Такие обстоятельства - Станислав Хабаров

что Стас- красавчик, но слабоволен и не боец. Соседство с шефом для него – глубокий омут и он смирился с тем, что его ждёт. Он извлекает даже пользу для себя. Сдают ведь в наём жилплощадь и вещи. Мне жаль его. Бог ему судья.

В терминах кадровой политики шеф был вечно гонимым. Там и сям, как правило, изгоняли его за самоволку. Подразделение своё он при этом не терял. Сотрудники верили ему и шли за ним, рассуждая: «Не там, так тут». Их звали «кабевскими цыганами». Наконец, они нашли приют на третьей территории, в отделе Берлатого. Лаборатория и тут представляла своего рода вольный табор. Надзор над ними осуществлял в какой-то мере Викто́р. Семейные передряги сделали шефа невыездным в те времена.

Международное сотрудничество в космосе тем временем ширилось. В закрытом ОКБ открыто застучал колёсами поезд международного сотрудничества. От отдельных экспериментов перешли к международным полётам. Слетал на неделю в космос даже первый французский космонавт. Во время визита во Францию Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачёва договорились о втором полёте француза на станцию «Мир». В исходном совместном совещании участвовал шеф, а на второе, уже во Франции он предложил меня. Наверное, это стало ударом для Викто́ра.

Викто́р был обычно с нами и одновременно где-то ещё. Теснота рождала общение и секреты становились секретами полишинеля. Шеф спускался с высот первой территории, и они с Викторо́м обменивались репликами.

Был я тогда в новом качестве, ещё никто и никем и не вникал в их глубокомысленные разговоры. Что-то у них не ладилось. В целом. Неутешительный итог. Они обсуждали ситуацию.

– Признайся, мы в этом самом по это самое.

– Нам нужен ход, – задумчиво размышлял шеф, – нестандартный.

– Вроде хитрости Кира против мидийцев, выставившего вперёд верблюдов., – откликался Викто́р, – Помнишь?

– Да, что-то с верблюдами.

– Незнакомого верблюжьего запаха испугались мидийские кони. Или эффект Майнерцхагена. Когда по его задумке на турецкие позиции сбросили набитые опиумом сигареты. Изголодались турки тогда в окопах по куреву и накурились до одури. Сопротивление – ноль. Британцы легко взяли и Иерусалим, и Палестину.

– Нужна изюминка. Без трюка, – уныло подвёл черту шеф, – потуги наши – пусты.

И кто тогда мог подумать, что нужный ход подскажу шефу именно я. Поднесу на блюдечке с голубой каёмочкой. Не сразу, но всё же сработает «ружье», повешенное этим разговором. Однако обо всём по порядку.

Время от времени Викто́р выходил в народ и консультировал кураторов, отвечая с улыбкой на любые вопросы. Каждому по-разному. Мне он отвечал, казалось, несерьезно. «Почему, – спрашивал я его, – он не ходит на первую территорию, на совещания, где решается многое?»

– Разделение у нас, – отвечал он. – Верха – епархия Владимира. Моё правило – подальше от руководства. Там особенный синклит и окружающим нужны особые свойства. Протекции мало. Как учит история? Говоря об Ироде, называют его Великим. За что? Не за историю с младенцами. За злодейства не станут хвалить. Умелая лесть помогла Ироду уживаться с разными римскими императорами. Льстить нужно уметь. Оно везде – вечное, проверенное.

Викто́р уже, казалось, прижился, и всё-таки не был своим. В коллективе лаборатории он вёл себя как иностранец. Он был вежлив, корректен и не более того. От него не веяло теплом, которое сближает. Он не делился, не жаловался и о нём в отличии от остальных мало знали. Практически не знали ничего. Работе это не мешало, скорее способствовало, но он был не свой. С научным институтом, из которого он перевёлся сюда, его связывала деловая пуповина. Телефонные разговоры, какие -то статьи для выходящего сборника, как будто от них он временно ушёл и вернётся. С лабораторной когортой он действовал как научный консультант, в отличии от остальных внешнему миру был открыт и вёл переговоры с заграницей. Курировал международные бортовые эксперименты, редкие пока, которые формально прикрывали сотрудники ИКИ и он считался по легенде из них, когда ездил за границу.

Не знали куда пристроить и некий вспомогательный административный аппарат проекта «Союз-Аполлон», созданный руководителем проекта Константином Бушуевым по западному образцу. Этот конгломерат секретарских «бумажных крыс» и переводчиков размещался в нашем корпусе на третьем этаже, куда его отфутболили «с глаз долой» с первой территории.

Избыточный кадровый резерв был руководству «бельмом на глазу», его следовало озадачивать и «мытьем и катаньем» начали присоединять к кураторам, осуществляя некий анабиоз созидателей и управляющих. На них поначалу с охотой грузили организационные хлопоты с билетами, общие переговоры, контакты с министерскими чиновниками из блатных, устроенных в выдуманные надстроечные органы вроде Главкосмоса, без которых прежде прекрасно обходились. И постепенно забирая вожжи, они превращались в определяющих и диктующих. Всё это, впрочем, свершилось при нашем попустительстве.

Плюсом бушуевских остатков было то, что они прошли оформление проекта «Союз-Аполлон». Как говорится, «трижды проверенные», в контакте с директивными органами. Кое-кто из них даже съездил на выставку в Канаду с экспонатами первых космических кораблей, но в целом этот коллектив находился в ждущем состоянии, готовый вцепиться в любую синекуру, связанную с заграницей.

Они охотно брали на себя неприятные организационные хлопоты, совсем не касаясь сути дела. Как позже выяснилось, это и стало «ахиллесовой пятой» кураторов экспериментов, но когда они это поняли, было уже поздно.

В очередной энный раз Викто́р с сопровождающим из оргпублики оформляли поездку в Париж. По мнению сведущих в серии длительных совместных бортовых экспериментов наметился было застой и вдруг что-то зацепило и поволокло, и стало интересно их продолжать, так что очередная поездка во Францию не только была итогом и надеждой на перспективы.

Со всех сторон мы окружены секретами. Кабинщицы со старинными наганами стерегли секреты в проходной. Прошитые рабочие тетради, опечатанные отштампованным пластилином, сдавались на ночь на хранение в первый отдел. А зарубежный кордон преодолевался разве что в фильмах о шпионах. И вдруг всё разом рухнуло. «Салют-6» стал не только международной станцией. Для ограниченного контингента сотрудников он стал как бы дверцей в волшебный мир за холстом с похлёбкой в каморке папы Карло. В основном они были из вновь заявленного блатного ИКИ, но и от предприятия в состав попала пара человек, Викто́р и переводчики, что съездили за рубеж с начальством. Начало этому было положено предыдущим проектом «Союз-Аполлон», открывшим заветную дверцу. Директором проекта с советской стороны Бушуевым даже было создано особое административное подразделение, некий секретариат с оформленным общением, отпасованный за ненадобностью на третью территорию с завершением проекта и теперь затаившийся в ожидании.

Для зарубежного оформления мало было мандатных комиссий и нужен был еще и сертификат по здоровью, чтобы избежать возможных закордонных медицинских затрат. И был налицо домашний секрет полишинеля, семейная тайна, которую разрешали, послав на медицинский тест другого родственника. Со схожим составом крови и неизношенным