро мне придется возиться с никчемным трупом Гоуэра. – Ричард сердито посмотрел на своего подручного и указал на его поврежденное ухо: – Лучше б на том поединке ты потерял всю голову, а не пол-уха. Хорошее украшение для джентльмена!

Стайс плотно сжал губы и ничего не ответил, а Рич обратил свой угрожающий взгляд на меня:

– Надеюсь, ты был в Уайтхолле и рассказал приспешникам королевы, что книга Эскью уплыла. Думаю, она уже переплыла половину Северного моря. – Его маленькие серые глазки впились в мои. – Что ж, могу предположить, что та ложь, которую Эскью сочинила про меня, выплывет на поверхность в должный срок. – Он говорил с долей жалости к себе, хотя вряд ли предполагал, что меня это тронет.

– Шотландец по-прежнему где-то здесь, – заметил я.

– Этот сумасшедший анабаптистский лицемер… Надеюсь, его поймают и сожгут. – Рич издал долгий злобный вздох. – С нашим союзом покончено, Шардлейк. Как я мог подумать, что горбатый крючкотвор может мне помочь?! – Он взмахнул тонкой рукой в перстнях. – Пошел вон!

Я посмотрел на него. Я говорил лорду Парру, что если Рич не проявит никакого интереса к Маккендрику, это укажет на то, что его волновала только книга Анны Эскью. И все же в его буйной, с долей театральности ярости было что-то, что заставило меня задуматься. Хотя это могли быть просто злоба и страх, что о его делишках скоро узнают. Конечно, он мог ловить Маккендрика и без нас. Повсюду блеф, блеф против блефа…

– Вы оставите себе этот дом? – спросил я.

– Не твое дело! – Лицо Ричарда покраснело. – Убирайся, или я велю Стайсу поставить этому юноше новые синяки, а заодно и тебе. – Он стукнул кулаком по столу. – Пошел вон! И чтобы больше я тебя не видел!

Глава 30

В тот же день я доложил обо всем лорду Парру. В кабинете с ним был Сесил. Молодой юрист казался утомленным – под глазами у него были большие мешки. Раньше он не сталкивался ни с чем подобным той ночной драке в порту. Я рассказал ему, что произошло у Рича, и добавил, что я сомневаюсь, что ему известно о существовании «Стенания», но не могу быть в этом уверен. Лорд Уильям сказал, что готовит своих людей к розыскам Маккендрика на лондонских улицах. Теперь шотландец может нищенствовать здесь, но вполне возможно, что он уже покинул город. Что же касается рассказа про Бертано, то дяде королевы удалось узнать только то, что у дома близ Чаринг-кросс, где селят приезжающих дипломатов, поставлены стражники из личной охраны короля. Это был зловещий знак, но нам не оставалось ничего, кроме как ждать.

* * *

Прошла неделя… Июль сменился августом, два дня шел дождь, а потом снова вернулась жара, и первая неделя нового месяца не принесла никаких новостей из Уайтхолла. Каждый день я боялся услышать, что заключены какие-то новые соглашения с папой и королева с ее радикальными соратниками арестованы. Однако я заставлял себя заниматься своими делами. Синяки у Николаса почти прошли – он казался немного беспокойным, но тем не менее настроился на работу. С радостным предвкушением он говорил о грядущем празднестве в честь прибытия французского адмирала: по-видимому, в Тауэр привезли дополнительные пушки для грандиозного салюта, который должны были дать, когда адмирал появится. Я сказал Овертону, что буду участвовать в церемонии, и он позавидовал этому, хотя сам я с радостью уклонился бы от такой чести. Тем временем рука у Барака полностью зажила, и я чувствовал, что он не жалеет о возвращении к нормальной жизни.

Дома я присматривал за Броккетом, но тот не сделал ни единого неверного шага, и Джозефине было не о чем донести мне. Мартин и Агнесса как будто оживились, и я подумал, не получили ли они хороших новостей от сына, но не стал спрашивать. Джозефина тоже казалась счастливой: она регулярно встречалась со своим молодым человеком и приобрела новую уверенность в себе. Порой я даже слышал, как она напевает рядом с домом. Я улыбался: было приятно сознавать, что среди своих забот я дал этой девушке кров и будущее. Правда, Тимоти словно избегал разговаривать со мной, возможно опасаясь, что я снова подниму вопрос о том, чтобы отдать его в подмастерья.