Око за око - Гарри Тeртлдав

Джонатан заплакал. С минуту он лежал тихо, пофыркивая и постанывая, а потом завыл, как сирена, предупреждающая о налете авиации. Сэм подхватил его на руки, стараясь поддерживать головку, как показал ему врач, и сразу обнаружил, что ребенок мокрый.

Рядом с колыбелькой лежала стопка пеленок; на комоде были приготовлены английские булавки. Сэм снял пеленку и обнаружил, что Джонатан не просто мокрый — к пеленке прилипла какая-то масса. Сэм захлопал глазами: почему она имеет зеленовато-черный оттенок? Он не знал, но решил считать это нормальным, пока его не убедят в обратном.

Он вырос на ферме и привык иметь дело с самой разной грязью. Сэм вытер сыну попку, отчего Джонатан завопил еще громче, сложил пеленку в виде треугольника и завернул в нее ребенка. Он умудрился уколоться только один раз, застегивая булавку, и посчитал это победой. Врач не сделал мальчику обрезание. Впрочем, Сэму его тоже не делали, поэтому он не стал тревожиться. Джонатан продолжал вертеться.

— Все в порядке, приятель, — сказал Сэм, покачивая младенца на руках.

Постепенно ребенок успокоился и заснул. Сэм осторожно положил его в кроватку. Мальчик не проснулся. Сэм чувствовал себя так, словно ему удалось поймать решающий мяч.

Вскоре вернулась Барбара.

— Он все еще спит? — воскликнула она, взглянув на ребенка.

Сэм показал эмалированное ведро, в которое бросил грязную пеленку.

— Я справился! — объявил он и вдруг вспомнил про Остолопа Дэниелса — интересно, что он сейчас делает?

В последнее время из Чикаго приходили обнадеживающие новости, однако там все еще шли тяжелые бои.

— Как жаль, что завтра тебе нужно возвращаться, — сказала Барбара, когда они укладывались в постель.

— Я бы и сам с удовольствием остался, — вздохнул Сэм, передавая жене подаренную врачом сигару — они курили ее по очереди. — Но я ничего не могу поделать. Нам еще повезло, что доктор Годдард вообще меня отпустил.

К тому моменту, когда он выполз из постели на следующее утро, Сэм уже сомневался в том, что ему не хочется уезжать. Теперь отъезд больше походил на спасение. Он предполагал, что Джонатан проснется ночью пару раз. Чего он никак не ожидал — судя по ее несчастному виду, Барбара тоже, — так это способности младенца будить их, не просыпаясь самому. Любой звук — легкое сопение или всхлипывание — моментально заставлял молодых родителей вскакивать с широко раскрытыми глазами. В большинстве случаев оказывалось, что они могли спокойно спать дальше.

Сэм медленно одевался. Ему казалось, что будто он попал на дно океана и на него давит толща воды. Барбара выглядела и того хуже.

— Господи, — хрипло пробормотал он, — как жаль, что у нас нет кофе.

— Да, я бы тоже не отказалась от чашечки, — вздохнула Барбара и с трудом улыбнулась. — И все же во всем есть свои плюсы — тебя не будет мучить похмелье, а я не стану тревожиться относительно твоей поездки. Нехватка спиртного пришлась кстати.

— Я уже забыл, когда в последний раз мучился от похмелья, — проворчал Сэм, обнял жену и улыбнулся. — И мне больше не мешает твой живот.

— Я все еще такая толстая… — ответила Барбара. — Надеюсь, что к твоему возвращению я похудею. — Она покачала головой. — Нет, не так, получается, что тогда я слишком долго тебя не увижу, а мне ужасно хочется, чтобы ты побыстрее вернулся. Я люблю тебя, Сэм, а Джонатану необходим отец.

— Да.

Ребенок спал. Игер поцеловал кончик пальца и провел им по щеке мальчика.

— Пока, приятель. — Он снова обнял Барбару. — До свидания, дорогая. Я тоже тебя люблю. — Вздохнув, Сэм выскочил из комнаты в коридор и торопливо зашагал к лестнице.

У него за спиной послышался повелительный голос Страхи:

— Я должен заявить, что вопли твоего птенца мешали мне спать. Не сомневаюсь, что от них страдали и другие самцы Расы, живущие на этом этаже. Как долго мы будем терпеть ужасную какофонию?

— Ну, около шести месяцев, — весело ответил Сэм. — Это примерно год по вашему календарю, не так ли? Пока. Я возвращаюсь в Миссури, подальше от шума.

И он начал быстро спускаться по лестнице, оставив за спиной недовольного капитана.

* * *

Георг Шульц крутанул пропеллер У-2. Пятицилиндровый радиальный двигатель Швецова сразу заработал. Из-за воздушного охлаждения он гораздо лучше чувствовал себя зимой, чем моторы других самолетов. Когда становилось особенно холодно, масло застывало, но сегодня погода была вполне приличной. Однако Людмила Горбунова не сомневалась, что зима еще преподнесет им немало неприятных сюрпризов.

Шульц быстро отскочил в сторону. Людмила отпустила тормоза, и «кукурузник» покатил по неровной взлетной полосе. Когда самолет набрал достаточную скорость, она потянула рычаг управления на себя, и самолет начал медленно набирать высоту. Всякий раз, когда она поднимала в воздух свой маленький биплан, у нее возникало ощущение, что если бы она раскинула руки в стороны и побежала, то и сама могла бы взлететь.

Воздушный поток от винта грозил заморозить щеки и губы — все остальное лицо было надежно укутано от холода. Людмила сделала широкий разворот и полетела на юг. Георг Шульц уже ушел. «Наверное, направился в постель к Татьяне», — насмешливо подумала Людмила. Но он прав: ей не на что обижаться. Она не хотела’ Шульца и испытывала облегчение — наконец он перестал к ней приставать.

Она промчалась над линией укреплений к югу от Пскова, которые с таким напряжением строило гражданское население прошлым летом. Солдаты в окопах махали ей руками. Как водится, нашлась пара идиотов, которые стреляли в нее, — они не верили, что в воздухе могут появляться люди. Людмила увидела несколько вспышек и даже услышала, как мимо просвистели пули.

— Вы думаете, я бабушка дьявола? — прокричала она.

Людмила почувствовала некоторое облегчение, хотя знала, что люди на земле ее не слышали. Иногда пули пролетали совсем близко от ее биплана, и Людмиле ужасно хотелось выпустить пару очередей по собственным окопам.

Наконец она оказалась над территорией, которую контролировали ящеры. Она максимально увеличила скорость, хотя прекрасно понимала, что «кукурузник» быстро летать не может. Кое-кто из ящеров принялся в нее стрелять, но пули ее не доставали. Нет, их ей бояться не следует. Однако Людмила прекрасно понимала, что ящеры немедленно сообщат о ее появлении по радио, а вражеские зенитки гораздо опаснее автоматов.

Миновав первую линию обороны врага, Людмила свернула на запад, потом на юг и вновь на запад. Затем она недолго летела в северо-восточном направлении. Опыт подсказывал, что только если траектория полета будет непредсказуемой, у нее появятся шансы благополучно вернуться домой.

В нескольких километрах к югу от передовых позиций ящеров она заметила конвой — несколько танков сопровождало колонну грузовиков, медленно катившую по грязной дороге. Теперь, когда на смену затяжным дождям пришел снег, дороги вновь стали проходимыми: грязь превратилась в ледяной наст.

Однако внимание Людмилы привлекло совсем другое: танки и грузовики двигались на юг, удаляясь от Пскова. В колонне она заметила артиллерию, самоходные установки, а также пушки, захваченные у Красной Армии и у немцев.

Она не стала подлетать к конвою слишком близко. На многих грузовиках были установлены пулеметы для стрельбы по низколетящим целям — ей следовало держаться от них подальше. Убедившись, что они действительно движутся на юг, Людмила на максимальной скорости полетела назад.

— Что они делают? — спросила она вслух.

Если бы не толстые кожаные перчатки и шлем, она бы почесала в затылке. Ей еще никогда не приходилось наблюдать такого крупномасштабного отступления ящеров.

Она промчалась над самыми кронами деревьев, ей вслед раздалось несколько выстрелов, но биплан уже был далеко. Людмила напряженно размышляла. После маневров за линией фронта она слегка потеряла ориентировку, но если она не ошиблась, то, пролетев немного на юго-восток, она окажется над другой дорогой.

Вот, все правильно! Как и большинство дорог, соединявших советские города, она не была заасфальтирована. Людмила уже не удивилась, увидев, что по ней движется большая колонна техники ящеров. И тоже на юг! Точнее, на юго-юго-восток, в соответствии с направлением самой дороги, ведущей в сторону Даугавпилса, раньше находившегося на территории Латвии. Два года назад Советский Союз присоединил к себе эти земли.

— И что же они задумали? — повторила Людмила свой вопрос, хотя уже знала ответ.

Отступают от Пскова или отводят войска для нанесения удара в новом направлении.

— Но почему? — задала она себе следующий вопрос.

Людмила не верила, что ящеры посчитали Псков неприступным. Наверное, решили нанести удар на другом направлении. Она не могла выяснить, где они готовят новый удар, впрочем, это и не входило в ее обязанности. Ее дело — доставить информацию тем, кто решает стратегические задачи.