Восстание - Юрий Николаевич Бессонов

адъютанта и сообразил, что это он без стука вошел в комнату и включил электричество.

Колчак отдернул одеяло и, вздрогнув, сел на кровати. Первой у него мелькнула мысль о покушении, но сейчас же он отогнал ее. Лицо адъютанта ничем не напоминало лица убийцы, скорее оно похоже было на лицо жертвы.

— Что такое? Что случилось? — спросил Колчак.

— Простите, ваше превосходительство, но я был принужден разбудить вас… — торопливо проговорил адъютант. — В городе неспокойно… Восстали красные…

— Красные? — переспросил Колчак и, быстро спустив ноги, стал шарить ими по полу, наощупь отыскивая ночные туфли.

— Взбунтовавшейся запасной ротой мобилизованных освобождена тюрьма и выпущены все арестованные… — доложил адъютант. — На окраине города слышна стрельба. Там что-то с чехами… Там восставшие окружили казарму чехов…

— А войска? А наши войска? — спросил Колчак, вдруг сразу поняв, что происходит в Омске. — Где наши войска? Что они делают?

— Все воинские части выступили из казарм и занимают сейчас свои места по расписанию на случай боевой тревоги. Сейчас сюда должна прибыть казачья сотня.

— Который час?

— Около пяти, ваше превосходительство.

Колчак встал с постели, взялся было за халат, но передумал и начал поспешно надевать свой обычный военный костюм.

— А что же Лебедев? Лебедев мне докладывал совсем иное… — пробормотал он. — Что же Лебедев?

— Их превосходительство начальник штаба генерал Лебедев приказали просить ваше превосходительство не беспокоиться, — сказал адъютант. — Еще их превосходительство генерал Лебедев приказали доложить вашему превосходительству, что в самом городе и на станции железной дороги все спокойно.

— Спокойно… Где спокойно? Что он называет «самим городом»? — вспылил Колчак. — Вызовите его к телефону. Пусть он сейчас же лично доложит мне, где происходит восстание… Идите!

Адъютант вышел, тихонько притворив за собой дверь.

Торопливо застегивая на ходу пуговицы кителя, Колчак подошел к окну и, словно сам желая убедиться, что в центре города все спокойно, отдернул штору.

Дом, куда он переехал, после того как сделался верховным правителем, стоял на набережной. В окно открывался вид на скованный льдом Иртыш.

Колчак увидел прямо перед собой белую равнину, скудно освещенную тонким серпом ущербного месяца, и черную тень британского часового у подъезда. Река под снегом сливалась с левым пологим берегом Иртыша в одну снежную пустыню. Месяц висел низко, едва не касаясь снегов нижним завитком своего серпа, и через всю белую пустыню текла желтоватая, похожая на прямую тропу полоска света.

И таким безлюдьем повеяло на адмирала от снежной равнины, от ущербного холодного месяца, от желтой тропы, идущей в мутную пустоту, что он вздрогнул и хотел было задернуть штору, как вдруг увидел черное мохнатое пятно, тенью тучи скользящее по краю белой равнины.

Он всмотрелся, прячась за косяком окна, и разглядел в неярком лунном свете эскадронную колонну всадников. Они ехали по набережной в строю по девять в ряд и так близко держали своих лошадей одна к другой, что не заметны были просветы между рядами и все сливалось в единую темную гущу — низкорослые одномастные кони, черные высокие папахи и черные дубленые шубы.

Впереди колонны, накренив корпус вперед, ехал офицер с башлыком, поднявшимся за плечами, как черный острый горб.

— Ну, слава богу, — с облегчением вздохнул адмирал. — Казаки! Значит, и другие воинские части заняли свои места по тревоге…

Он еще раз взглянул на изогнутый над снежной равниной желтый серп и по привычке, усвоенной с детства, усвоенной с тех пор, когда он еще учился в морском корпусе, бесцельно определил по выпуклости серпа, нарождается или умирает месяц.

Месяц умирал. Он стоял над белой равниной, изогнувшись буквой «С».

Раздался стук в дверь.

Колчак поспешно задернул штору и обернулся.

— Войдите!

Вошел дежурный адъютант.

— Начальник штаба генерал Лебедев у телефона, — доложил он.

Поеживаясь от нервного озноба, Колчак прошел в свой кабинет и поднял трубку телефона.

Не без труда он расслышал идущий, казалось, откуда-то очень издалека голос начальника штаба.

— В городе все спокойно, ваше превосходительство, — докладывал Лебедев. — Кроме нападения на тюрьму, восставшие здесь себя ничем не проявили. Сейчас они концентрируют свои действия на той стороне Иртыша — на станции Куломзино. Я думаю, тамошних красных не успели предупредить о провале их центрального штаба и отмененное большевиками восстание в городе там возникло стихийно, можно сказать, по недоразумению…

Колчак слушал морщась. Его искривленные синие губы беззвучно шевелились, и непомерно широко раскрытый левый глаз неподвижно, как стеклянный, смотрел в черное окно за письменным столом.

— Какие меры приняты для подавления восстания? — спросил он.

— В районе тюрьмы мятежники рассеяны батальоном особого назначения. В Куломзино отправлены казачьи части. Отправлена полевая артиллерия. До Куломзина четыре версты, войска должны быть уже там или на подходе… Пока донесений не поступало. Войска союзников обещали оказать помощь… — залпом отрапортовал Лебедев.

— Есть ли связь с фронтом? — сдерживая нервную позевоту, спросил Колчак.

Последовало продолжительное молчание, потом адмирал услышал едва внятный голос Лебедева, как будто тот сразу отдалился еще по крайней мере на десять верст.

— Связь с фронтом прервана в Куломзине, ваше превосходительство, или где-то на линии… Где-то на линии…

— Прервана? — Колчак задохнулся. — Пошлите все свободные войска, просите помощи у командиров чешских частей… В течение часа Куломзино должно быть окружено и мятежники уничтожены. Никаких судебных церемоний! Захваченных с оружием расстреливать на месте. Вы слышите, генерал? Связь с фронтом должна быть восстановлена еще до рассвета, до рассвета… Вы понимаете, что значит отсутствие связи с фронтом в такой момент? Вы представляете себе, как отсутствие связи и сведения о восстании в Омске, в моей столице, повлияют на настроение ведущих наступление солдат? Делайте что хотите, но связь