Плач - Кристофер Сэнсом

Я подготовил свой пышный наряд к визиту адмирала, купил новый черный камзол и рубашку с замысловатой вышивкой на манжетах и воротнике, однако не стал тратиться на золотую цепь: мой кошелек и так пострадал от налогов, потребовавшихся на войну.

Пятого августа пришло письмо от Хью. По большей части в нем содержались лишь обычные новости о делах и развлечениях в Антверпене. Впрочем, Кёртис упомянул, что недавно из Англии прибыло маленькое грузовое судно и на причал пришел известный нам англичанин, чтобы поприветствовать судовладельца, одного антверпенского купца. Я сверил даты: несомненно, этим судном был «Антверпен» с Вандерстайном на борту, а англичанином – Джон Бойл. Значит, он уже получил записи Анны Эскью, чтобы напечатать их. Что ж, тем хуже для Рича.

* * *

Шестого числа, в пятницу, я поднялся по Чансери-лейн и перешел дорогу в Грейс-Инн. Все утро я был занят бумажной работой – наконец я почти наверстал потерянное со «Стенанием» время – и после одинокого обеда в трапезной, пустынной по причине летних каникул, решил вдохнуть столь необходимого воздуха. У меня было дело на новую судебную сессию, касающееся границ неких владений в Глостершире, и у барристера, представлявшего противную сторону, члена Грейс-Инн, была цветная карта, которая всегда участвует в делах о прочерчивании границ. Обычно такую работу делают клерки, но ни Барак, ни Николас не имели большой способности к черчению, а я имел – и получал от этого занятия удовольствие. Потому я решил сделать эту работу сам, хотя она и оплачивалась по тарифу клерка.

Мысль о Грейс-Инн напомнила мне о Филипе Коулсвине, которого я не видел с тех пор, как предупредил его о жалобе Изабель (надо сказать, об этой жалобе казначей Роуленд больше не упоминал). Я прошел короткое расстояние до своего дома, чтобы взять Бытие, понимая, что ему тоже нужно прогуляться. В конюшне с ним был молодой Тимоти, который что-то читал, а при моем появлении спрятал бумаги под рубашку, ярко покраснев – наверняка это было что-нибудь непристойное. «Какие чудеса печатное слово принесло миру!» – сардонически подумал я, велев мальчику седлать коня.

Я мирно ехал по переулкам между живыми изгородями, где жужжали пчелы, глядя на тучный, лоснящийся скот на полях. Это был один из тех жарких августовских дней, когда сельскую местность почти усыпляет зной, коровы и овцы лениво пасутся, а воздух над пыльной дорогой слегка дрожит. Я посмотрел на свою карту. Раньше, укладывая в сумку бутылочки с разноцветными чернилами, которые могли понадобиться, я вспомнил дни, когда занимался живописью. Почему я позволил этому благородному занятию уйти из моей жизни?

Я оставил Бытие привратнику у ворот Грейс-Инн и пересек центральную площадь. Деревья стояли все в пыли. Я все думал о своих занятиях живописью, когда, свернув за угол, наткнулся прямо на двоих людей, которых меньше всего хотел видеть: Винсента Дирика в робе и шапке, с красивым орлиным лицом, чуть раскрасневшимся на солнце, и Изабель Слэннинг в темно-синем летнем платье и чепце, с кислым, как всегда, выражением на худом суровом лице. Дирик хмурился, и я подумал, что, как ни опытен он был в общении с трудными клиентами, Изабель, возможно, доконала и его.

От неожиданности мы отшатнулись друг от друга и какое-то время стояли молча. Потом я снял шапку и поклонился.

– Дай вам Бог доброго дня, брат Дирик. Миссис Слэннинг.

Винсент поклонился в ответ и проговорил с неожиданной вежливостью:

– И вам, мастер Шардлейк.

Я отступил в сторону, чтобы пропустить их, но Изабель, неподвижно встав передо мной, уперлась в меня своим стальным взглядом.

– Мастер Шардлейк, вы пришли к мастеру Коулсвину обсудить мою жалобу или, возможно, сговориться с ним против какого-нибудь еще честного верующего, который понимает таинство мессы? – Она говорила громким пронзительным голосом, напомнив мне о ночи, когда застала меня у дома Филипа.

К моему удивлению, Дирик взял ее под руку и тихо сказал:

– Пойдемте, госпожа. Позвольте мне проводить вас до ворот.

Женщина стряхнула его руку, по-прежнему буравя меня своим стальным взглядом, и ткнула в меня костлявым пальцем:

– Запомните, мастер Шардлейк, мне известно о вашем сговоре: вас, моего брата и этого Коулсвина! Вы все дорого за это заплатите. Подождите! – Она раздвинула губы – показав хорошие зубы для своего возраста – в злобной улыбке, и это была чистая, неразбавленная ненависть. – Мастер Дирик хотел пожалеть вас, но я не хочу, – торжествующе закончила она, кивнув на своего спутника, которому явно было неловко.

С этими словами миссис Слэннинг повернулась и позволила Дирику отвести ее за угол. Я посмотрел им вслед. Поведение Изабель и раньше было абсурдным и неуравновешенным, но Винсент выглядел обеспокоенным, и я не мог с тревогой не задуматься, что она имела в виду.

* * *

Я потратил час, чтобы скопировать карту в конторе моего оппонента по данному делу. Мне было трудно сосредоточиться из-за того, что в голове неотвязно кружились мысли о странной встрече с Изабель, и я решил посмотреть, у себя ли Коулсвин.

Его клерк сказал, что он на месте, и я снова вошел в чистый, опрятный кабинет. Филип протянул руку мне навстречу. Мой коллега держался непринужденнее, чем когда-либо, был спокоен и дружелюбен.

– Как дела, Мэтью? – поинтересовался он.

– Очень занятое лето. А у вас, Филип?

– Мы с женой теперь чувствуем себя счастливее, когда охота на еретиков закончилась. – Юрист грустно покачал головой. – Вчера я по амнистии сдал несколько книг – хороших книг, написанных людьми истинной веры, но теперь запрещенных. Я все откладывал с этим, потому что был к ним очень привязан, но в понедельник срок амнистии истекает.

– У меня тоже было несколько. Я их сжег: предпочел, чтобы мое имя не заносили в список.

– Амнистия публичная, и многие принесли свои книги. Возможно, даже некоторые из Уайтхолла. – Коулсвин невесело рассмеялся. – Если станут преследовать тех, кто воспользовался амнистией, это будет страшный удар по доверию – и по законности.

Он грустно улыбнулся, выглянув в окно на прямоугольник площади, и добавил:

– Мои книги стали для меня большой утратой, но наш викарий говорит, что нужно подождать: может быть, грядут лучшие дни. – Его лицо стало серьезным. – Что теперь? Дирик теребит меня и надоедает насчет показаний и прочих аспектов дела, пытается запугать меня в своей обычной манере. Но он не упоминает эту ерунду про сговор. Я надеялся, что он отговорит и Изабель от этого пути. Я бы попытался на его месте. Суду это не понравится.

– Может быть, он тоже пытается. Я только что на них наткнулся, и Дирик на этот раз вел себя вежливо и пытался увести Изабель. Но она опять сказала мне, что ей все известно – как вы, я и ее брат сговорились. И мы, как она выразилась, дорого за это заплатим.