Миф о другой Эвридике - Владимир Зенкин

– Как это!? – задохнулась Лора, – Куда же он?..

– Надо полагать, тот, кто нашёл его – себе оставил.

– Не понимаю. Разве можно… такое?

– В наше время всё можно. Ну например, проездом ехала какая-то женщина. Пересела в Еламенске на другую электричку или автобус и – ищи-свищи. Кто знает, где она живёт? Ребёнок только что из роддома. В каком-нибудь роддоме, в какой-нибудь больнице достала новую справку о рождении на своё имя. Может, знакомство есть, может, заплатила кому надо сколько надо. И всё. Её ребёнок. Вполне допустимо. Что ещё? Говорят, есть специальные наёмники, которые похищают детей для продажи за границу.

– Как, за границу?! – в ужасе встрепенулась Лора.

– Угомонись. Откуда в нашем захолустье взяться этим наёмникам? Никак невозможно. Так что, принимаем первый вариант. И я тебе прямо говорю. Если женщина решается присвоить найдённого ничейного ребёнка – значит, он ей очень нужен. Значит, вероятно, она не в состоянии иметь собственных детей; значит, она хочет и, главное, может заботиться о нём и стать ему хорошей матерью.

– А я? – изумилась Лора, – Я – его мать!

– Не обижайся, деваха; ты, к сожалению, хочешь, но не можешь. Ни жилья у тебя приличного, ни времени с ним заниматься, ни помощи, ни от кого. Ты же сама рассказывала. Зачем тебе мыкаться и его мыкать? Ты ещё не успела привязаться к нему. Всё забудется, отгорит. Будет у тебя другая жизнь, будет муж, будут дети…

– До свиданья, – Лора поднялась со скамейки.

Подбородок у неё опять начал дрожать так, что стали постукивать зубы, – Вы говорите… страшные вещи. Я не могу без него. А вдруг… всё не так? А вдруг ему… плохо? А вдруг он у злых людей? Я… как мне… Я не могу без него…

– Ладно, бедолага, – вздохнула дежурная, – Иди уже домой. Тебе выспаться надо. Иди. Тебе далеко добираться.

Они пошли в разные стороны по платформе. Спускаясь по бетонным корявым ступенькам, Лора услыхала в рельсах гул и колесный постук приближающегося поезда. Остановилась. Во внезапном зачарованьи уставилась на серебристые рельсы… красивые, звонкие, живые рельсы… два бесконечных, упругих, блестящих, восхитительных существа… совсем рядом, в двух шагах… такие загадочные… заманчивые…

– Эй, чего встала?! – расколдовал её сердитый зычный голос дежурной. Аглая издалека погрозила ей пальцем, – А ну-ка, без глупостей! Давай домой топай, сейчас твой автобус подойдёт. Домой, деваха. Поспать тебе… Утро вечера мудренее.

– Домой… Где же у меня дом, интересно? – шепотом удивилась Лора.

7. Лита Дванова

– Правильно сделала, что рассказала. Не сомневайся. Тебе сколько лет?

– Двадцать два.

– А мне двадцать девять. Не такая большая разница. Чтобы понять друг друга. Я тоже женщина.

– Вы замужем?

– Была. Недолго.

– А дети у вас есть?

– Нет… ещё.

– Надо же, – смутно усмехнулась Лора, – Совпаденье. Только у вас – ещё. А у меня – уже… Смешно, да?

– Тебе помощь нужна. Я могу тебе помочь. Ты для этого пришла в клинику.

– Зачем я пришла? Знакомая одна насоветовала. Ей делать ни черта на своей станции, она газеты читает. И вычитала объявление про вашу клинику. Знаете… я пришла, чтобы вы мне что-нибудь сделали. Укол какой-нибудь… А? Чтобы забыть. Насовсем. Забыть… Ведь наверное, имеются какие-нибудь такие уколы? А? Или методы какие-то. Гипноз. Чтобы стереть память. Часть памяти. Я серьёзно. Я заплачу. Сколько скажете. У меня есть…

– Забывательные уколы мы не делаем. А гипноз наш не стирает память. Он её лечит. Медленно.

– Медленно не хочу. Значит, зря пришла.

– Послушай меня, Лора. Я могу тебе помочь. И как женщина. И как психотерапевт. Ты не потеряешь память. Но уменьшится твоя боль.

– Моя боль не уменьшится. Она или есть вся, до отказа… вся… вот уже второй месяц… меньше невозможно, а больше некуда. Или нет её вовсе. Я уже не могу… не выдерживаю. Или ваш укол… Или… чтобы вообще… ничего. Раз – навсегда. Просто и надёжно. Мне… одно из двух. Чтобы выбрать, пришла к вам. Вижу, что зря. Нечего выбирать.

Лита всматривалась в сидящую перед ней молодую, тёмноволосую, бледную женщину: глаза, увеличенные, усветлённые отстоявшимся страданьем; подвинутые к переносице, уже в привычке долгого напряженья, дуги бровей; сизоватые тени на щеках и под обветренными губами… Явные и эфемерные следы проступившей изглубока жестокой тоски. Плохой тоски, которая может и впрямь одолеть человека. И слова её, похоже, всерьёз. От боли, от саднящих ожогов этой тоской. Одинокая женская беда. Среди общего безразличия. В лучшем случае, мимоходного сочувствия.

У Литы вдруг защемило, заныло в груди, колючий комок подкатил к горлу, под веки поднялась вскипающая влажная соль…

Она вышла из-за своего врачебного стола, перенесла стул, села рядом с Лорой. Положила руку на вздрогнувшее Лорино плечо.

Нужно было срочно сказать что-то очень сильное, очень достоверное, очень уютно-покойное. Нужно было применить психологический приём потоньше, поделикатней, поэффективней для скорой помощи обожжённому тоской человеку. Не искала она слов и не вспоминала приёмов. Потому что единственное было необходимо: просто молча сидеть рядом, с мокрыми глазами и некрасиво покривленными губами, молча сидеть и чувствовать внутри себя маленькую часть усмиряемой боли, перешедшую к тебе от болящего человека; а значит, болящему человеку рядом с тобой сделалось чуть-чуть легче. Они долго сидели так. Потом Лора поднялась. Шмыгнула носом, смущённо улыбнулась.

– Я тебя отвлекаю, наверное? Тебе работать надо. Я пойду, а?

– Завтра приходи. Пожалуйста, – у Литы невольно вышел такой же «шмыг» и улыбка, – Подольше поговорим. Я тебе расскажу кое о чём. Тебе поможет…

* * *

Мама, тётя Таня и семилетняя Лита ехали на поезде из своего из родного города Каначева отдыхать к морю. На берегу моря жила тётитанина мама, у которой они собирались остановиться. Лита ещё не видела моря и на поезде так далеко никогда не ездила. Поэтому она радовалась непрерывно: с восхищеньем смотрела в окно на бегущий назад разноцветный мир, выскакивала из купе в коридор понаблюдать за другими пассажирами, приставала к маме и тёте Тане со всевозможными расспросами.

Утром поезд подъезжал к какому-то небольшому городу. Мама, тётя Таня и Лита заканчивали свой завтрак и допивали чай. С верхней полки слез четвёртый обитатель купе – незнакомый попутчик, подсевший к ним ночью: крупный мужчина с квадратным лицом и большими волосатыми руками. Одет он был в жёлтую футболку и спортивные брюки с красными зигзагами. С собою у него была лишь кожаная сумка на ремне. Ему в этом городе надо было выходить, проводница в ослепительно белой рубашке уже заглянула в купе и вручила ему билет.

Незнакомый попутчик сидел около выхода и с удовольствием рассказывал, какой замечательный этот город, в который они въезжали, и в котором он жил.

– А вон та церковь на холме стоит уже двести лет. Её построил купец и промышленник Иван Никодимов – человек знаменитый в нашем городе. По сути, благодаря его капиталам и его энергичной деятельности, наш город и начал по-настоящему развиваться. Посмотрите, какая у неё изысканная архитектура? Как необычно отделан её купол!

Мама, тётя Таня и Лита, мало, что понимающая в архитектуре, прильнули к окну, чтобы получше разглядеть прославленную церковь.

Поезд уже тормозил перед вокзалом.

– О других достопримечательностях рассказать не смогу, потому как я, слава Богу, приехал, – торжественно произнёс незнакомый попутчик, поднимаясь и покидая купе, – Счастливого пути вам и всяческих успехов.

Через отодвинутую дверь видны были шагающие к выходу пассажиры: кто с вещами, которые тоже приехали; кто без вещей, которые просто хотели размяться и подышать свежим воздухом.

– Довольно приятный, культурный молодой человек, – сказала тётя Таня.

– Да, – согласилась мама, – Хотя на вид и не кажется таковым.

Лита озабоченно смотрела на открытую дверь. Потом соскочила на пол и направилась в коридор.

– Ты куда? – строго окликнула её мама, – Не вздумай пойти в тамбур.

– Не, мам, я тут, в коридоре.

Лита отошла в сторону, подальше от своего купе. Коридор был почти пуст, многие двери в купе прикрыты.

Она оттянула прижатое пружиной к стене плоское сиденье, вскарабкалась на него, сдвинулась к окну, опершись одной ногой на сиденье, а другой – на подоконный лакированный брус; высунула голову наружу над опущенной рамой. Внимательно разглядывала людей, проходящих по перрону. Ждала. Ждать почему-то пришлось долго, и стоять так было неудобно. Тепловоз уже прогудел, объявляя отправление.

Лита огорчённо вздохнула, намереваясь вернуть свою голову в вагон и слезть на пол, как вдруг увидела его. Незнакомого попутчика в жёлтой футболке, со своей кожаной сумкой. Он неторопливо, вразвалочку шёл мимо окна.

У Литы заколотилось сердце и слегка зазвенело в голове.