Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы стали совещаться, каким образом устранить недоверие, которое может, забраться в голову г, де-Ж. М., насчет нашего родства, когда он увидит, что я и больше, и старше, чем, быт, может, он воображает себе. Мы не придумали иного средства, как то, что я должен разыграть перед ним простоватого провинциального юношу намеревающегося поступить в духовное звание, и что я ради этого стану ежедневно ходить в коллегию. Мы решили также, что в первый раз, когда я буду допущен до чести раскланяться с ним, я оденусь поплоше.
Он воротился в город через три, или четыре дня. Он сам привез Манон в дом, который его управляющий поспешил устроить. Она тотчас же известила Леско о своем возвращении, а тот дал знать мне, и мы отправились к ней. Старый любовник уже ушел от нее.
Невзирая на самоотречение, с которым я подчинился ее воле, я, при виде ее, не мог заглушить в себе сердечного ропота. Она нашла, что я печален и томен. Радость увидеть ее вновь не превозмогла вполне огорчения, причиненного ее неверностью. Она, напротив, казалось была в восторге от удовольствия, что видит меня снова. Она упрекала меня в холодности. Я не удержался и у меня, в сопровождении вздохов, вырвались слова: коварная и неверная.
Она сначала посмеялась над моей простоватостью, но когда она заметила, что мои взоры постоянно с печалью останавливаются на ней, и ту муку, которую мне приходится переживать вследствие перемены, столь противной моему характеру и желаниям, то ушла одна в свою спальню. Через минуту я последовал за нею. Я застал ее всю в слезах. Я спросил, ее о чем она плачет.
– Тебе не трудно было бы догадаться, – сказала она мне; – подумай сам, зачем мне жить, если мой вид способен только вызывать у тебя мрачное и печальное выражение? Ты уже час здесь, а еще ни разу не приласкал меня, и на мои ласки отвечаешь величественно, точно султан в сериале.
Послушайте, Манон, – отвечал я, обнимая ее, – я больше не могу скрывать от вас, что сердце мое в смертельной горести. Я не стану теперь говорить о тревоге, в которую повергло меня ваше непредвиденное бегство, ни о жестокости, с какой вы бросили меня, не сказав мне и слова в утешение, ваша прелесть заставила бы забыть меня о том. Но разве вы думаете, что я без вздохов и слез, – продолжил я, – причем у меня на глазах показались слезы, – могу подумать о той печальной и несчастной жизни, которую вы принуждаете меня вести в этом доме? Устраним и мое происхождение, и мою честь; эти доводы слишком слабы, чтоб соперничать с такою, как моя, любовь, но самая любовь… или вы полагаете, что она не стонет, видя, как она дурно вознаграждается, или верней, как сурово обходится с нею неблагодарная и жестокая любовница?..
Она прервала меня.
Послушайте, кавалер, – сказала она, – зачем мучить меня упреками, которые в ваших устах терзают мне сердце? Я вижу, что оскорбляет вас. Я надеялась, что вы согласитесь на составленный мною план, ради того, чтоб немного поправить наши обстоятельства, и я стала приводить его в исполнение, не говоря вам ни слова, из желания пощадить вашу деликатность; но вы его не одобряете, и я от него отказываюсь.
Она добавила, что просит меня быть снисходительным только на сегодня; что она уже получила двести пистолей от своего старого любовника и что вечером он обещал принести ей жемчужное ожерелье и другие драгоценности, а сверх того половину условленного годичного содержания.
– Дайте мне только взять от него подарки, – сказала она мне; – клянусь, он не может похвалиться, будто получил что-нибудь от меня, потому что я доселе откладывала все до возвращения в город. Правда, он более миллиона раз поцеловал мне ручки, и справедливость требует, чтоб он заплатил за это удовольствие, а принимая во внимание его богатство и года, пять или шесть тысяч франков право не дорого.
Ее решение было для меня приятнее надежды получить пять тысяч франков. Я имел, возможность узнать, что в моем сердце еще не вполне исчезло чувство чести: оно радовалось, что удалось избегнуть позора. Но я был рожден для кратких радостей и долгих страданий. Фортуна меня извлекала из одной пропасти единственно для того, чтоб повергнуть в другую. Когда я тысячью ласк доказал Манон, как меня осчастливила эта перемена, я сказал, ей, что следует сообщить о ней г. Леско, дабы мы сообща могли принять меры. Он сначала поворчал, но четыре, или пять тысяч ливров, наличными легко наставили его войти в наши виды. Было решено, что мы все втроем будем ужинать с г. де-Ж. М., и по двум причинам: во-первых, чтоб позабавиться милой сценой, когда меня будут выдавать за школяра, брата Манон; во-вторых, чтоб помешать старому развратнику слишком развернуться перед моей любовницей, – на что он полагает будто имеет право, столь щедро заплатив вперед. Мы с Леско должны были удалиться, когда он пойдет в комнату, где будет намереваться провести ночь; а Манон, вместо того, чтоб следовать за ним, обещала нам выйти. Леско взял на себя труд позаботиться о том, чтоб карета ждала нас у ворот.
Настал час ужина, и г. де-Ж. М. не заставил себя дожидаться. Липко был в зале вместе с сестрой. Первым делом старик предложил красавице ожерелье, браслеты и жемчужные серьги, стоившие все вместе не менее тысячи экю. Затем он отсчитал полновесными луидорами сумму в две тысячи четыреста ливров, составлявшую полугодовое содержание. Он подсластил свой подарок множеством нежностей во вкусе старого двора. Манон не могла отказать ему в нескольких поцелуях; таким образом, она приобрела право на деньги, которые он передал ей. Я стоял у двери, насторожив уши в ожидании, когда Леско позовет меня.
Когда Манон заперла деньги и драгоценности, он вошел и, взяв меня за руку, подвел к г. де-Ж. М. и приказал мне сделать ему реверанс. Я отвесил два или три глубочайших поклона.
– Извините, – сказал ему Леско, – он совсем невинный ребенок. Как видите, у него совсем не парижское обхождение, но мы надеемся, что он понемногу образуется. Вы будете часто встречаться здесь с этим господином, – добавил он, обращаясь ко мне; – постарайтесь же хорошенько воспользоваться таким прекрасным примером.
Старому любовнику, по-видимому, было приятно меня видеть. Он два или три раза потрепал меня по щеке, сказав, что я хорошенький мальчик, но что в Париже надо за собой присматривать, потому что тут молодые люди легко вовлекаются в распутство. Леско стал уверять его, что я от природы так благоразумен, что только о том и толкую, как бы сделаться священником, и что все мое удовольствие состоит в богомольи.
– Я нахожу, что он похож на Манон, – сказал старик, взяв меня за подбородок.
Мы так близки с ней по плоти, – отвечал я с наивным видом; – что я люблю сестрицу Манон как самого себя.
Слышите? – сказал он Леско. – Он не глуп. Жаль, что мальчик не получил светского образования.
Ах, сударь! – возразил я, – и у нас в церквах я видел многих, да и в Париже, надеюсь, найду людей глупее меня.
Каково! – сказал он, – для мальчика из провинции просто удивительно.
За ужином весь разговор был почти в том же роде. Ветряная Манон несколько раз взрывами смеха чуть не испортила дела. Ужиная, я нашел случаи рассказать ему его же собственную историю и грозящую ему злую участь. Леско и Манон трепетали во время моего рассказа, особенно когда я с натуры рисовал его портрет; но самолюбие помешало ему узнать в нем себя, и я закончил все так ловко, что он первый нашел, что это ужасно смешно. Вы увидите, что я не без причины распространился об этой дурашливой сцене.
Наконец, настал час идти спать. Мы с Леско ушли. Его проводили в его комнату, а Манон. выйдя под каким-то предлогом, присоединилась к нам. Карета ждала нас за три или четыре дома, и теперь подъехала, чтоб мы сели. В тот же миг мы уехали подальше из этого квартала.
Хотя в моих собственных глазах вся эта проделка была чистым мошенничеством, я не считал ее самой скверной из тех, за которые мне приходилось упрекать себя. Меня более беспокоили деньги, которые я выигрывал в карты. Впрочем, мы воспользовались ею столь же мало, как и другими, и небу было угодно, чтоб более слабый проступок получил более строгое наказание.
Г. де-Ж. М. вскоре заметил, что разыграл дурака. Не знаю, предпринял ли он какие-нибудь попытки открыть нас в тот же вечер; но он пользовался такими влиянием, что поиски его не могли остаться долго бесплодными, а мы были достаточно безрассудны, рассчитывая, что Париж велик и что от его квартала до нашего далеко. Он не только разузнал, где мы живем и в каком положении паши дела, но и то, кто я таков, какую жизнь вел в Париже, о былой связи Манон с Б., о том, как она обманула его; словом, все скандальное в нашей истории. Затем, он вознамерился добиться нашего ареста, и того, чтоб с нами было поступлено не как с преступниками, а как с ведомыми распутниками. Мы еще спали, как в нашу комнату вошел полицейский сержант с полдюжиной рядовых. Они, во-первых, захватили наши деньги, или вернее г. де-Ж, М., и грубо разбудив нас, повели на улицу, где нас ждали две кареты: в одной из них без объяснения увезли бедную Манон, а в другой – отправили меня в монастырь святого Лазаря.
- Грехи матери - Даниэла Стил - Зарубежные любовные романы
- Когда друзья бросают нас… - Мари Грей - Зарубежные любовные романы
- Если у нас будет завтра - Скотт Эмма - Зарубежные любовные романы
- В объятиях дождя - Чарльз Мартин - Зарубежные любовные романы
- В объятиях дождя - Мартин Чарльз - Зарубежные любовные романы
- Кровавая невеста (ЛП) - Портер Бри - Зарубежные любовные романы
- Как очаровать очаровательную - Карен Хокинс - Зарубежные любовные романы
- Счастье на пороге - Сорейя Лейн - Зарубежные любовные романы
- Девять шагов друг к другу - Айрис Джоансен - Зарубежные любовные романы
- Кафе маленьких чудес - Николя Барро - Зарубежные любовные романы