Сказка четвертая. Про детей Кощеевых - Алёна Дмитриевна

Ну, знаешь, платье цвета пепельной розы…

— А ты представляешь, какая будет бойня за букет? У нас же тут половина в активном поиске. Слушай, а Демьян танцевать умеет? А то можно такой свадебный танец поставить.

— Ага, танго…

— Почему именно танго?

— Ну, не перепляс же.

— А что, хочешь обрядовые песни? Мы как завоем, все заплачут. А девчонки с прикладного тебе рушник вышьют.

— И каравай испекут.

— А куда нынче без каравая? О, и конкурсы всякие. Будем собирать деньги в детские ползунки. Ты кого хочешь, девочку или мальчика? Я тебе подыграю.

— Я хочу всех и побольше.

— Дурная… Впрочем, это ты так до первого говоришь. Слушай, а ты его родственников знаешь? Там все нормальные?

Юля перестала смеяться и попыталась сохранить лицо.

— Еще не встречались, — честно ответила она.

— Ты приглядись, — посоветовала Марина. — Вот знаешь, практика показывает, как отец обращается с матерью, так и сын с женой будет обращаться. И вообще, раньше когда замуж выдавали, в первую очередь на семью смотрели. И я тебе скажу, это правильно было.

— Марин, что за домострой?

— Домострой домостроем, а я когда за своего выходила, тоже думала, что у нас-то все по-своему будет. Вот последние десять лет и мучаюсь, переучиваю.

— Баб Марин, а, баб Марин, — передразнила Юля, — а поучи жить.

Маринка показала ей язык.

— Вот выйдешь замуж, еще придешь за советом. Эх… Не забудь взять меня с собой, когда платье пойдешь выбирать. Но предложение твой Демьян тебе пока не сделал, а вот дата Международного женского дня нам точно известна, поэтому теперь давай про перепляс.

Юля кивнула. А на сердце и впрямь стало легче. Все у них с Демом хорошо, а единственный человек, которому не нравится их союз, нынче обретает в соседнем мире. Так что она нагнетает? Только вот зря Марина заговорила о его семье. В последнее время каждая мысль о приемном отце Демьяна порождала в Юле странное тревожное ощущение. И тогда она вновь и вновь принималась перебирать в памяти то, что увидела, вдохнув пар от зелья, пытаясь убедить себя, что все не так плохо, как ей кажется. Ведь среди воспоминаний Демьяна о нем были и вполне приятные, такие, в которых он представал как самый обычный человек. Вот Кощей входит в гостиную, пригибаясь в дверях, потому что у него на шее сидит трехлетняя Злата. А вот подсмотренный поцелуй: и здесь он нежным движением убирает с лица своей жены выбившуюся из ее прически прядь волос. А вот еще одно, отчего-то зацепившее Юлю. «Моя смерть всегда при мне», — говорит он, отвечая на какой-то вопрос Демьяна, и явно машинально поворачивает перстень с белым камешком на мизинце.

Что он имел в виду? Что он смертен, как и любой другой человек? Или что сказки не врут, смерть его на конце иглы, а иглу он носит с собой в портмоне? Или что-то другое?

Демьян больше не заговаривал с ней о знакомстве с родителями, и с одной стороны это настораживало, а с другой даже радовало: Юля понимала, что совсем не готова к этой встрече. Она боялась Кощея. Но Демьян был слишком привязан к своей семье, и, судя по всему, его семья шла с ним в одном комплекте. И Юля избрала пусть и наиглупейшую, но единственную возможную на данный момент стратегию: просто не думать об этом. Так же, как старалась не думать о том, что он владеет магией, или что его татуировка — не просто прихоть, или что место, в которое он периодически уходит, находится не в этом мире. Зато во время его отлучек можно было устроить себе законный выходной от отношений безо всякого чувства вины. А это было явным плюсом.

В общем, не было никакого смысла торопиться со знакомством. Можно сколько угодно представлять себе свадьбу, но пока что это всего лишь фантазии. Никто из ее женатых подруг не ждал предложения меньше года, а предлагать брак сама Юля бы точно не стала. Зачем? А пока Демьян не сделает ей предложение, она вполне может держаться от его родственников на расстоянии.

Так что все просто.

А все, что не укладывается в эту схему, вполне можно проигнорировать.

***

До Демьяна Юля добиралась по темноте, и это жутко нервировало. После того, как он продемонстрировал ей слепок с Нави с мавкой в главной роли, та все еще продолжала чудиться ей повсюду. От метро до дома Дема было всего две остановки, и раньше Юля проходила их пешком, а теперь предпочитала проезжать на автобусе. Зато успела забежать в уже закрывающуюся пекарню и забрать последние трубочки со сгущенкой, которые он очень любил. Это была их старая традиция: с хозяина полноценная еда, с гостя — сладости, ей к чаю, ему к кофе. И по мнению их обоих тот факт, что их отношения перешли на новый уровень, вовсе не был поводом ее нарушать.

На самом деле ночевать у Демьяна Юле не хотелось. Хотелось домой, к котам, к свистящему чайнику на плите и разноцветным керамическим кружкам, к плюшевым тапкам и креслу-мешку в гостиной, к тысячи уютных мелочей, из которых она после смерти бабушки с таким тщанием свила себе гнездо... Но идея засыпать без Дема ей нравилась еще меньше, и приходилось порой идти на эту уступку, когда он просил провести ночь у него. Однако в его квартире Юле было неуютно. Она мыкалась из угла в угол, не зная, куда себя деть и к чему пристроить, и ситуацию не спасало даже то, что она точно знала, на какой полке в его шкафу взять полотенце и что упаковка зеленого чая в шкафчике на кухне хранится исключительно ради нее… Никак не получалось избавиться от ощущения, что она в гостях. Проблема заключалась в том, что Юля ясно видела: Демьяну у нее тоже не то чтобы очень комфортно. Один раз пришла в голову совершенно бредовая идея: предложить ему поискать что-нибудь третье, что они могли бы обустроить под себя с нуля, но она тут же задвинула ее подальше. Это был слишком серьезный шаг. А если они все же расстанутся? Да и продать бабушкину квартиру или пустить в нее кого-то… Нет, это уж точно было слишком. Впрочем, сегодня она очень устала и надеялась, что ночь пройдет гладко: приедет к Дему, съест что-нибудь, вползет на кровать и провалится