Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Питкернское преступление - Луи Жаколио

Когда прибыли европейцы, таитяне сами первые стали смеяться над своими богами, как все состарившиеся народы, которые потеряли всякую веру в смешные сказки своих духовных лиц. Религия была только делом формы, и когда Помаре II ударом ноги столкнул статуи Оро и Таири в реку, то не нашлось ни одного жреца, который среди всеобщего смеха решился бы взять на себя защиту павшей веры.

Жители Таити сделались христианами потому, что принятие христианства им поставили необходимым условием для получения подарков от всевозможных обществ, пресвитерианских, евангелических и католических, которые присылались на их острова, но они остались скептиками.

Таитянин очень любит читать, он прирожденный оратор; он вам будет говорить о добродетели, о невинности и т. д., как стал бы говорить об искусстве рыбной ловли между рифами, но без всякого углубления в сущность предмета, о котором говорит; он, как настоящий афинянин, влюблен в форму, периоды его речи ласкают слух, но он мало заботится об убедительности, не имея сам никакого мнения о вопросах метафизических, на которые он смотрит только как на простые поводы к разговорам.

Более всего он любит померанцевое вино, цветы и солнце. Это человек прошлого, живущий на клочке континента, куске большого материка… Это человек, который сходит со сцены, как сошли с нее древние халдеи и древние индийцы, как сходят все черные и желтые расы, так как в новом периоде земного развития будет место только для белой расы.

V

Помаре Великий. — История введения христианства на Таити.

ВЫШЕ МНЕ ПРИШЛОСЬ УПОМЯНУТЬ О малочисленности населения этих островов. Я полагаю, что как в наше время, так и в древности количество населения, например, острова Таити, не превышало семи или восьми тысяч душ.

По этому поводу я должен указать на ошибку мореплавателей, которая до сих пор ставит в затруднительное положение многих этнографов. Кук полагал, что количество населения на Таити превышало двести сорок тысяч душ, Форстер считает, что сто двадцать тысяч, и, наконец, миссионер Мильсон полагает, что не более шестнадцати тысяч.

Что касается цифр Кука и Форстера, то они слишком уж преувеличены, так как ни пространство острова, ни природные богатства не позволяют даже и думать об этом. Прибытие европейцев так подействовало на таитян, что они отправились вслед за европейцами и переходили из округа в округ по мере того, как приезжие обходили остров, так что Кук и Форстер принимали за население отдельных округов то, что было населением всего острова.

Если кто-нибудь пройдет всю внутреннюю часть острова, то обязательно найдет во многих больших долинах следы старинных жилищ и кладбищ, которые заставляют предполагать, что было время, когда население стало слишком многочисленным, чтобы жить на берегу, и отхлынуло в глубь своей родной земли.

Но пример того происходившего во время возмущения таитян против Франции, указывает на то, что должно было происходить прежде во время постоянных войн, бушевавших до вступления на престол династии Помаре.

Побежденная партия, преследуемая победителями, от которых ей трудно было ожидать пощады, бросала свои дома и поля и скрывалась в глубине долин, где можно было легко защищаться и куда победители редко решались зайти.

Здесь строились новые хижины, воздвигались марае и погребались мертвые, и это происходило до тех пор, пока поворот счастья или мир, часто очень непродолжительный, позволял каждому снова возвратиться в свой округ и увидеть море, которое таитяне так любят.

Некоторые путешественники, желавшие объяснить ошибку Кука, предполагали в этих следах переселений остатки угасшего населения, тогда как они имели перед собой только следы бывших некогда здесь перемещений.

Когда я вижу, что по-санскритски Ра значит солнечный свет, что на маори, языке Полинезии, Ра значит солнце, и что на старинном языке Египта Ра, будучи поставлено после слова Амон — отец богов, так что получается Амон-Ра, что значит бог солнца, то я начинаю думать о древности человеческих рас, которую мы начинаем видеть, и этот простой слог, начертанный в храмах Фив и Мемфиса и на марае Полинезии, говорит мне больше, чем какая бы то ни было книга.

Я извиняюсь перед читателем, что так долго остановился на преданиях, легендах, нравах и верованиях древней Полинезии, но дело разрушения движется слишком быстро и те личности, которые называют себя бойцами, ломают и бросают в волны океана все памятники древности; это вандальское занятие достигло значительных успехов, и я старался спасти от затопления огромное количество этих остатков, которые указывают, что тут был большой континент, народ азиатской расы и древняя цивилизация. Через несколько лет Полинезия станет закрытой книгой, и долины Таити будут так же свободны от всяких воспоминаний, как воды Тихого океана, в которые глядится Новая Кифера.

Я говорил уже раньше, что у Полинезии нет истории, поэтому я прямо перешел бы к описанию мест, где совершилась страшная драма, служащая рамкой этому рассказу о Таити, если бы я не находил важным познакомить читателя в нескольких словах со странной личностью, которая в конце прошлого века неожиданно появилась в Полинезии со всеми признаками того, что люди называют гением. Я говорю о Помаре Втором, которого прозвали Великим, который принял христианство, как Хлодвиг, чтобы заставить победу вернуться под свои знамена, и которому недоставало только более обширной арены, чтобы явить собой Александра Македонского или Цезаря нового времени.

Благодаря его содействию миссионерам удалось обратить таитян в христианство.

Хотя Помаре Второй и носил королевский титул, он управлял только двумя округами Таити: Паре и Матаве. Вступив на престол, он не замедлил решиться подчинить своей власти весь остров; поэтому в один прекрасный день войска Помаре неожиданно напали на округ Ата-Уру, разграбили все, что попалось им на пути, прогнали местное население в горы и, не покидая поля решающей битвы, песнями и жертвоприношениями возблагодарили Оро за удачный исход сражения.

Однако эта победа не принесла счастья Помаре; вожди и старейшины Ата-Уру, бежавшие в другие округа, составили против него сильную коалицию. Тогда началась новая война, известная в летописях Таити под названием Тамаи-Арагу-Райа, кровопролитная война Арагу-Райа.

Тота, бывший министр короля и самый отважный из всех воинов архипелага, стал во главе заговорщиков, и одно его имя было уже залогом победы. Когда Помаре узнал, что Тота изменил ему, он понял, что все потеряно, но не хотел уступить без борьбы. По совету верховного жреца Оро он даже принял на себя инициативу и напал на своего противника, имевшего преимущество в численности войска и занимавшего более выгодную позицию, но его нападение было отбито, и он был вынужден бежать до Паре, откуда, чтобы спастись от врагов, переправился на остров Муреа.

Но победители не сумели воспользоваться своей победой, и, вместо того чтобы вернуться к себе, изгнав неспокойного вождя, желавшего подчинить их, они залили кровью и превратили в развалины округи Паре и Матаве; все державшие сторону Помаре были убиты, а их имущество разграблено.

Помаре, удалившись на Муреа, терпеливо ждал удобного момента, чтобы вмешаться; он обучал своих солдат и стерег добычу. В это-то время к нему явился евангелический проповедник Нот.

Однажды вечером Помаре сидел на обломке рифа на берегу моря и глядел вдаль на туманные очертания гор Таити, высокие вершины которых освещались красноватыми лучами заходящего солнца. Изгнанник мечтал о возможности возвратить потерянное могущество.

В это время к нему подошел пастор и спросил:

— О чем задумался великий изгнанник?

Помаре вместо ответа протянул руку по направлению к земле своих предков.

— Оро покинул тебя, — продолжал миссионер, — и тебе остается теперь только обратиться к Богу христиан.

Помаре пожал плечами.

— Я могу тебе обещать победу во имя его.

— Победа, — быстро перебил король, — всегда на стороне того, у кого больше воинов; у меня полон дом жрецов, но я их всех отдал бы за одного хорошего солдата. Сражение нельзя выиграть словами.

— Жрецы Оро бессильны.

— Разве христианские пасторы могут сделать больше?

— Христианские пасторы могут сказать английским кораблям, чтобы они пришли восстановить на троне короля, принявшего их религию.

Последние слова сильно поразили Помаре, и он внимательно поглядел на почтенного Нота.

— Доставь мне ружей, пороху и одну пушку, — сказал он, — и я сам постараюсь вернуться.

— Это христианское оружие, — продолжал Нот, — чтобы употреблять его, надо быть христианином.

— Дай мне то, чего я прошу, и я заставлю весь архипелаг признать твоего Бога.