Шурка - Елена Александровна Малова

такт, тяжело дыша и недовольно поглядывая на своих учеников. У Шурки и сестрёнок не получилось плавно двигаться, стоять на носочках, легко подпрыгивать. Сколько не старались, громко пыхтели. Бесполезно. С непривычки кружилась голова, болели руки и ноги.

Вскоре Ляля уехала на море. Услышав эту новость, расстроенный Шурка вытер потный лоб, тяжело вздохнул. Понурившись, побрёл в огород. Эх, нужно капустник полить, про дедов табак не забыть. А ещё травы нарвать для соседских кроликов, козу Маньку с лужайки привести.

Шурка глянул на свои руки в мозолях и цыпках, порой даже ныли, после бани смазывали маслом. Дед Яков частенько шутил, что у настоящего мужика руки похожи на кирзовые сапоги. У Маруси и Татьянки руки от работы стали грубыми и жёсткими. Даже примочки не помогали.

Эх, Ляля будет учиться в третьем классе, а он только в первый пойдёт. Она – очаровательная девочка с ангельским личиком, ни на кого не похожа в Семёновке. Как кузнечик прыгала на скакалке, голосок у неё тоненький и тихий, смех звонкий-презвонкий. Приедет ли этим летом? Наверное, нет. Ляле в Семёновке скучно, тут нет каких-то музеев и выставок, в сельмаге не продавалось мороженое и газированная вода, клуб уже год закрыт. Зато есть злые комары, стадо мычащих коров, горластых петухов и краснобородых индюков.

Как Шурка помогал учительнице

Июльский зной спал. Горячий ветер обдувал колхозную бахчу. Полосатые арбузы, как ленивые поросята, дозревали на раскалённой земле. Босой Шурка переворачивал их, ловко перепрыгивая через ажурные листья плетей. Уф, как он устал! Руки и ноги ныли, тоненькие ручейки пота катились по обветренному лицу и спине. Две толстые бабы копошились впереди и тихонько шушукались:

– Мань, а Мань. Слыхала?! Школу закрывают…

– Да уж, слыхала…

– Как закрывают?! – Шурка выпрямился, вытаращив удивлённые глаза, присвистнул: – Где буду учиться? А Маруся с Татьянкой?

Бабы тут же смолкли, переглянулись и торопливо покинули бахчу, прихватив с собой огромный арбуз. Растерянный мальчик стоял посреди недоспелых арбузов. Может, тётеньки пошутили или ошиблись?! У кого узнать? Нужно спросить у учительницы, она знала всё.

На школьном дворе пустынно. Политы цветочные клумбы, возле скамейки валялись пустые корзины, из школьного сада слышался шум. Заплаканный Шурка плюхнулся на скамейку: – Ай, ай, ай!

Из сада спешила встревоженная учительница, Александра Васильевна. На ходу поправив очки, подозрительно спросила: – Что случилось?

– Школу закрывают? – Шурка поджал босые ноги, отчаянно заголосил, размазывая слёзы по чумазому лицу: – Правда?! Правда?!

– Что ты, что ты! – учительница присела рядом, стянула с головы косынку. Покачала седой головой, осторожно приобняла рыдающего Шурку: – В соседней Заречке школу закрыли. У нас, в Семёновке построят семилетку. Хочу попросить, помоги в классе… беспорядок.

Из сада доносился тихий шорох опадающих яблок, жужжание пчёл, жалобный плачь кукушки. Шурка торопливо размазал слёзы по щекам, неуклюже слез с лавки и поплёлся к школьному крыльцу. Растерянно топтался на пороге школы: – Полы запачкаю. Эх, заругаетесь.

– Идём, идём. С утра кусты стригла, яблоки собирала, – учительница ухватилась за поясницу. Кряхтя, тяжело поднялась по ступенькам крыльца. – Я… тоже чумазая.

Шурка глянул на её раскрасневшееся потное лицо, грязные руки, босые ноги и побрёл следом. В полумраке коридора заметил приоткрытую дверь. В классе пахло свежей краской, бумагой и чернилами, на косых партах свалены книги, из открытого шкафа на пол высыпаны большие картины.

Взял в руки портрет: – Этого кудрявого дядьку с длинным носом знаю, его кличут Александром, как меня.

– Верно! Меня тоже зовут Александрой, – учительница подмигнула. Подумав, охотно добавила: – Мы – тёзки, Александры, почти родственники.

Потом Шурка перевёл взгляд на плакат с буквами–завитками и хвостиками. Опустился на пол. Больше всего понравилась круглая буква, как баранка. Сложил губы трубочкой, пропел: – «О-о-о-о». Вот бы научиться так красиво писать! Вдруг опомнился, бросился расставлять странные предметы в шкаф: глобус, толстенные книги, тетради.

«Почему Сёмка и Гришка не хотят учиться в школе? Ведь тут столько всего такого-такого, – подумал он. – Вон, на подоконнике сидит странная птица, похожа на ворону». Осторожно подкрался, схватил её и побежал к выходу. Птица не двигалась. На крыльце выпустил в воздух. Но та свалилась в цветочную клумбу. Пришлось вернуть птицу обратно на подоконник. Мальчик погладил загадочную птицу по блестяще-чёрной спинке: – Хорошая птичка. Не хочешь улетать? Ну, сиди тут, смотри в окно.

– Эта ворона – чучело, – в класс вошла Александра Васильевна. Сняв очки, рассмеялась: – не полетит наша птица.

– И-и-игрушка? – моргая, заикался мальчик. – А как живая… надо же. Даже пёрышки настоящие.

– Почти игрушка, – учительница быстро оглядела класс, удивлённо воскликнула: – Ой, какой умница! Даже в шкафу книги расставил, повесил плакаты на крючки!

Вечерело. Сонное солнце зацепилось за ветви деревьев, крыши домишек и банек. Дома Шурка достал из сундука школьные драгоценности: тетради в клеточку и линейку, перья и две баночки чернил. Всё это купила матушка в прошлом году. На дне сундука лежал букварь – подарок учительницы. Перелистал цветные страницы, увидев те самые буковки, с волшебного плаката.

Как солили огурцы в бочках

Во дворе что-то грохнуло. Стайка напуганных воробышек улетела прочь, рыжий кот юркнул под крыльцо, всполошённые куры разбежались врассыпную. Грохот повторился. Из сарая показался дед Яков, кряхтя от напряжения, перекатывал пустые кадки на погребницу. Шурка помогал, перетаскивая крышки и гнёты. Наконец, лязгнул засов на двери погребницы… работники кое-как отдышались и поковыляли в избу.

– Уф… устали, – дед Яков вытер потный лоб, пригладил всклоченную бородку, прислонился к дверному косяку: – Авдотьюшка! Огурцы пора солить. Август скоро. Там черёд за помидорой.

В избе пахло жареными блинами. Маруся и Татьянка, забавно причмокивали парным молоком. Шурка присел рядом с ними. Обжигая пальцы, схватил горячий блин. Ойкнул. Ах, как самые вкусные блины на свете пекутся только в печи! Из молока и ржаной муки, сковороду смазать свиным салом и тонюсеньким слоем выливать на сковороду тесто и обязательно перевернуть. Шурка и Маруся нередко помогали матушке в их выпекании. После того, как вся семья наедалась, вот тогда вырастала высокая горка блинов. Закрывая печную задвижку, усталая Авдотья стянула с головы косынку: – Ладно, папаня… засолим.

– Слухай. Не пужайся, кадушки завсегда тёмные, – шамкал беззубым ртом дед Яков, грузно опустившись на сундук: – из дуба строгал, ашо долго послужат верой и правдой…

И служили. В кадках солили огурцы, помидоры, грибы; с первым морозцем квасили капусту с яблоками. Со временем они потемнели, пропахли укропом и ещё чем-то вкусным.

«Кто матери поможет?! – вздохнул Шурка. – Конечно, не Маруся с Татьянкой. Малые девчонки». Ещё спали горластые петухи. Шурка накинул тоненькую куртёшку, влез в калоши и, позёвывая, поплёлся в огород. Лёгкая дымка медленно плыла над дремлющей Семёновкой. Среди грядок маячил родной цветастый платочек. Мать рвала длинные перья зелёного лука, ажурные веточки укропа. Завидев его, помахала: – Сынок! Для засола нужны пряменькие огурчики…

Ох, не просто собирать огурцы. Длинные плети стелились