Мать Печора - Маремьяна Романовна Голубкова

могли бы.

— Сами не хотим от жизни отставать, да и жизни от нас отстать не дадим, — услышала я слова Матвея и вздрогнула: будто мои мысли он прочитал.

4

Если бы меня кто-нибудь спросил, почему я живу у светлозерцев, а не у своих голубчан, — я так бы и не ответила. Вот уж перевалило лето на вторую половину, заходили и над матерью Печорой круговые ветры, а никак не поднимут меня с нового насиженного места.

На другом берегу реки рыбачит, как умеет, мой сынишка Клавдий. Через месяц ему уезжать в школу. Мимо Пнёва ездят на катерах к морю и от моря два других моих сына — молодые капитаны Степан да Николай. Знаю я останавливаются они у голубчан ночевать, иной раз проводят в Пнёве и целые дни: Степан устанавливает фонари на Соколке да на Мохнатой, Николай от Печорского порта тоже заглядывает в Пнёво — то на сенокосы людей развозит, то за молоком проедет в понизовские колхозы. А я живу на другом берегу, у светлозерцев, и никуда не хочу уезжать. Словно они мне стали ближе своих голубковских колхозников, дороже сыновей.

Обо всем этом думалось мне, когда я вернулась обратно к светлозерцам из Юшина.

В ту ночь первый раз за лето солнце присело на воду. Какую-то минуту оно полоскалось в волнах, приумылось, освежилось и снова гулять.

— Дело к осени пошло: солнце выкупалось, — примечают светлозерцы. Теперь оно почнет воду проверять.

Раздулся вольный-неодольный ветер с севера. Будто узорчатые кружева, изодрал он облака, смял их в комья и начал перекатывать в летнюю сторону. Утром так рассвисталась буря, что ехать куда-нибудь нельзя было и подумать.

Лежать бы рыбаку без дела на боку да с утра до ночи слушать сказки. Но в Глубоцком шару день начался, как всегда. В положенный час вскочил на ноги Матвей и всех нас поднял:

— Вставай, ребятки! Сон невесом, надо время знать, сколько спать…

После завтрака Матвей спрашивает:

— Дело у всех есть?

Оба звеньевые свое дело знают: надо им невода перебрать, все рывины перечинить, где плавков или кибасов недостает, новые смастерить. Комсомольцы уже три дня плавали со сколоченным веслом, надо новое вытесать. Анна Егоровна заказывает Федору Поздееву уключину переставить да новый шест приискать.

— Ты, Николай Протасьевич, да вы, ребята, — говорит Матвей, — пойдете нынче дрова заготовлять: у берегов, как припай, бревна набились, хоть дом строй.

Мы с Марьюшкой взялись стряпать, обед готовить. Фекле Егоровне досталось баню топить. Ивана с Прохором послал Матвей к складу.

— Проконопатьте углы хорошенько, — говорит Матвей, — а то дождь по углам засекает. Да над самыми дверями крышу просмотрите — протекает. Похоже, что в двух местах тесины сменить надо, пока вовсе не выгнили.

Вся бригада на ногах. Василий Сергеевич пошел свой катерок обходить. А сам бригадир уселся за обеденный стол, обложился бумагами и счет да выкладку повел. На другой половине стола пишет что-то свое Петя Канев.

Стряпаем мы с Марьюшкой на посудном столе и посматриваем на свою бригадную канцелярию. Что считает Матвей? О чем пишет Петя? О юшинском ли собрании? О наших ли голубчанах? Али о дружной работе своих светлозерцев?

Добрых полдня прощелкал Матвей на счетах, а в обед объявил рыбакам:

— А ведь мы свой план и без вешнего запаса выполнили!

Вешним запасом светлозерцы называли свой первый улов до той поры, пока комсомольское звено отделилось. Сказал он слово — всех порадовал.

Комсомольцы выпустили стенную газету. И, хоть дело шло к осени, называлась газета «Весна». В передовой статье говорилось про большую победу светлозерцев.

«Светлозерцы сдержали свое слово только наполовину, — писал Петя Канев. — Смелое обещание — выполнить два годовых плана за лето — может быть выполнено. Но для этого надо не успокаиваться, а работать так же напряженно и в дальнейшем. Со дня на день надо ждать подхода семги».

А в Печору семга все не шла.

— Семужка не торопится, — качает головой Матвей.

— Вода еще ей, видно, не по вкусу, — говорит Иван.

— Вода все еще сухая, — соглашается Трифон Окулович.

А все же светлозерцы не ждали, что семга сама на берег выскочит. Три ночи пробовали комсомольцы ловить и поплавью и тяговым неводом — и никакого толку. Зато после третьей ночи приносит Миша Матвею невиданную на Печоре рыбу — стерлядь. Диву дались рыбаки: откуда она приблудилась?

— А по воздуху, — говорит Петя.

Когда Петя объяснил, пришлось поверить. Оказывается, до войны рыбтрест завез с Двины самолетом сколько-то тысяч стерляжьих мальков. С той поры и растут они в Печоре. Стерлядь, что принес Миша, весила около килограмма.

— Вот тебе и небылица! — чешет затылок Иван.

— Быль неоспоримая! — удивляется Трифон Окулович.

5

Велик летний многозаботный рыбацкий день. Прежде всех подымается Марьюшка. Повар на путине раньше других встает, позже других ложится. Утром надо вскочить и за какой-нибудь час приготовить еды-питья на большую колхозную семью. Рыбаки еще спят, а у Марьюшки нож светит, посуда звенит, самовар на столе прискакивает.

Вторым в бригаде подымается Матвей. Успеет только одеться — и к Печоре. Воду пощупает, воздух понюхает, речку взглядом обведет, прикинет что-то в уме и идет поднимать звеньевых. А рыбаки уже навстречу, как гуси, к воде идут, с полотенцами да мылами.

После завтрака рыбаки приказов не ждут: дело само в глаза глядит, так не отворачиваются. Как Марьюшка свои чашки, ложки, так и рыбак свои сети десять раз на день переберет.

Все свое хозяйство доглядит, и в лодки садиться нужно. Одно звено едет с тягловым неводом, а все другие — по ставным отправляются. Сегодня звено Анны Егоровны поставушки трясет, а завтра их комсомольцы сменят. Что из ставных неводов вытрясут, между звеньями пополам счет ведут, а на тягловом у каждого звена свой счет. И вот оба звена стараются: каждый хочет в общую кучу из своей лодки побольше положить. И для всех у Матвея один закон в работе:

— Есть голос — запевай, не умеешь запевать — пой, не можешь петь подголосничай!

Отправилась я из Нарьян-Мара на легком светлозерском катерке ко своим голубчанам, да за целое лето все еще никак не могу до них доехать.

Много в нашей стране краев да областей. Добрую половину этих краев я смотрела, про другую читала. А спросите меня, какой край мне кажется краше, — отвечу я без раздумья: наша мать Печора.

Много на Печоре богатых и славных колхозов. Видала я их на далеких тундровых речках, живала я в колхозных оленьих бригадах, бродила в заполярных колхозных полях, ездила по большим печорским