Немного о себе - Редьярд Киплинг

Послышалось что-то вроде пистолетного выстрела. Жаль, что он не убил престарелую леди. Это бобер ударил хвостом по воде, предупреждая своих об опасности. Звук действительно напоминал «фуканье» пистолета, заряженного сырым порохом. Бобры бесследно исчезли, вплоть до кончиков своих бакенбардов. Однако хатка осталась на месте, и некое животное, стоящее по своему развитию гораздо ниже бобров, стало швырять в нее камнями, потому что пожилая леди из Чикаго сказала: «Может быть, если их потревожить, они выйдут? Так хочется взглянуть на бобров».

И все же приятно вспомнить, что мне довелось увидеть этих зверьков на воле. Никогда в жизни не пойду теперь в зоопарк.

В тот вечер после ужина (назвать это обедом было бы грубой лестью) в отель заглянули капитан и лейтенант, о которых говорил капитан в Мамонтовых ключах. Лейтенант прочитал все, что только мог разыскать, о нашей индийской армии, особенно о кавалерии, и вынашивал планы рекрутского набора краснокожих индейцев на пограничную службу (что-то вроде нашей Хайберской стражи), хотя, в об-щем-то, совершенно необязательно, чтобы из каждого из них получился кавалерист. «Однако границы больше не существует, — уныло признался лейтенант, — и война почти прекратилась».

Капитан рассказывал о пограничной войне: о засадах со стрельбой в спину; жаре, которая раскалывает череп лучше всякого томагавка; холодах, от которых съеживается печень; ночных вспышках паники среди обозных мулов; угонах скота; безнадежных преследованиях неприятеля в негостеприимных холмах, когда сознаешь, что противник не только опережает, но и следит за тобой. Затем он поведал, как какое-то племя сразилось с ними в открытом бою на равнине и кавалеристы атаковали, не обнажая сабель, расстреливая индейцев направо и налево из револьверов. Исход битвы оказался исключительно неблагоприятным для племени. Я поделился всем, что слышал о подобной охоте в Бирме, о деле на Черной горе и прочем.

— Вы совершенно правы! — воскликнул капитан. — Никто ничего не знает, и никому нет дела. Не все ли равно им там, на Востоке, кто такой был Подожми Хвост?

— А кого в Британии интересует Бо-Хла-О? — откликнулся я. Затем мы оба разом сказали:

— Все оттого, дорогой сэр, что в наших странах, армия — это институт, который опасно недооценивают. Потому-то и испытываешь удовольствие, когда встречаешь человека, который… — Мы все трое согласно кивали головами и клялись в вечной дружбе. Потом лейтенант заявил нечто сильно меня изумившее. Он сказал, что из-за отсутствия дела здесь многие американские офицеры все же имеют кое-ка-кую практику, которая связана с беспорядками в южноамериканских республиках. Мол, когда надо, они вернутся на родину. «Здесь так мало работы, а государство заставляет отрабатывать денежки рытьем канав и возведением изгородей. Конечно, не так уж плохо заниматься на службе дорожными работами, однако непрерывное землекопание способно лишить мужества любую армию».

Я согласился с ним, и мы просидели до утра, обмениваясь небылицами о Востоке и Западе. Как сказал однажды агенту в резервации прославленный вождь по имени Человек, Который Боится Розовых Крыс, «меликански офицел — холосый человек. Очень холосый человек. Пью я. Пьет он. Пью я. Пьет он. Я готов. У, какой холосый человек!»

Глава 30

Подводит итог каньону Йеллоустон; девица из Нью-Гэмпшира;

Лерри Подожми Хвост; Том; престарелая леди из Чикаго; некоторые явления природы, включая одного британца

Кто станет читать за повтором повтор

И, так же как мельница мрамор дробит.

Приглаживать гладким умом повелит

Прошедших следов прошлогодний узор,

Когда есть леса и неведомый людям простор?

Лоуэлл

Жил да был некий возчик, который однажды, не подумав хорошенько, приехал вместе с другом на упряжках в Йеллоустон. Очень скоро они набрели на тамошние достопримечательности, и тогда возчик врезался в упряжку приятеля, вопя во все горло: «Сматываемся отсюда, Джим! Адское пламя горит у нас под ногами!» С тех пор это место называется Чертовы пол-акра. Пожилая леди из Чикаго, ее муж, Том, его добрые лошадки и я тоже прибыли к Чертовым пол-акрам (на самом деле — около шестидесяти акров), и когда Том предложил: «Поедем напрямик?» — мы сказали: «Ни за что. Только посмейте — пожалуемся властям».

Перед нами расстилалась отвратительная, словно облупленная, равнина, покрытая волдырями, где шумно хозяйничали дьяволы, которые выбрасывали вверх струи пара, швыряли друг в друга грязью, кричали, кашляли и изрыгали проклятия. Здесь пахло отбросами преисподней, и аромат этот, примешиваясь к чистому, здоровому благоуханию сосен, преследовал нас целый день. Да будет известно, что парк разбит на манер Оллендорфа, то есть все его прелести обнаруживаются постепенно. Чертовы пол-акра лишь предваряли десяти-пят-надцатимильный ряд гейзеров. Мы проезжали мимо потоков кипятка, струившихся в лесной чаще, видели облачка пара, которые поднимались за лесом, а другие облачка — еще дальше, над смутными очертаниями зеленых холмов; мы попирали ногами серу и обоняли вещи, которые были почище любой серы, известной в верхнем мире, и наконец оказались в настоящем парке. Тогда Том предложил выйти из коляски и поиграть с гейзерами.

Вообразите обширные зеленые луга с известковыми клумбами, где к самой кромке извести подступали всевозможные летние цветы. Так выглядел первый бассейн гейзеров. Коляска подкатила вплотную к какому-то грубому конусу высотой десять — двенадцать футов, покрытому волдырями и похожему на кучу хлама. Здесь происходили беспорядки, слышались стоны, всплески, бульканье и постукивание механизмов. Струя кипящей воды взлетела в воздух. Престарелая леди из Чикаго взвизгнула. «Какая безрассудная трата энергии!» — сказал муж. Это место, кажется, называлось Риверсайд-гейзер. Его горло напоминало орудийный ствол, в котором разорвался снаряд. Какое-то время гейзер глухо ворчал, а затем утихомирился.

Я вскарабкался на гребень дымящейся извести (настоящее ложе сатаны) и со страхом посмотрел вниз. Не советую заглядывать в рот гейзеру. Мне открылась ужасно скользкая, вязкая труба, наполненная водой, которая то проваливалась футов на десять вниз, то неслась вверх. Затем вода стремительно поднялась до уровня «губ», и, прежде чем сердитый гребень волны перехлестнул через край, адское бульканье огласило эту Бетезду дьявола, обратив меня в бегство. Такова человеческая природа! Поначалу я трепетал от благоговения, если не от страха, а уходил со склонов Риверсайд-гейзера со словами: «Фу! И это все, на что он способен?» Все же это сооружение могло взорваться в любую минуту, так как оно обладало весьма непостоянным характером.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});