Пристанище пилигримов - Эдуард Ханифович Саяпов

бутиках.

«Хотя Анечка была ласковой, — подумал я, отводя взгляд от зеркала. — Что они в тебе ещё находят? Что они к тебе липнут? Неужели они не понимают, что ты самый настоящий неудачник, бродяга и нигилист? Женщины должны держаться подольше от таких типов. Неужели им ничего не подсказывает интуиция?»

Вдоль коридора висели светильники в форме ракушек. Пятки проваливались в мягкую ковровую дорожку. 235. Постучал. Дверь открылась и на пороге возникла пухленькая миловидная девушка с хомячьим лицом.

— Здравствуйте! — бодренько воскликнул я. — Служба доставки! — И протянул ей коробку с круассанами.

С безразличным видом она взяла коробку и хотела закрыть дверь, но я поставил ногу в проём.

— А деньги? — спросил я.

— Анюта, выходи! — крикнула она и постучала кулаком в дверь ванной комнаты.

Послышался шум водопада, и через несколько секунд дверь открылась.

— Молодой человек просит денег, — сказал она, пренебрежительно ткнув в меня пальцем.

Лагодская смотрела на меня как баран на новые ворота и ничего не могла понять, а я в это время развёл руки в стороны и застенчиво молвил:

— Служба доставки.

До меня уже потом дошло, что эта шутка была моим главным промахом: у сестрёнок совершенно отсутствовало чувство юмора. Они были из числа тех людей, которые смеются только от щекотки, а плачут только от физической боли. А я в это время жил в диапазоне от невинного шутовства до жестокого сарказма. Я мог смеяться без причины и так же без причины мог расплакаться. Мои нервы были абсолютно расшатаны алкоголем и дуновением надвигающейся осени. Я знал, что в Тагиле уже идут дожди и городские улицы застелены ковром из жёлтых листьев. И я чувствовал, что мне скоро предстоит возвращаться туда.

А что касается сестрёнок, то я с первых минут был очарован их кустодиевской красотой. Кровь с молоком — самое подходящее для них определение. Одна работала дантистом — гладкая как тюлень, розовощёкая, курносая, и даже имя у неё было соответствующее — Валентина. Другую звали Оленькой. Она была чуть моложе — широкобёдрая, круглолицая, довольно миловидная; у неё была необъятных размеров грудь и длинная пепельная коса. Ольга работала на комбинате инженером по технике безопасности. Они были двоюродными сёстрами Анечки, но между собой являлись родными. Обе сестрёнки были замужем, но приехали на юг без своих «самоваров».

— А где Андрюха? — спросил я у Ани, проходя в номер.

— А ты разве не знаешь? — ответила она вопросом на вопрос, а в этот момент сёстры откровенно разглядывали меня, пытаясь понять, что я за птица.

— Нет… А что случилось?

— Мы вчера разбежались… После ужина он съехал от меня к Медведеву.

— Что-то не то съел?

— Да нет, похоже, зажрался, — ответила Лагодская, нервно закуривая.

— Анечка, не кури, пожалуйста, в номере, — попросила Валентина, и мы вышли на балкон; я тоже закурил.

— Ты только Ленке не говори, — сказала Аня, придав голосу интимную интонацию, — а то она расстроится.

— Я нем как рыба, — пообещал я.

— Короче, он в Тагил собрался… Представляешь? Говорит, мол, заблудился я в ваших ебенях… Домой хочу, к маме… Маменькин сынок! Я всегда знала, что на него нельзя положиться!

Из комнаты послышался строгий голос:

— Анюта, мы чай пить будем?

— Сейчас! — довольно резко крикнула она и услышала в ответ:

— Анюта, не хами. Ты сама пригласила нас в гости, вот и веди себя как хозяйка.

— Как будто чаю отродясь не пили, — прошептала Аня и тихонько хихикнула.

— На долго? — спросил я, мотнув головой в сторону открытой балконной двери.

— На две недели, — с нескрываемой грустью ответила Лагодская и затушила сигарету в пепельнице.

— А как ты думаешь, что с Андрюхой случилось?

— Мне кажется, ему капусту рубить надоело. Эти бесконечные репетиции. Работа без выходных. Ты же знаешь, мы молотим по всему побережью, а он настоящий лежебока, лентяй… У него же все развлечения — только в горизонтальной плоскости.

— Аха, вот и я подумал, как-то тихо стало за стенкой.

— Ну прекрати, Мансуров, — смутилась Аня, игриво ущипнув меня за плечо.

— Две недельки отдохнёте друг от друга, а потом всё вернётся на круги своя.

— Сомневаюсь, — парировала она. — Ты бы видел его глаза… С ним что-то случилось после приезда москвичей… И особенно… — Она слегка запнулась. — … вся эта история с Медведевым. Он очень расстроился, что Серёга покидает коллектив. Они же с юных лет гастролировали вместе: «Гномы», «ХАОС», «Югра»… А тут вдруг нарисовался этот Юрий Романович.

— Андрюша ещё маленький, глупенький, — продолжала Лагодская. — Он не понимает, что жизнь состоит из компромиссов… Что не бывает в жизни абсолютной любви, дружбы… И абсолютной правды тоже нет… У каждого она своя.

— Аню-ю-ю-та, — послышалось из комнаты, и скрипнула кровать.

— И чем раньше он это поймёт, тем лучше будет для всех, — сказала она и промурлыкала в адрес своих «недалёких» родственниц: — Девочки, я иду-у-у-у.

Когда я остался на балконе один, то некоторое время молча любовался пожелтевшей платановой аллеей на фоне синего небесного купола и вновь подумал о том, что в Тагиле уже — глубокая осень, с моросящим нудным дождём и свинцовым небом, и люди, промокшие, серые, нахлобученные, едут в грязных автобусах по утрам на комбинат, где они оставляют своё здоровье, надежды и мечты, постепенно превращаясь в биороботов, которые не чувствуют даже усталости. Не люблю этот город, но при этом не могу без него жить. Чувство ностальгии тащит меня назад и всегда заставляет возвращаться туда, где я никогда не был счастлив. Почему? Как это работает?

Хотя великий русский поэт уже давно ответил на мой вопрос:

Два чувства дивно близки нам,

В них обретает сердце пищу:

Любовь к родному пепелищу,

Любовь к отеческим гробам.

С первого взгляда Оленька и Валентина производили приятное впечатление: они показались мне слишком правильными и целомудренными. Примерно такой же была Мансурова, когда мы с ней познакомились, — сущий ангел во плоти, — но бомонд и совместная жизнь с таким безнравственным человеком, как я, слегка подпортили эту милую девочку. Если учитывать,