Законы отцов наших - Скотт Туроу

— Судья! — вскрикивает Мольто. Его слипшиеся от высохшего пота волосы взъерошены, а глаза, под которыми темные круги, то открываются, то закрываются, так как он на несколько секунд теряет нить мысли. Он настолько взволнован, что даже забывает встать. — Судья, могу я получить обоснование доказательства? Присутствовал ли Нил при этом разговоре? Когда сенатор пригрозил Хардкору обращением в прокуратуру?

Глядя на Томми, Хоби снисходительно улыбается:

— Вы понимаете, о чем в действительности спрашивает мистер Мольто, доктор Эдгар? Он хочет знать, как получилось, что я знаю обо всем, а он нет. — Хоби переводит взгляд на свидетеля. — А ведь он прав, не так ли, сенатор? Давайте начистоту. Вы ведь ничего не упомянули обо всем этом, когда беседовали с мистером Мольто, верно?

— Я ответил на вопросы, которые он задал. Как вы уже подметили, мы были очень сдержанны друг с другом.

— Но ведь вы понимали, какую роль играли деньги, которые ваш сын передал Хардкору, не так ли?

— Ни представители прокуратуры, ни полиция ничего не говорили мне о деньгах. И даже когда я начал узнавать детали, мне сначала и в голову не приходило, что здесь есть какая-то связь. К тому времени Нилу уже предъявили обвинение, и я поднял эту тему в разговоре с вами — как вам известно, — и вы сказали мне, что линию защиты выберете сами и что… — Эдгар внезапно осекся.

— Продолжайте.

— Вы сказали мне, что, может быть, вам вообще не понадобится упоминать об этом.

— То есть я одурачил вас, верно? — спрашивает Хоби.

У него хватает выдержки, чтобы изобразить на лице ослепительную улыбку, а затем, словно этого недостаточно, Хоби делает шаг вперед и отвешивает поясной поклон. Потрясающая сцена. Выпрямившись, Хоби буквально на секунду бросает на Эдгара взгляд, полный испепеляющей ненависти. Эдгар переносит это с гораздо большим спокойствием и выдержкой, чем я могла бы подумать. Он дотрагивается пальцем до верхней губы и молча смотрит на Хоби изучающим взглядом. Я вдруг осознаю, что перейден некий рубеж. Несколько секунд назад судебный процесс перешел в новую стадию, неподвластную мне, и теперь тяжба идет только между этими двумя людьми.

— Мистер Таттл, вы закончили? — спрашиваю я.

Ему осталось забить несколько последних гвоздей в крышку гроба с версией обвинения и, возможно, этим самым поставить точку в политической карьере Эдгара. Борзописцы просто затравят Эдгара. Они вцепятся в него и будут терзать до тех пор, пока не разорвут в клочки.

В ответ Хоби поворачивается и довольно долго смотрит на меня. Еще одна впечатляющая сцена: непроницаемое коричневое лицо, грустные и многозначительные глаза. На миг в его облике мелькает что-то если не внушающее жалость, то хотя бы делающее его похожим на человека. Затем он негромко произносит:

— Нет, ваша честь, я еще не закончил.

Я холодно прошу Хоби поторопиться, и он начинает прохаживаться, обдумывая следующий вопрос, а затем останавливается перед Эдгаром.

— Вы сказали здесь Мольто вчера, что вам не известен мотив, который мог бы побудить сына желать вашей смерти, верно, сенатор?

— Насколько я могу судить об этом, такого мотива не существует.

— Хорошо. А теперь скажите, сенатор, с той поры, как ваш сын научился говорить, он когда-либо высказывал угрозы в ваш адрес или же предпринимал какие-либо действия, которые можно было бы расценить как физическое насилие?

— Нет.

— А как насчет матери?

— Да он и мухи не обидит, мистер Таттл.

Сингх толкает Мольто в плечо. Томми отмахивается — какая теперь разница? Тогда Сингх сам возражает против ответа Эдгара как данного не по существу. Я принимаю его возражение.

— Сенатор, как вы уже упомянули, вы согласились внести залог за вашего сына, так?

— Да, согласился.

— Мистер Таттл! — вмешиваюсь я. — Я вижу, куда вы клоните. Если я не ошибаюсь, то лучше и не помышляйте об этом.

Он собирается спросить, считает ли Эдгар Нила виновным. Определять вину — моя прерогатива, а не Эдгара.

— Ваша честь, я собирался задать вопрос получше. — Он внимательно смотрит на Эдгара: — Разве не факт, сенатор, что вам лично известно, что Нил Эдгар не совершал этого преступления?

Взглядом через плечо он как бы говорит мне: «Ну что? Как тебе? Ай да Хоби! Ай да сукин сын! Что теперь ты сделаешь?»

— Вы можете ответить, — объясняю я Эдгару, — но только на основании того, что вам лично известно.

— Откуда же мне знать? — удивляется он. — У меня есть мнения.

— Никаких мнений. Ваши мнения мне не нужны.

— Позвольте мне снять вопрос и начать заново, но издалека, — предлагает Хоби. Стоя неподвижно в самом освещенном месте зала, он поднимает руку поближе к глазам, словно рассматривая свой маникюр. — Сенатор, вернемся к Монтегю. Он снова навестил вас одиннадцатого сентября, и вы сказали ему, что предыдущие ваши показания, данные ему седьмого сентября, не соответствовали действительности, верно?

— Да, именно это я ему и сказал.

— Одиннадцатого сентября вы сказали Монтегю, что должны были находиться на Грей-стрит в утро, когда была убита миссис Эдгар. Вы рассказали ему, как пытались вовлечь «УЧС» в политику, правильно?

— Да, правильно.

— Каким же образом ему удалось заставить вас изменить свою позицию?

Эдгар неопределенно пожимает плечами:

— Полагаю, во мне заговорила совесть, мистер Таттл. Он задал мне те же вопросы, и из этого я сделал вывод, что он дал скептическую оценку моим предыдущим ответам.

— Скептическую? Хорошо. А теперь давайте нарисуем целостную картину, чтобы увязать все события. Вы председатель сенатского комитета по уголовному законодательству, так?

— Да.

— Ваш комитет принимает решения по финансированию правоохранительных структур всего штата?

— Да.

— Монтегю — лейтенант полиции, то есть служит в этих самых правоохранительных структурах. Опыт у него немалый, и, стало быть, он знает, чего стоит портить отношения с такими, как вы, не так ли? Ведь он вел себя с вами отменно вежливо и тактично, верно?

— Всегда.

— А он, случайно, не обмолвился вам, сенатор, что у них есть свидетель, чьи показания противоречат вашим?

— Я этого не припомню.

— Но ведь вы изменили свои показания.

— Так получилось.

Хоби расхаживает взад-вперед. Смочив кончиком языка пересохшие губы, он произносит:

— Вот что, сенатор. Меня неотступно преследует одна мысль. Если Монтегю не осведомил вас о показаниях Хардкора, не значит ли это, что вы получили данную информацию из какого-то другого источника, скажем, от какого-либо высокопоставленного полицейского чиновника? Ведь у вас достаточно связей на самом верху, верно?

Эдгар отвечает не сразу. Он вздыхает, и с каждым вздохом верхняя часть его туловища то поднимается, то опадает.

— У меня имелось представление в целом об этих показаниях. Мне позвонил один человек. Один друг из законодательного собрания штата. Мне бы очень не хотелось называть его имя.

— Мне оно и не нужно, сенатор, — говорит Хоби, делая великодушный жест. — Однако этот ваш друг — он пересказал вам содержание рапорта?

— В некотором роде.

— Он зачитывал его вам?

— Да. Частично.

— Значит, одиннадцатого сентября вы уже знали, что Хардкор дал показания на Нила?

— Да.

— Вы знали, что Хардкор передал детективам деньги, которые, по его словам, получил от Нила?

— Правильно.

— И вы знали, что Хардкор рассказал о встрече с вами в лимузине Ти-Рока?

— Да, знал.

— Следовательно, вы знали и о том, что жертвой покушения должны были стать вы, а не ваша жена?

— Все это было мне известно.

— Именно потому вы и изменили свои показания, верно?

— Узнав подробности, мистер Таттл, я понял, что обстоятельства моей предполагавшейся встречи с Хардкором, запланированной на седьмое сентября, имели существенное значение для расследования преступления, и когда Монтегю повторил свои вопросы, я дал на них правильные ответы.

— Значит, вы решили сказать то, что они уже услышали от Хардкора?

— Я сказал правду.

Снова погрузившись в свои мысли, Хоби умолкает и начинает мерить широкими шагами пол.

— И все же вы не сказали о деньгах, полученных вами от ПДФ, не так ли? Даже несмотря на то что к одиннадцатому сентября вам уже точно было известно — ведь вам зачитали рапорт — утверждение Хардкора, что он получил от Нила десять тысяч долларов за то, чтобы убить вас. И вы продолжали держать информацию о десяти тысячах долларов ПДФ при себе, не делясь ею ни с кем, и в первую очередь со следствием, верно?

— Но ведь этот вопрос уже закрыт, мистер Таттл.

— Так ли? Вы сказали, что сначала не видели связи, потому что Мольто и детективы не давали вам информацию о деле. Но ведь потом информация у вас появилась.