Агата Кристи. Она написала убийство - Доротея Холмс

шимпанзе похожи на людей гораздо больше, чем взрослые особи. Судя по всему, полагал мой отец, это означает, что если наши предки во многом обезьяноподобны, то предки шимпанзе стояли на эволюционной лестнице выше своих нынешних потомков. Иными словами, шимпанзе – выродки. Шустрые газетчики из “Дейли Баджет”, охотившейся за сенсациями, тут же тиснули крупный заголовок: “Неужели не мы произошли от обезьян, а обезьяны от нас? Известный профессор утверждает, что шимпанзе – это деградировавшие люди”. Вскоре после публикации к папе явился репортер и попытался убедить его написать несколько популярных статей на эту тему. Редко я видела папочку в таком гневе… Он весьма нелюбезно выставил репортера за дверь, чем вызвал мое тайное сожаление – ведь мы в ту пору были совсем на мели! Ей-богу, в какой-то момент я была готова догнать молодого человека и сказать ему, что отец передумал и согласен прислать нужные статьи. Я вполне могла бы написать их сама, и папа никогда не узнал бы о подлоге, поскольку не читал “Дейли Баджет”. Однако этот вариант пришлось отвергнуть как слишком рискованный, и, надев свою самую нарядную шляпку, я уныло поплелась на переговоры с зеленщиком, который справедливо точил на нас зуб».

Знаменитая Столовая гора возле Кейптауна. Вдохновленная поездкой по миру, Агата Кристи переносит действие своего нового романа «Человек в коричневом костюме» в Южную Африку

Так Агата научилась «делать из лимона лимонад» – использовать то, что раздражало и обижало ее в жизни, как материал для романов. Очень здоровый и продуктивный подход.

Неожиданно в лондонском метро Энн видит, как на рельсы перед поездом падает человек. Его осматривает доктор, но Энн замечает, что он скорее обыскивает карманы. Она поднимает с пола записку, на которой указан какой-то адрес, который оказывается названием корабля, идущего в Кейптаун. Кроме того, она узнает, что в коттедже «Мельница», ордер на осмотр которого был обнаружен в кармане убитого, нашли труп молодой женщины. Энн садится на корабль… и попадает в самый центр международного заговора террористов, который, разумеется, с успехом срывает[5].

В романе не действовали ни Эркюль Пуаро, ни капитан Гастингс, и газета «Обсервер» попеняла ей на это в своей рецензии: «Мисс Кристи сделала одну дерзкую и одну досадную вещь в данной книге. Она обошлась без Эркюля Пуаро, ее собственного Шерлока Холмса, чьему присутствию, и дружелюбию, и непогрешимости обязан успех предыдущих ее книг…» Но Агата была непреклонна. Публика не будет указывать ей, что писать, как она указывала Конан Дойлу, вынужденному воскресить Шерлока Холмса. Образ сыщика, сколь бы обаятельным он ни был, не должен мешать автору писать то, что ему нравится. Она заставила себя уважать, доказала, что успех романа зависит от самой Агаты Кристи, а вовсе не от придуманного ею персонажа.

К сожалению, добиться свободы и уважения в семейной жизни оказалось сложнее, чем в творчестве.

«Человек в коричневом костюме»

Глава 14. Белая полоса

Тучи, сгустившиеся над семейством Кристи, постепенно рассеивались. Арчи нашел работу. Правда, контора была несколько сомнительного свойства, не все операции, которые она проводила, были абсолютно легальны, но Арчи умел справляться с затруднениями такого рода. Он сам в глубине души был авантюристом, и чужой авантюризм его не смущал. Позже он находит более законопослушного шефа, и его дела постепенно идут на лад.

Агата начинает задумываться о том, чтобы стать профессиональным писателем, и решает найти себе литературного агента, который будет следить за продвижением ее произведений, и секретаря, который будет помогать ей писать. Она выбирает Эдмунда Корка в качестве первого и Шарлотту Фишер в качестве второго. Одновременно газета «Ивнинг ньюс» делает Агате щедрое предложение: обещает за публикацию романа по главам целых 500 фунтов. Агата по совету Арчи покупает автомобиль и, быстро научившись водить (учит ее все тот же Арчи), приобретает восхитительную свободу передвижений. Теперь она, к примеру, может заехать за мамой в Эшфилд и повезти ее кататься или в гости.

Странный это мир, где двое смотрят на одно и то же, а видят полностью противоположное

Она исполняет еще одну свою давнюю мечту: покупает дом в пригороде. Арчи выбирает Саннингдейл: там открывают новые поля для гольфа, а Арчи увлекся этой игрой. Агата не в восторге: там слишком фешенебельно и дорого, но она хочет видеть Арчи счастливым и покорно становится «гольфной вдовой». Вместе со своей подругой Нэн она утешают себя деревенскими сливками. «Я до сих пор помню, как, запасшись картонными пакетами сливок в Саннингдейле, мы отправлялись с ними на площадку для гольфа, садились перед клубом и в ожидании, пока наши уважаемые мужья закончат свой турнир, опустошали каждая по пинте», – пишет она в своей автобиографии.

Стремление уехать в пригород было извечно присуще лондонцам, аристократы начали осваивать городские предместья еще в эпоху королевы Елизаветы. После Первой мировой войны стремление в пригороды стало общим поветрием, захватившим все классы.

«В широком плане можно выделить три типа пригородов, – пишет Питер Акройд. – Одни в тот момент находились на внешней границе города; такие районы, как Сербитон, Сидкап и Чизлхерст, характеризовались крупными виллами на возвышенных местах с просторными садами. У ближайшей железнодорожной станции, конечно, стояло какое-то количество “коттеджей” и магазинов, но иллюзию сельской местности все же можно было поддерживать. В пригородах второго типа – таких, как Памерз-грин и Крауч-энд, – жили “управляющие средней руки, фабричные контролеры и хорошо оплачиваемые клерки”, которые, используя низкие тарифы наземного железнодорожного транспорта, находили здесь безопасное и сравнительно тихое убежище от грохочущего “Вавилона”. В пригородах третьего уровня обитал рабочий класс; в районах, подобных Лейтону и Ист-Хему, непримечательные и неотличимые друг от друга террасы дешевого жилья занимали все свободное пространство. В основном такие пригороды были расположены в восточной части Лондона. К числу факторов, определявших характер и качество пригорода, принадлежали и старинные территориальные императивы, поэтому запад очевидным образом стоял выше, чем восток и северо-восток, южные пригороды были просторнее и меланхоличнее северных…

Игра в гольф. 20-е годы XX века

В 1909 году рост пригородов описал Ч. Ф. Г. Мастермен (будучи лондонской, эта тема занимала всех): “Мили и мили маленьких красных домиков на маленьких тихих улочках в количествах, превосходящих воображение”. Для него они символизировали “жизнь безопасную, сидячую, респектабельную”. В сходном ключе писал позднее Джордж Оруэлл в книге “Памяти Каталонии”: “…огромная мирная пустыня лондонских пригородов… спящих глубоким-глубоким сном Англии…”

Некоторого пренебрежения, неявно присутствующего в этих характеристиках, сами жители пригородов не разделяли. Сон и респектабельность, возможно, были именно тем, что требовалось новым поколениям лондонцев; население города много веков было отягощено буйством и жестокостью, пьянством и нездоровьем. Пригороды стали воплощением новой цивилизации, которая сулила преуспеяние, не обремененное привычными городскими