Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев

   С эвакуацией все было правильно. Однако когда речь зашла о Гражине Тышкевич, Бауэр встал на дыбы. «Ноги этого существа не будет у меня на борту! Я не имею права подвергать людей опасности. Тем более, тащить на Землю черт знает что». Формально он был прав, а аргумент, что Тышкевич тоже человек, по крайней мере на девяносто процентов, никого не убеждал, в том числе самого Павлыша. Нельзя быть человеком на девяносто процентов. Либо ты человек, либо… существо. И, следовательно, Гражина вынуждена остаться на планете. Одна. Дожидаться, пока прилетит научная экспедиция и вынесет свой вердикт. Ждать месяц, полтора, два…

   Других аргументов у Павлыша не было. Значит, и выбора не было.

   – Глеб, я остаюсь на Виене. Я не могу бросить свою пациентку.

   – То есть как, «остаешься»? – смысл фразы не сразу дошел до капитана «Магеллана». – Глупости! Это не болезнь!

   – А в чем принципиальная разница, можешь объяснить?

   – Ничего я не собираюсь объяснять! В конце концов, ты член экипажа. Доктор Павлыш, я приказываю вам вернуться на корабль.

   – Вот именно, я – доктор. Я приносил клятву помогать людям, которые в этом нуждаются.

   – Людям! То, что она человек, вовсе не факт!

   – Обратное – и подавно. Для меня она человек. А люди не должны бросать друг друга в беде.

   Бауэр молчал, поджав губы, хмуро смотрел с экрана. Тихо произнес:

   – Слава, ты понимаешь, что это самоубийство? Они сделают с тобой то же, что с Ваховским.

   Павлыш усмехнулся.

   – Почему же? Я оптимист, Глеб. Уверен, мы еще увидимся.

   Больше говорить было не о чем. Оставалось выключить передатчик и взглянуть, как стартует катер, увозя последнюю партию монтажников.

   А два часа спустя погас и желтый огонек на панели радиостанции. Павлыш и Гражина были в штабном боксе, когда это случилось.

   – Все, – вздохнул доктор. – Они улетели. «Магеллан» ушел в гиперпрыжок. В ближайшее время в штабной бокс можно и не заглядывать. Идем?

   Гражина кивнула. Поднялась, шагнула к двери шлюза. Обернулась.

   – Слава, почему ты остался? Только из-за того, что давал врачебную клятву?

   Павлыш помедлил. Улыбнулся.

   – А ты в самом деле забыла, когда и как мы познакомились первый раз? «Антей»?

   Женщина помедлила. Щеки ее начали наливаться румянцем смущения.

   – Конечно, я помню. Не хотела ворошить золу в давно погасшем костре. На «Антее» ты влюбился в меня с первого взгляда и сделал предложение. А я сбежала, как только представилась возможность. Решила, что ты слишком юный и несерьезный. А главное, что я еще молода, что впереди – вся жизнь. И в ней встретится много «слав павлышей».

   – Правильно. Я это понял тогда. Я сказал, что могу ждать хоть двадцать лет. Двадцать лет прошло. Я дождался.

   Все случилось на шестой день их робинзонады. Павлыш успел совершенно случайно. Сидел себе в медбоксе, работал с данными диагноста – он проводил обследование пациентки по три раза на день, чтобы не пропустить любые изменения в ее организме, если те вдруг начнутся, – глянул в окно. И увидел. Гражина шла от основания треугольника к его противоположной вершине. Быстро, уверенно, словно видела некую цель. Хоть ничего там, кроме пустой посадочной площадки и леса за ней, не было.

   Когда Павлыш выскочил наружу, она уже была на опушке. Как раз в том месте, где он встретил ее первый раз после… биотрансформации?

   – Постой! Ты куда?

   Гражина нехотя обернулась. Дождалась, пока Павлыш подбежит. Пообещала:

   – Я скоро вернусь. Подожди меня.

   – Вернешься? Ты далеко собралась?

   – Нет. Далеко идти не надо. Но… тебе не стоит смотреть на это. Судя по видеозаписи, зрелище будет неприятным.

   – Что?! Ты можешь объяснить, что ты затеяла?

   – Не могу, сама не понимаю. Наверное, те десять процентов нечеловеческого сейчас во мне говорят. Это вчера началось, я побоялась сразу признаться. Так старалась всем доказать, что человек, а сама… Это как предчувствие, потребность. Но ты не волнуйся, ничего страшного не случится, они обещают.

   – Кто обещает?

   – Они, – женщина кивнула на высовывающиеся из мха разноцветные «игрушки». – Хозяева этого мира. Возвращайся в лагерь и жди меня. Хорошо?

   Павлыш покачал головой.

   – Не хорошо. Я твой врач, и я тебя никуда не отпускаю. Я вовсе не уверен…

   Гражина пожала плечами, не дала договорить:

   – Слава, я не могу это контролировать, извини…

   И рассыпалась полусотней разноцветных шаров. Самые мелкие – меньше шариков для настольного тенниса, самый крупный – размером с баскетбольный мяч, желто-зеленый, как комбинезон Гражины. «Она была в том самом комбинезоне, – пришла запоздалая мысль. – И одежда, должно быть, та самая. Биотрансформированная…»

   Мелочь принялась зарываться в мох, «баскетбольный мяч» покатился к густой поросли розовых «кораллов». Те встрепенулись, зашевелились, опутали пришельца, запеленали, так что зеленое уже не просвечивалось, и лишь затем получившийся ком втянулся под моховую подстилку, оставив после себя неглубокую выемку. И все затихло. Будто и не было здесь минуту назад Гражины Тышкевич.

   Павлыш не знал, что предпринять. Бежать в лагерь, запереться и не выходить наружу, пока не прилетит экспедиция? Это было хорошим и логичным решением. Но он остался ждать.

   Под толстым слоем мха и прелой хвои что-то происходило. Подстилка ощутимо вибрировала, микоиды, разбросанные по ее поверхности, вздрагивали, проваливались, исчезая бесследно. Словно небольшое локальное землетрясение.

   Павлыш решился сделать шаг в глубь леса, второй, третий. Он готов был к тому, что поверхность под ногами внезапно расступится, станет зыбкой, как песок, как болотная трясина, поймает, затянет. Но старался верить, что этого не будет. «Они обещали, что ничего страшного не случится».

   Ничего не случилось. Павлыш обошел вокруг выемки, присел на ее краю, размышляя, не шагнуть ли в середину. Не успел.

   – Слава, я вернулась! Как обещала.

   Павлыш резко вскочил, оглянулся. Гражина стояла в трех шагах от него. Улыбалась.

   – Как… откуда… Я ничего не успел заметить!

   – Они не хотели тебя шокировать, поэтому сборку проводили незаметно. Там, внутри грибницы. Они исправили допущенные ошибки. В этот раз они собрали меня правильно, в точности такой, какая я была изначально. Теперь я на сто процентов человек! Пошли! – она схватила его за руку.

   – Куда?

   – Как куда? К диагносту! Мне же не терпится убедиться!

   – Так микоиды все же разумны? Но почему этого не обнаружили? Их же несколько лет изучали! А ты что, их слышишь? Можешь с ними общаться? Как? Ультразвук? Электромагнитное излучение?

   – Разумны, неразумны – я не специалист! Наверное, разумны, только по-своему. И, конечно, они не разговаривают со мной. Они же совсем иные, у них нет вербальной системы. Но когда они меня «собирали», то как-то записали информацию у меня в памяти. С одной стороны, я это помню, с другой – понимаю, что это не мое, извне.

   Они бежали через треугольник поляны к оранжевым куполам лагеря, и Гражина спешила поделиться, выплеснуть неожиданно обретенные знания:

   – Они наблюдали за людьми с самой первой экспедиции. Но вступать в контакт не спешили. Они вообще не любят спешить, они воспринимают время не так, как мы. Сто лет или одна минута, для них разницы нет. Но потом пришли монтажники, расчистили поляну, начали готовиться к терраформированию континента. Микоиды поняли, что пришельцы хотят занять их территорию, и им пришлось действовать. Разобрать, изучить, воссоздать в первоначальном виде – так они познают окружающий мир: деревья, папоротники, все прочее. Но люди оказались устроены значительно сложнее любых существ на Виене. Микоиды не смогли воссоздать Стефана, потому со мной подстраховались и первую копию сделали пробной, временной.

   Гражина остановилась, не добежав нескольких метров до медбокса. На лицо ее легла тень:

   – И еще… Они не хотели смерти Стефана, они даже не поняли, что убили его. Грибница микоидов существует миллионы лет – дольше, чем себя помнит и осознает. Она изменяется, эволюционирует, накапливает информацию. А каждый отдельный микоид – рецептор либо эффектор, легко заменимый и не представляющий ценности. Потому они и в нас видят всего лишь автономные органы грибницы-человечества. И как мы сумеем их разубедить в этом, я не представляю.

   Она повернулась, пошла к двери бокса. Павлыш помедлил. Оглянулся, всмотрелся в окружающий поляну лес. На миг показалось, что он встретился взглядом с чужими глазами-рецепторами. Или не показалось? Грибница Виены вглядывалась в глаза человечества Земли. Он, Павлыш, был этими самыми глазами. Так, может, микоиды не слишком и ошибаются? Мы, люди, считаем себя разумными существами. Но что мы для человечества? Какая у него цель? И вообще, разумно ли оно?