Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Крипа тяжело вздохнул и вдруг улыбнулся.

— Несчастья сыплются на твою безвинную голову? Нет! Всемилосердные боги укрепляют твой дух испытаниями. Сердце разрывается от боли? Нет. Оно прозревает, и свет истины режет его очи! Радуйся! (Молчание.)

Ты все еще жаждешь убивать своих врагов?

— резко спросил Крипа.

— Нет. — выдохнул я.

— Свасти! — воскликнул наставник, как жрец при счастливом жертвоприношении. — Мои долг выполнен. Теперь я снова могу обучать тебя сражаться.

Крипа замолчал. Да и говорил ли он вообще или вызванные его направленной волей со дна моего сердца всплывали в эту жизнь давно постигнутые истины? Еще не отлитые в четкие формы, несущие не облегчение, а какую-то смутную тоску, они все-таки помогли мне оторваться от круга разочарований, в который заключил меня Хастинапур. Сосуд души был по-прежнему пуст. Но я встретил зарю с бодрствующим сознанием и ровно бьющимся сердцем.

* * *

Казалось, на этом священном поле вернулось ко мне терпкое счастье Двараки… Вот только не было Латы. А я-то именно теперь был готов принять от нее любые наставления!

Но Крипа, а не Лата всецело завладел моим вниманием на несколько дней, проведенных нами на Курукшетре.

Он вновь учил меня сражаться, только теперь это было по-иному. Казалось, он просто открывает двери в моем сознании, заставляя вспомнить то, что я давно знал, но забыл.

«Противник бьет. Твои глаза замечают начало движения и подают сигнал сознанию. Но, опираясь на глаза, ты будешь всегда опаздывать».

«Ты должен реагировать на мысль, на тень намерения. Первый шаг к этому — неподвижность, второй — открытость. Уподобь сознание зеркальной глади озера, которое отражает весь мир. Так уследишь за всеми направлениями атаки».

«Мысль врага отразилась в зеркале твоего сознания — ты познал намерение. Не трать время на обдумывание. Возжигание ратного пыла сродни озарению». (Вот почему чараны поют «герой воссиял в пылу сражения»)

«Рази первым, сбивай начало движения, опережая каждое действие. Сокровенные сказания открыли нам, что сила течет в трубках и каналах тела, как вода в реке. Мысль направляет силу. Руби мощно, проникая мыслью за пределы тела врага, тогда и меч пройдет сквозь любые доспехи. Полосуй резко и широко, думая о воде. Тогда твой удар никто не сможет блокировать».

«Сокровенные сказания утверждают, что все в мире связано невидимыми нитями. Отражай чужой выпад с ощущением связанности ваших клинков. Противник не успеет отдернуть меч».

«Наши планы и способности ничто против потока кармы. Поэтому никогда не будь слишком уверен в своих силах. Входи в противника с чувством свободы и превосходства, но никогда не надейся на его слабость. На сильного наступай мощно, вызывая в сознании образ костра. Возрастай, как огонь, расширь свою сущность за пределы тела. Ударь мечом, телом, духом, огнем всего мира».

«Если твои усилия в атаке оказались тщетны, не повторяй приемов дважды. Чтобы победить, измениться должен ты».

«Против огня вызови образ воды. Проникни в противника, как лиана в щели дома, разрушай стены, бей по слабым местам. Просачивайся, как вода сквозь плотину, размывай оборону, но атакуй.»

«Отступающего преследуй, чтобы не дать ему времени одуматься и собраться с духом».

«Познавая части, воспринимаем целое. Все, что пригодно для поединка, используют вожди во время столкновении армий. Законы противоборства везде одинаковы».

Так учил меня Крипа, настраивая дивную струну, связующую мысль и тело, мелодию и движение, жизнь и смерть.

* * *

На третье утро после короткого сна в утренней свежести мы сели на коней и отправились дальше. Путь наш был долгим, но время летело быстро. Крипа развлекал меня рассказами о странах, через которые неторопливой рысью проносили нас кони.

— Потерпи немного, Муни, — говорил Крипа, — скоро мы пересечем эти знойные равнины и поднимемся к горным отрогам. Там, на северо-западе, стоят леса дерева пилу и берут свое начало пять рек: Шатадру, Випаша, Иравати, Чандрабхага и Вигаста. В земле, именуемой Аратта, они рождают шестую — Синдху. Место слияния рек отмечено великой тиртхой, куда стекаются паломники. Но, боюсь, истинного благочестия осталось мало в этих землях.

— В Хастинапуре я слышал, что запад давно отвернулся от дхармы. Там даже святилища ставят не в укромных местах, располагающих к сосредоточению и покою, а на насыпных холмах посреди селений. Говорят, что во время празднеств там пляшут голыми под звуки флейт и барабанов, — сказал я.

Крипа ухмыльнулся и покачал головой.

— Их обычаи во многом отличаются от наших, но это не значит, что они чужды дхарме. Людская глупость всегда объявляет низменным и злым то, что ей непонятно. Правда, жители страны мадров пляшут тогда, когда нам традиции предписывают хранить достоинство. Даже на похоронах своих близких они не стараются утопить горе в слезах, а танцуя, сбрасывают скорбь и горечь утраты в жар костров. Дни смены луны мы почитаем воздержанием и молитвами, а они, наоборот, устраивают праздники. Какой путь более угоден богам?

В главном городе мадров — Шакале — прямо перед царским дворцом растет смоковница, которой они приносят жертвы, веря, что это священное дерево увеличивает плодородие земли и приплод коров… Что ты улыбаешься, Муни? Разве поклонение деревьям хуже, чем поклонение каменным изваяниям?

Так беседовали мы, почти не замечая, что отроги синих гор на горизонте день ото дня становятся больше и жаркий стоялый воздух долин наполняется прохладным и чистым ветром еще не видимых ледников. В конце концов достигли глиняных стен Шакалы.

После Хастинапура и Кампильи столица мадров выглядела бедной и незначительной, зато какова была моя радость, когда, помимо Арджуны и близнецов, во дворце Шальи меня встретили Митра и Джанаки. Разумеется, было много объятий, восторженных криков, сбивчивых расспросов и путаных рассказов. Были в должное время и тихие беседы с Пандавами, слова благодарности и обещания наград, которые, если принять во внимание наше положение, звучали так же убедительно, как звучат сейчас обещания счастливой загробной жизни.

Митра и Джанаки на другой же день повели меня гулять по столице мадров. Город лежал в огромной речной долине с плодородной почвой. Горы подходили к нему вплотную с одной наименее укрепленной стороны. С трех других сторон были насыпаны высокие земляные валы. Сразу за городскими стенами располагались кварталы людей, живущих ремеслом. Дома обычно складывались из кирпича и окружались бамбуковыми террасами. Беднота строила из тростника, обмазывая стены глиной, смешанной с коровьим навозом. На полу, как и у нас, лежали циновки, только у знати они были толще и украшены узорами. Мы ехали по узким улочкам, и я с удивлением отмечал, что люди, попадавшиеся нам на улице, вполне чисто и опрятно одеты. Митра, как признался нам, лелеял тайное желание посмотреть на женщин мадров, танцующих на празднике. Но праздников, как объяснил Джанаки, в ближайшее время не предвиделось, а в повседневной жизни жительницы Шакалы кутались в шерстяные покрывала, защищаясь от холода и чужих взглядов. Зато Джанаки повел нас в некий дом, где гостей подчивали хмельным напитком из зерна и патоки. Питье было крепким и понравилось даже Митре, привыкшему к вину из сока пальмиры. Утолив жажду, мы смогли осмотреться.

Рядом с верандой, где мы восседали, проходила широкая дорога, по которой мимо нас тек человеческий поток, устремляясь к огромному бурлящему озеру базара — признанного центра города. Здесь сходились перекрестки торговых путей, здесь начинался парадный вход в царский дворец. Сюда съезжались купцы со своим товаром, насыщая широко распахнутый рот города возами со снедью, обращая их в кровь и плоть этого ненасытного людского муравейника. Джанаки, уроженец этих мест, сказал, что вся площадь перед царским дворцом называется Субханда, что значило «добрый товар». Впрочем, преданность местных жителей торговле уже не удивляла меня. Я начинал привыкать к тому, что большим миром управляют совсем не те боги, которым поклоняются в ашрамах. В этой земле было очень мало брахманов. Местные цари, как нам объяснил Джанаки, предпочитали сами общаться с богами.

Впрочем, армия у мадров была многочисленной. Мы сошлись во мнении, что ради нее и приехали Пандавы к своему державному родственнику.

— Если Накуле и Сахадеве удастся уговорить своего дядю поддержать Пандавов, то ни один из наших дваждырожденных не станет сетовать на то, что этот народ по-иному понимает карму, — сказал Митра.

— Вот бы собрать под знамя Пандавов всех араттцев, — начал Джанаки, — и бахликов, и саувиров, и гандхаров…

— Тогда клянусь до конца жизни приносить жертвы богам торговли, — быстро добавил Митра.

— Похоже, мадры поддержат тех, кто посулит большую выгоду, — сказал я, — В этом они еще проще хастинапурцев.