Боги и влюбленные - Пол Джефферс

Проститутки были и в Риме: кто-то работал в домах, как этот, а кто-то на улице. Ликас называл их «ночными бабочками». В основном они курсировали неподалеку от амфитеатров; некоторые занимались своим ремеслом рядом с кладбищами, сочетая сексуальные таланты со способностями профессиональных плакальщиц. Ликас однажды назвал этих девушек кладбищенскими смотрителями. Уверен, никто из них не обращал на меня внимания, поскольку я был рабом и не имел денег. Хотя как-то раз одна из этих «ночных бабочек» остановила нас с Ликасом на улице и предложила меня обслужить. Ликас отослал ее прочь, шлепнув по заду.

Хозяин дома в Остии наградил меня развратной улыбкой.

— Это и есть тот самый мальчик, которого мы сегодня, скажем так, инициируем?

Капитан Сабин обсудил с ним цену, а затем предложил мне выбирать. Марк Либер и Гай Абенадар посоветовали высокую, грудастую девицу с темными волосами и зелеными глазами. Ее звали Клодия, и хозяин заверил нас, что она здорова.

— Она — мастер посвящать молодых, — похвастал он.

Сделка была заключена, и я последовал за Клодией наверх, в крошечную комнатушку, чье единственное окно выходило на стену соседнего дома. Из мебели в ней стояла одна большая кровать, застеленная белой простыней. Свет лампы смягчал неуютный вид, освещая картину, написанную прямо на стене у кровати. Крайне непристойная, она состояла из восьми частей и демонстрировала мужчину и женщину, занимающихся сексом в различных позах. Будь художник более талантлив, сцены могли бы выглядеть эротичными, а не вульгарными.

Клодия не обращала внимания на обстановку, давно к ней привыкнув, и быстро сняла свою красную накидку. Ловко освободив меня от туники, она принялась ласкать мое тело до тех пор, пока не оказалась довольна результатом. В комнате было холодно, и поначалу меня охватил озноб, однако вскоре я согрелся: Клодия прижималась ко мне большой мягкой грудью, ее выпирающий упругий живот касался моего, а тяжелые бедра плотно обхватывали ту мою часть, которая до сих пор служила только Приапу, а не Венере.

Просунув мне в рот извивающийся язык, она вытянула руку между нашими телами, ухватила меня плотным кольцом пальцев и направила внутрь себя. Я застонал, когда она уселась верхом и принялась двигаться. Венера посылала волны наслаждения по всему моему телу, и вскрикнув, я обнял женщину, притянул к себе, прижав ее грудь к своему бьющемуся сердцу и коснувшись губами ее раскрытого рта. Мы не расставались до тех пор, пока меня с головы до ног не сотрясла сильная дрожь.

Из тумана наслаждения донесся голос:

— Еще?

Открыв глаза, я простонал:

— Что?

— Хочешь еще раз?

— Да, — улыбнулся я, но тут же подумал, что это наверняка стоит дороже, и засомневался.

— Что случилось?

— Это будет дороже?

Она рассмеялась.

— У тебя я ничего не возьму. Это твой первый раз.

— Тогда я хочу еще.

— Теперь ты будешь сверху.

Я навалился на нее.

— Полегче!

— Тебе больно?

— Нет, но нам некуда торопиться.

Когда мы закончили и спустились вниз, все глаза в комнате обратились на меня. Девушки, скучавшие, когда мы вошли в дом, теперь хихикали и шептались, прикрывая руками рты, и я понимал, что все это время являлся объектом их разговоров. Капитан Сабин казался обеспокоенным успехом его договоренности. Гай Абенадар хитро смотрел на меня. Марк Либер светился гордостью за придуманное им развлечение. (И оба они к тому времени уже выбрали себе девушек).

— Ну как ты, Ликиск? — спросил он.

— Отлично, — сказал я.

Положив руку мне на плечи, он заявил:

— Нет лучшего дара богинь судьбы, чем удовольствие с умелой женщиной.

Клодия сказала:

— Этот мальчик тоже кое-что умеет.

Все засмеялись, некоторые даже захлопали в ладоши, словно приветствуя актера на представлении. Когда мы возвращались на холм, домой к Примигению, я все еще был красным от смущения.

Утром мы вернулись в Рим.

После этого я увидел Остию, лишь вкусив лучшие и худшие дары богинь судьбы.

VI

С приходом лета обитатели Эсквилинского холма понимали, как им повезло, что они живут выше удушающей жары и вони городских улиц. Нас всегда охлаждал щедрый бриз, дубы и сосны дарили тень, а самую страшную жару мы проводили в купальне, стоявшей среди прохладных и цветущих садов.

Наиболее жестоким временем были июль и август. Я часто думал, почему римляне не выбрали иные, более приятные месяцы, чтобы назвать их в честь великих Цезарей. Я понимал, что это хорошие месяцы, и праздник есть праздник, какая бы ни стояла погода, но гораздо легче чтить Цезарей под прохладными небесами. Главным праздником августа были Вулканалии, посвященные богу очага, которому наверняка нравился зной, продолжавшийся в течение всего торжества в его честь.

В канун праздника к Прокулу пожаловал гость, рассказавший удивительную историю об императоре. Луций Юлий Грат был знаменитым всадником. Его дом располагался на другом конце города, но поскольку Прокул жил близко к Аппийской дороге, всадник свернул с нее и зашел к нему в гости отдохнуть и освежиться. Он был по делам в южных районах Италии (отвечая за зерновые поставки — август был временем жатвы). Высокий, худой, стройный, словно один из его пшеничных колосьев, Луций Юлий Грат был хитрым человеком с хитрыми глазами. У него было много рабов, с которыми он плохо обращался. Он не любил юношей и не одобрял тех, кто любит. Он очень уважал Прокула, но я подозревал, что это была зависть. Прокул всегда общался с ним крайне осторожно. После приветствий он усадил гостя в тенистом саду, ожидая услышать причину столь неожиданного визита.

— Цезаря чуть не убили, — воскликнул всадник.

Прокул испуганно выпрямился:

— Как?

— Был камнепад, — сообщил Луций Юлий Грат, пребывая в восторге от сенсации, словно мальчик. Его голос был настолько оживленным и громким, что Марк Либер и Гай Абенадар заинтересовались и, обернув себя полотенцами, покинули купальню вместе со мной.

— Тиберий отправился на виллу под названием «Пещера», — продолжал возбужденный всадник, промокая лоб платком. — Благодаря богам, с Тиберием был Сеян. Они обедали в доме, расположенном в естественной пещере между морем и холмами Фунди. Знаете, где это?

— Я не слишком часто выезжаю, — ответил Прокул, — тем более так далеко.

— Прекрасное место. Я был там, хотя сомневаюсь, что поеду еще раз после того, что случилось. Это предзнаменование.

Прокул нетерпеливо спросил:

— Что же дальше?

— Как я сказал, эта вилла представляет собой каменную пещеру и, очевидно, не самую надежную, поскольку в ней вдруг произошел камнепад. Несколько слуг погибли. Можете себе представить, какая началась паника? Цезарь мог оказаться под завалом, если бы не Сеян. Отважный храбрец встал на колени, оперся на локти и загородил Тиберия своим телом, не дав камням ударить Цезаря. Преторианцы быстро откопали их, обнаружив в таком виде, как я и описал. Сеян, словно щит, закрывал собой лежащего Тиберия.

— Страшное дело, — сказал Прокул, поглядев на сына.

Вечером, обсуждая все это за ужином с Марком Либером и Гаем Абенадаром, Прокул говорил свободно, чего не мог делать днем из осторожности перед гостем.

— Полагаю, я должен был радоваться спасению Цезаря, но удивился своей реакции, услышав, что жизни Цезаря угрожала опасность. На миг я ощутил надежду. Возможно, думал я, кто-то нашел в себе смелость убить его. Например, Сеян. Но Сеян еще не готов выхватить кинжал, верно?

— Такой день настанет, — серьезно сказал Марк Либер.

Прокул пожал плечами.

— Если Цезарь не опередит Сеяна.

От этих слов у меня по коже пробежали мурашки, несмотря на дыхание Вулкана, чувствовавшееся в августовском ветре.

На следующий день появилось еще больше новостей. Пришло письмо из Палестины, от кузины Прокула Клавдии. «Евреи — странные люди, — писала она (за обедом Прокул прочитал письмо вслух). — Религиозные законы запрещают им брататься с чужаками, которых они называют язычниками. Разумеется, как и с большинством религиозных законов, самые важные фигуры общества их не исполняют. Еврейская религия довольно любопытная, и я стараюсь узнать о ней как можно больше».

Прокул не скрывал своего изумления.

— Моя дорогая кузина, — объяснил он Гаю Абенадару, — всегда очень боялась оскорбить богов. Любых богов. Ее дом больше походил на храм, чем на человеческое жилище.

— Когда станешь ей писать, отец, — сказал Марк Либер, — передай привет от меня.

Тем вечером трибун захотел развлечь своего друга выступлением актеров, но поскольку давно здесь не был, то не знал, что в Риме идет и какие из многочисленных театральных представлений стоят внимания. За советом он обратился ко мне.

— Ликиск, ты следишь за событиями. Что нам стоит посмотреть?