Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот оно! — говорит Матвей. — Прежде люди и в семье-то ладу не знали, а тут вся родина моя — родная семья, семья нераздельная, родня однокровная.
— Одного кремня искры, — говорит Трифон Окулович.
— Одного гнезда птенцы, — говорит Анна Егоровна.
— У нас народ с народом делами перекликаются! — говорит Верочка.
Иван Петрович слушал, слушал да вдруг и повернулся к Матвею:
— А вы что же не перекликаетесь?
— Как это не перекликаемся? — обиделся Матвей. — В Юшино-то разве не был? На красной доске…
— Видел, видел, — перебил Сядэй. — Видел, что весь свой план вы успели белой рыбой выполнить. Наши-то нижнепечорцы еще до половины не дотянули.
— А и мы не считаем, что выполнили, — говорит Матвей. — Весной-то нам повезло: рыбу как ковшиком черпали. Комсомольского звена тогда еще не было, вместе брали. Так вот, чтобы не путаться, я ту рыбу в счет не беру.
— Внутри у себя ваше дело считаться. А вот мне бы знать хотелось: с кем вы соревнуетесь?
— Да вот комсомольцы с нами, стариками, тягаться взялись. Приотстали они чуток, а духа не теряют, догнать грозятся.
— Я про всю бригаду спрашиваю, — говорит Иван Петрович, а сам смотрит неласково. — С кем вы, светлозерцы, соревнуетесь? С кем делами перекликаетесь?
Обвел Матвей глазами свою бригаду, точно поддержать попросил, а те и рады бы, да поддержать-то нечем. И прячут они глаза.
— Как это вы так проглядели? — удивляется Сядэй. — Крепка работа соревнованием: один другого вперед ведет. А вы приехали, да как на безлюдном острове поселились. Ведь кругом соседей полно. А вы вперед выскочили и оглянуться не хотите. Слов нет, передовики, всем нашим ненецким рыбакам пример. А коли людям вас не видно да не слышно, — кого да чему ваш пример научит? Задорные вы люди, все это знают. А с кем вы своим задором делитесь? Столько у вас пылу да жару, головы и руки горячие. Да вам только клич кликнуть, такой костер разгорится — по всей Печорской губе дело закипит…
4
Невесел, нерадостен ходит товарищ Красильщиков. Ехал он сюда со своим рюкзаком, с байковым одеялом, с надувной резиновой подушкой-думкой и даже ночные туфли с собой захватил, собирался прогостить здесь все лето.
Судя по его речам, думал он здесь найти в каждой девушке плачею или ворожею, в каждой пожилой рыбачке — бабку-знахарку.
А приехал он в рыбацкое становье и увидел, что люди здесь другое поют, другое слушают. В свободные часы рыбаки слушали московские радиопередачи — про новости в колхозе, на Печоре, по всей стране.
Как-то вечером рыбаки залегли на ночлег раньше времени. Не спали только Красильщиков, я, да Матвей, да Верочка. Вот и завели мы вчетвером полуночный разговор.
— Скучаете у нас, товарищ Красильщиков? — спрашивает Матвей.
— Да, признаться, я ждал, что у вас повеселее, — не отрекается тот.
— Какого же веселья вы ждали? — поддерживает Матвея Верочка.
— Известно, — говорит фольклорист, — для каждого веселье в его работе.
— Отчего же вас работа ваша не радует? — спрашиваю я.
Покрутился наш гость да и высказал все, что у него болью наболело. По его словам выходило, что не видит он от нас, рыбаков, той поддержки, какой ждал.
— В чем тут дело? — ото всей души спрашивает Красильщиков. — Отчего вы мою науку чужой считаете?
— Науку вашу мы и не считали бы чужой, — говорит Верочка, — да сами-то вы какой-то чужеватый. Вы на старинку набросились, а мы новинкой живем.
Вовсе худо стало фольклористу с приездом Пети Канева, работника районной газеты. И небольшое ученье было у этого парня, — усть-цилемская десятилетка да газетные курсы, зато умная была посажена на плечи голова. Услышал он про наши шутейные похороны, заинтересовался, просит Красильщикова:
— Покажите мне ваши пословицы.
Таиться тому неудобно, и нехотя, а дает. И досталось же бедным пословицам Ивана Егоровича!
— Вы знаете, — обращается Петя к фольклористу, — народ говорит, что старая пословица с новым веком ссорится. Я ведь тоже за народным творчеством слежу, записываю, публикую в газетах. Вот вам доказательство новая пословица в народе родится…
И показывает свою тетрадь — вся она записями полна. Читает он пословицы Ивана, а потом находит у себя другие.
— «Чему быть, того не миновать»… Была такая мудрость. Судьба!.. А хотите знать, что нынче люди про судьбу говорят?
Перелистал Петя свою тетрадь и показывает:
— «Судьба другая, а имя старое».
«Раньше со своей судьбой сладить не могли, а нынче судьбы всей земли вершим».
«От судьбы и сейчас никуда не уйдем. И могли бы, да не хочется».
Читает Петя старые пословицы про счастье:
— «Счастье — залетная птица».
«Счастье в лесу заблудилось: кликом не выкличешь, зовом не вызовешь».
Старых-то он две прочитал, а новых — чуть не двадцать выкладывает:
— «Прежнее счастье — на одночасье, наше — навек».
«Согласье не рвется, сила не сечется, счастье не ржавеет».
«Наше счастье и сквозь несчастье пройдет».
«Счастье не ищут, а делают».
«Сумел счастье заработать — сумей владеть».
— Вы где это все записали? — спрашивает Красильщиков.
— Да у нас в Светлозерье, — отвечает Петя.
— У кого?
— У кого пришлось. Всего больше у Матвея.
— У Матвея Перегудова? — удивился фольклорист.
Думал-думал Красильщиков, и вот однажды, когда не было рыбаков, от берега отплыла легкая лодочка: Иван повез гостя в Пнёво.
Вернулся Иван, когда все рыбаки уже были дома.
— Отвез своего смутителя? — спрашивает Матвей.
— Поэзию-то? Отвез. Да чуть обратно не вернулся, — рассказывает Иван. — Приезжаем в Пнёво, а он голубчан спрашивает: «Есть, говорит, здесь такая сказительница Голубкова?» А те над ним смеются: «Лесом шел, говорят, а дров не видел. Она ведь у светлозерцев гостит…»
5
Рыбачье становье Пнёво запряталось в маленьком заливе. Едешь к морю издалека увидишь мохнатую сопку. Обросла она частым ельником да высоким березняком, люди так и зовут — сопка Мохнатая. За Мохнатой какой-то заливчик. Не успеешь его переехать, оглянешься, а заливчик за другой сопкой спрятался, выше первой. Зовем мы ее Соколка. Так и проедешь мимо, никакого становья не увидишь. Как два тына, укрыли становье Соколка да Мохнатая сопка, — не каждый ветер сюда залетит, не каждый глаз заглянет.
А заплывешь в заливчик — увидишь, что тут стоят на якорях лодки и карбасы. На берегу по вешалам развешены сети. Чуть повыше, на бугорке, красуется бревенчатый дом, за домом конюшня, за конюшней длинный склад, за складом баня.
Отстроено это рыбацкое колхозное жилье на тундровом берегу, край Печоры. Задует запад-набережник в пору осеннего половодья или летом ветер-глубник — брызги в окна летят. А на всех других ветрах
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Николай Георгиевич Гавриленко - Лора Сотник - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Камчатские экспедиции - Витус Беринг - Биографии и Мемуары
- Старость Пушкина - Зинаида Шаховская - Историческая проза
- Ночь - Эли Визель - Биографии и Мемуары
- Александра Коллонтай. Валькирия революции - Элен Каррер д’Анкосс - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Белый шум - Дон Делилло - Биографии и Мемуары
- Будь ты проклят, Амалик! - Миша Бродский - Историческая проза