Братья. История масонства в России - Наргиз Асадова

Н. АСАДОВА: Ну что ж, это был «Портрет», написанный Алексеем Дурновом. Павел Яблочков — наш сегодняшний герой. Я, знаете, забыла напомнить телефон для СМС: [phone]. Те, у кого есть вопросы по нашей сегодняшней теме или, может быть, какие-то реплики, предложения, то присылайте, пожалуйста, нам их в эфир. Вот, знаете, пока я слушала портрет Алексея Дурново, я подумала: вот почему мальчика, который был слаб здоровьем, родители решили определить в военную академию?

Л. МАЦИХ: Ну, не в академию, это была такая юнкерская школа, ну вроде военного училища.

Н. АСАДОВА: Ну военная школа, да. Но у нас-то впечатление такое, что в армию страшно выпускать-то здоровых людей.

Л. МАЦИХ: Не-не, ну тогда была совершенно другая армия, тогда в армии служить было престижно, почетно. Полное отличие от нынешней армии, к великому сожалению для нынешней. Нечего и сравнивать даже. Кроме того, в армии обучали бесплатно и на полном пансионе. И у его родителей была вполне прагматическая причина — не было денег дать хорошее образование, чтобы за него заплатить в гимназии или в реальном училище. Поэтому для них армейская карьера для Павла была единственным выходом. Но не он не вписывался в армию. Кроме того, тут надо понимать, каким он парнем был. Он был здоровенным парнягой под два метра и производил впечатление такого атлета…

Н. АСАДОВА: И здоровяка.

Л. МАЦИХ: Да, здоровяка, трехсаженный удалец. А он был очень болен на самом деле, вот сызмальства он хворал. У него легкие были нехороши, и суставы, и сердце. Он умер 46-ти лет. Поэтому для него армейская служба — режим, требования определенные, хорошее питание, сбалансированное, без баловства юношеского — для него это очень пошло на пользу. И, в общем-то, это укрепило его физически и привило ему некоторые навыки распорядка. Он был истинно богемный человек, Павел Николаевич. Он никогда не мог организовать свой день. Он работал по ночам, а днем мог спать. То есть он не вписывался в систему. Он был человек от Бога. Вот как Делакруа говорил: «Гений — это человек, которого поцеловал Бог». Вот Павел Николаевич был такой. Но ни в одной системе он, разумеется, чувствовать себя вполне комфортно не мог. Это отразилось и на его увлечениях как инженера, и на его общественной жизни, и на его жизни личной. Вот он как-то многое начинал, за многое очень брался, был необыкновенно одарен, но не все далеко доводил до конца. Не знал счета деньгам, в коммерции был абсолютным ребенком, по словам его близких. И, в общем, при своей гениальной одаренности он очень безалаберно распорядился во многом своими дарованиями и своими возможностями.

Н. АСАДОВА: С гениями так бывает часто. А скажите, каким образом он попал к масонам? И в какой момент это произошло?

Л. МАЦИХ: Это в Париже произошло. Тут вот какую штуку надо понять. Дело в том, что, во-первых, лабораторная база и оборудование для электротехника, он себя назвал электротехником, за границей были несопоставимо лучше, чем в России. И сейчас эта ситуация, к сожалению, ничуть не улучшилась. И он уехал.

Н. АСАДОВА: А когда он впервые уехал? В 75-м году?

Л. МАЦИХ: Да. И он устроился работать во французскую фирму «Бреге» и, в общем, неплохую сделал карьеру. Кроме того, он же жил своими изобретениями, для него вся жизнь, собственно, была изобретательство. Он, кстати, себя называл электротехником, и это не находило понимания у многих окружающих: что это еще за профессия такая? А вот он был изобретателем по преимуществу. Кстати надо сказать, что путь, которым он шел, изобретательство, был, к сожалению, тупиковым. А лампа накаливания, которую разрабатывали Ладыгин, Эдисон и многие другие, эта лампа оказалась гораздо более успешной. В конце концов она свечу Яблочкова вытеснила. Но когда Яблочков открыл свою лампу — вот эти два электрода, которые параллельно друг другу горят, укорачиваясь, а между ними прокладка из каолина, из китайской белой глины — для того времени это была полная революция. И он уезжал, гонимый кредиторами, из Москвы и Питера в Париж, а вернулся триумфатором. Он очень разбогател.

Н. АСАДОВ: Да, в 76-м году эта лампа Яблочкова или свеча Яблочкова, просто ее раскупали в Европе в промышленных практически уже масштабах. И вот что писали немецкие, английские, французские газеты: «Вы должны видеть свечу Яблочкова!» — вот один из заголовков. Или: «Изобретение русского отставного военного инженера Яблочкова — новая эра в технике». Или: «Россия — родина электричества».

Л. МАЦИХ: Да, но потом уж никогда так не говорили, к сожалению. Вот такой был гениальный человек. Он был человеком неуемным, и ему хотелось реализовать не только свои изобретательские технические идеи, но и свои идеи общественные. А он, надо сказать, ими бурлил. У нас обычно, когда говорят о биографиях инженеров, физиков, технических людей, обычно обходят стороной мировоззренческие вопросы. А тогда, как, впрочем, и всегда, это же было стержнем личности любой, Яблочков мыслил космическими масштабами. Он хотел понять законы мироздания, он хотел понять, каким образом космос влияет на Землю, каким образом история, социальная история человечества, каким образом она коррелируется с физическими законами. Его интересовали очень большие вопросы. Он очень много читал и был автодидакт. Он общался с образованнейшими людьми своего времени. Тогда в Париже уже складывалась такая вот стабильная, что ли, русская диаспора, состоящая из выдающихся людей. Возглавлял их Максим Максимович Ковалевский, профессор социологии, философ. И вот, общаясь с ними, Яблочков в масонство и вступил. Сначала вступил в Ложу, которая называлась… (по-франц.)

Н. АСАДОВА: Что в переводе с французского…

Л. МАЦИХ: Что в переводе с французского означает «Труд и верные друзья истины». Это была Ложа по французскому образцу или, по-масонски говоря, по французском обряду основанная. Надо сказать, что между масонами французскими и англо-саксонскими существовало определенное противоречие и даже напряжение, переходящее в соперничество. Так вот, он вступил во французскую Ложу. С точки зрения английской, она была нерегулярной. И именно это не давало ему покоя, он захотел организовать свою Ложу, поскольку он все хотел по-своему переиначить. И организовал Ложу с очень красноречивым названием «Космос».

Н. АСАДОВА: Это уже в России было?

Л. МАЦИХ: Нет, это все было в Париже. В России тогда не больно-то можно было все это организовать. Он же к тому времени стал человеком богатым внезапно, и в эту Ложу он вложил не только жар души, но и значительные свои средства. Он хотел создать такое некое сообщество из российских эмигрантов, людей технически одаренных, успешных и неравнодушных. В основном это были инженеры, это были физики, это были, по-современному говоря, бизнесмены — «негоцианты» он их тогда называл. То есть он хотел из коммерческой и из технической элиты создать вот такие сливки общества, которые выработали бы идеи, каким образом России от своей десятилетней или даже, как он полагал, вековой отсталости избавиться. Вот этими задачами его Ложа и занималась, помимо прочих масонских работ. И что любопытно, он эту Ложу основал по древнему почитаемому шотландскому обряду. То есть он захотел ее легитимизировать. Он ее создал сам, но по обряду, который был признан мировым масонством.

Н. АСАДОВ: А он как-то испрашивал разрешение или благословение у шотландских Лож?

Л. МАЦИХ: Испрашивал, да. Он получил его. Он, кстати говоря, был мастером стула, то есть председателем Ложи «Верные друзья истины».

Н. АСАДОВ: А как это ему удалось сделать? Он же иностранец, и на чужой земле, в столице, можно сказать…

Л. МАЦИХ: А гениев все почитают. Он, кстати говоря, был кавалером французского Ордена Почетного Легиона, будучи иностранцем, что отнюдь не помешало ему, его иностранство, получить этот замечательнейший почетнейший орден. Кроме того, его имя было у всех на устах, и было очень почетно видеть такого человека.

Н. АСАДОВА: Ну да, Лувр был освещен его лампами — свечами Яблочкова.

Л. МАЦИХ: Лувр, улица Риволи — одна из красивейших улиц Парижа, Парижский ипподром, лучшие магазины, самые фешенебельные, престижные. То есть лампа Яблочкова была у всех на виду и его имя у всех на устах. И кроме этого, не надо забывать, он к тому времени был очень богат. Его богатство и бедность чередовались такими полосами, точно как ковер на полу масонской Ложи — черная, белая, черная, белая. Но иногда была белая полоса. Никто не знал, что она так скоро минет. Поэтому он был человеком популярным и богатым. Чего же было его не избрать?

Н. АСАДОВА: А вы знаете, когда мы говорили про масонские Ложи, то вы часто упоминали, что в масонских Ложах все-таки принято некую дисциплину соблюдать. А Яблочков, как вы уже сказали, он не очень был дисциплинированным человеком, скорее, он был человеком порыва. Каким образом ему удалось дослужиться до такого высокого статуса, как мастер стула?