Красавица и ее чудовище - Ева Никольская

— Ну, хорошо, мышшшка, — прошипел собеседник, сверля меня взглядом. — Тебя так задевают мои слова о расторжении брака? Отлично! Я заберу тебя в Карнаэл, поселю в каменных стенах своей каэры, откуда у тебя будет возможность выбраться в родной мир всего раз в год на одни единственные сутки. Я буду пить твои эмоции и наслаждаться твоим телом… день за днем, год за годом… Ни праздников, ни развлечений, ни родственников, ни друзей… ничего там у тебя не будет, кроме темных коридоров и нас. Полулюдей, полумонстров, спешащих ночью на запах твоего молодого тела и нетронутых эмоций. Ты будешь слушать скрежет когтей по своей двери и завывание голодных зверей. Ты станешь "кормом" для чудовища, которое сделало тебя пленницей, заточив в живую тюрьму, где нет ничего… совсем ничего земного. Разве что твой любимый шоколад, — я пожала плечами, мол, во всем есть свои плюсы, а он продолжал: — Ты сойдешь с ума от скуки и ненависти к тому, кто обрек тебя на такое существование. Ко мне! Ты этого хочешь, Арррэ? Хочешшшшь?! — не дождавшись от меня отрицательного ответа, он раздраженно рыкнул: — А я… нет!

— Не везло с мужиками раньше, не везет и сейчас, — пробормотала я и рванулась из его рук. Он не отпустил. — Я хочу, чтобы ты мне доверял, а не выставлял на посмешище, пусть и не специально.

— Мы слишком мало знакомы для доверия.

— Достаточно… раз уже женаты.

— Это временно.

— А если нет? Вдруг твой план не сработает и тебе придется сыграть еще одну свадьбу? Только теперь в Карнаэле.

— Сработает.

— А что за план?

— Скоро все узнаешь.

— Опять? — взвилась я. — Опять недомолвки, да? Хочешь в очередной раз меня не специально унизить?! — с каждым словом я все больше распалялась, чувствуя как кипит во мне праведный гнев, и как снова чешутся руки, желая съездить по упрямой морде одного чрезмерно скрытного типа.

Видимо, реагируя на мои крики, те, кто остался в церкви, сделали очередную попытку просочиться на крыльцо, но Арацельс повторил трюк, и приоткрывшаяся, было, дверь громко хлопнула, не выпустив никого. На этот раз вроде бы обошлось без жертв.

— Замолчи, женщщщщина! Я не собираюсь тебя унижать.

— Не затыкай мне рот!

— А ты не ори на всю окррругу! Ведешь себя, как торговка на базаре, — он резко убрал руки и сделал шаг назад, окатив меня раздражением своего алого взора.

— Да как… да ты… — я задохнулась от возмущения и, не сдержавшись, кинулась на него с кулаками. Мда… не далеко ушел, дорогой. А зря. Удар, другой… ему как об стенку горохом. — Ненавижу тебя! — звук звонкой пощечины поддержал мои слова. — Ненавижу! — очередной выпад руки и… мое запястье оказалось в плену его пальцев. Я раздраженно фыркнула, глядя в потемневшие от злости глаза блондина, и замахнулась другой рукой, но она почему-то вместо удара легла на его шею, заставив мужчину склониться ко мне. Медленно…

Я видела, как меняется выражение его глаз. От ярости до удивления, а потом… Когда лицо Арацельса оказалось совсем рядом с моим, когда его дыхание обожгло мою кожу, а на дне красных колодцев, в которых тонули черные нити зрачков, полыхнул пожар желания, вот тогда-то до меня и дошло, что эта проклятая конечность снова пустилась в самоволку.

— Это не… Я не… — слова не желали рождаться в пересохшем горле, а его губы, сулящие избавление от необычной жажды, были так недопустимо близко…

Не знаю, кто первый поддался соблазну, но не прошло и секунды, а мы уже целовались посреди огненного кольца в окружении белых снегов и черной ночи. И ни до чего, кроме друг друга, нам не было больше дела.

Я не сразу почувствовала, как вокруг что-то меняется. Это ощущение робким ветерком вплелось в тот вихрь эмоций, который кружил мне голову, мешая соображать. Вплелось и осталось, разрастаясь в душе осознанием чего-то знакомого, родного, но некогда утраченного… Переплетение пальцев, горячее касание губ, ритм стучащих в унисон сердец, и… однажды потухший пожар связи, вопреки всем каверзам судьбы, снова разгорелся из холодных углей в жаркое пламя. А потом меня накрыло. Ураган чужих чувств… сильных, ярких, безумно приятных. Или здесь все мое? Наше?

— Ар… Арацельс! — я чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо. — Это то, что я думаю? — его брови едва заметно поднялись, выражая вопрос. — Заветный Дар. Он снова активировался?! — мужчина кивнул, и я, радостно взвизгнув, повисла у него на шее. — Значит, получилось, да? И Лу мне больше не муж?

— Очень на это надеюсь, — пробормотал мой снежный блондин, обнимая меня и удерживая на весу.

— Ну, по крайней мере, мы попытались, — глупая улыбка отказывалась сходить с моих губ, и я уткнулась в его плечо, чтобы он ее не видел. И все бы хорошо, но… Совесть кольнула куда-то под ребро, и мне срочно приспичило оправдаться: — Ты извини за… ну… это рука опять вышла из-под контроля и… ты понимаешь… я не хотела…

— Что именно? Бить меня или целовать? — в его голосе проступила настороженность.

— Целовать, да и…

— Арэ, — оборвал меня жених, хотя нет, теперь уже муж. Законный. — Рука, говоришь, виновата? — он поставил меня на снег, который, несмотря на бушующее вокруг пламя, даже не думал таять. В этом вся ненормальность магического огня. Впрочем… не вся. — А твои губы? Они тоже объявили забастовку? — ехидно поинтересовался собеседник.

— Ну… — я почему-то смутилась.

— Не смей мне лгать, Катенок! — от слов его повеяло колючим холодом. — Я знаю, что ты чувствовала, и чего хотела — тоже.

Ох, точно… он же у нас чтец эмоций. Поверхностных. Угу. А у меня в тот момент и без его способностей все на лбу было написано. Зачем я вообще этот разговор затеяла? Оправдалась, называется…

— Ну да, ну да… не жена, а открытая книга.

Мое бурчание заставило его улыбнуться. Он приподнял мне подбородок и заглянул в глаза. А потом вдруг наклонился и замер, так и не коснувшись губ. В паре сантиметров от моего лица… чтоб дыхание теплым потоком скользило по коже, чтоб взбрыкнувшее сердце рвалось из груди, а в горле с невероятной скоростью зарождалась та самая жажда, утолить которую мог лишь один источник. И он был так близко. Томительный соблазн. Проверка… предложение, от которого мне дали шанс отказаться. Ну, уж нет! Только не в этой жизни.

Я громко выдохнула и, приказав себе не спешить, провела указательным пальцем по его щеке, подбородку… очертила нижнюю границу красивого рта и снова выдохнула, понимая, что дыхание самопроизвольно сбивается, желая испортить мне игру. Ладони легли на его плечи, погладили основание шеи и заскользили по позвоночнику. Вверх — вниз… ласково, осторожно. Арацельс не двигался, застыв в одной позе. Он ждал… И я не стала оттягивать момент. Привстав на носочки, совсем немного, чтобы быть чуть-чуть повыше, я лизнула уголок его рта, с удовольствием отметив, как вздрогнул мой супруг. Затем коснулась кончиком языка его верхней губы, наслаждаясь ее прохладной упругостью, и… Услышала, как он с мученическим рыком выдохнул мне в лицо одно единственное слово: "Моя!", после чего впился в рот поцелуем, от которого заныли губы и оборвалось сердце, временно забыв, что ему полагается биться. Дико, яростно, страстно! Эмоции… наши общие эмоции захлестнули нас обоих, вырвав из реальности. Не знаю, как долго выдержало бы подобный накал страстей мое бедное тело, которое Хранитель сжимал с такой силой, что сквозь бешеный стук очнувшегося сердца мне мерещился треск собственных ребер, а кожа горела, словно в лихорадке, под не знающими покоя ладонями мужчины? К счастью (или наоборот?), проверить это мне не удалось, так как сквозь бешеный ритм пульсирующей в висках крови до меня долетели задумчивые слова: