Миф о другой Эвридике - Владимир Зенкин

У Литы заколотилось сердце и слегка зазвенело в голове.

– Постойте! – крикнула она.

Незнакомый попутчик поднял квадратное лицо, удивлённо хмыкнул, узнав Литу, весело махнул ей ладонью.

– Привет, чадо. Бай-бай…

– Постойте!

– Чего? – строго спросил он.

Лита вцепилась взглядом в его серый взгляд и сказала медленно, негромко.

– Пожалуйста. Верните. Кошелёк.

– Чего-о?! – сузились и без того маленькие глаза и округлились рыхлые губы.

– Кошелёк, – ещё медленней повторила Лита, – Вы вытащили его из сумки у тёти Тани. Пока она смотрела в окно на церковь. Там её деньги. Верните. Пожалуйста.

Поезд плавно тронулся, перрон чуть заметно сдвинулся назад.

– Тебе показалось. Девочка. Показалось, – злым шёпотом сказал незнакомый попутчик, и глаза у него стали злыми.

Лита продолжала держать его взгляд в своём взгляде, в висках у неё звонко и слегка больно стучали красные острые молоточки. Она почему-то знала, что он не вырвет свой взгляд, пока она так смотрит.

– Кошелёк. Верните. Пожалуйста. Кошелёк. Верните. Пожалуйста. Кошелёк…

Перрон отодвигался уже быстрее. Поезд постепенно прибавлял ход.

Незнакомый попутчик повернулся и вдруг сделал шаг за поездом. Второй шаг… На лице его появилось неуклюжее изумленье, растерянность.

– Кошелёк!.. Пожалуйста!..

Рубиновый звон молоточков в висках у Литы делался всё сильней и опасней.

Незнакомый попутчик болезненно смял губы, дёрнул головой, но голову опустить не смог. Он вытащил из кармана брюк бежевый кошелёк и кинул его в раскрытое окно; кошелёк пролетел рядом с Литиным ухом, ударился о стенку купе, грузно шлёпнулся на пол.

Лита резко, с неприятным усильем, зажмурила глаза, распрямилась и тоже спрыгнула на пол. Сиденье громко отхлопнулось.

За окном мелькали пёстрые дома и деревья. Поезд набирал скорость. По коридору проходили пассажиры, стараясь не задеть маленькую взъерошенную девочку. Молоточки у Литы в голове стали тускнеть, удаляться. Она подняла кошелёк, засунула его за футболку, под мышку, чтобы незаметно пронести в купе и, улучив момент, тихонько положить в тётитанину сумку.

Лишь оторвавшимся мелким лепестком сознанья она вернулась на миг на перрон, к незнакомому попутчику…

Рослый мужчина неподвижно стоял, уставясь на на уменьшающийся вдали, уже игрушечный последний вагон. Лицо его было деревянисто от страха-недоуменья.

* * *

На третьем месяце работы в клинике «Надежда» Лита Дванова получила повод для душевных смут. Она уже перезнакомилась со всеми и сошлась со многими; работа, психологическая обстановка, взаимоотношения сотрудников – всё было просто и приятно; она чувствовала, что и сама пришлась всем по нраву.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Так уж вышло, что десятую главу первой части, худшую главу в книге, досадно не похожую на остальные главы, пришлось ампутировать из текста, сделать донельзя краткой (совсем бы её выкинуть на фиг!.. если б не коварный связующий смысл ею несомый) и назвать предисловьем.

Худшую?.. Не потому, что не старался я. А просто невозможно (для меня, по крайней мере) человеческими словами-понятьями отпечатлить то, что существует за пределами человеческих понятий и слов. Но. Су-Ще-Ству-Ет. Вот – неколебимо главное.

А я… рискнул дотянуться, почувствовать, как получится. А получилось, как получилось… а не так, как есть.

Так что, пускай глава эта неприкаянная появится первей остальных, чтоб мне сразу за неё откраснеть – отморгаться и, если читатель на ней не захлопнет со справедливым раздражением книгу, далее (обещаю!) всё будет более-менее благопристойно.