Любовь в тени платанов - Хелена Фенн

— Неужели думаешь, что я надену обноски какой-то женщины, с которой ты здесь крутил роман? Да ты, должно быть, спятил! Ради Бога, сейчас же убери это барахло!

Гейл самодовольно расхохотался.

— Ты, конечно, не ревнуешь? — протянул он. — Только почему-то покраснела! Дорогая, мы все еще муж и жена.

— Конечно, я тебя не ревную к другой женщине, мне… мне просто противно, — стараясь говорить как можно спокойнее, ответила она. — Интересно, чем ты еще собираешься меня удивить!

— Знаешь, Энни, мне порядком надоело выслушивать твои ханжеские упреки, — мягко заметил Гейл. Улыбка сползла с его смуглого лица. — Но чтобы немного уменьшить твой обличительный пыл, скажу тебе, что эти вещи принадлежат моей сестре Келли.

— Ой… — Энни покраснела еще больше.

— Вещи чистые и почти новые, — хладнокровно продолжал он. — Келли оставила их на яхте, потому что думала позже вместе со своим мужем присоединиться ко мне. Такое объяснение, надеюсь, устроит тебя, моя прелесть?

Дрожащими руками она приняла предложенную одежду.

— Ну, если ты говоришь, что… — Близость знакомого и когда-то родного тела, его притягательная мужественность смутила ее.

— Теперь ты будешь мне верить? — настойчиво спросил он.

Не ответив Гейлу и опустив глаза, она побрела в свою каюту и сразу же заперла за собой дверь. В горле у нее пересохло, тело, сотрясаемое дрожью, пылало. Боже, что со мной, с досадой думала Энни.

Гейл обладал способностью выбивать ее из колеи. Но на этот раз ей так хотелось взять верх над ним. Очень хотелось.

Действительность ужасала ее. Находясь наедине с ним в крохотном пространстве яхты, надо было иметь феноменальное самообладание, чтобы скрыть от него свои чувства. Но Энни должна была это сделать, должна. Нельзя было позволить ему слишком приближаться — больше она не хотела испытывать все эти муки…

Она примерила купальный костюм, он сидел отлично — высоко открывая ноги, полностью обнажая спину и прикрывая груди маленькими жесткими чашечками. Мягкая ткань приятно облегала тело. Внимательно изучив свое отражение в длинном зеркале на двери, Энни одобрила его.

Мысли блуждали где-то далеко, когда она вернулась на палубу. Имя сестры Гейла вызвало у Энни воспоминания. И воспоминания не только о самой Келли, которая ей очень понравилась, когда они познакомились. Яркая, хорошенькая, с черными волосами и синими глазами, девушка была очень похожа на своего брата. Сходство бросалось в глаза с первого взгляда. Это произошло в день бракосочетания Энни и Гейла.

Перед глазами всплыло все до мельчайших подробностей: и маленькая церковь, сложенная из серого камня, где они с Гейлом принесли свои брачные обеты, увидела Энни и себя, торжественно шествующую к алтарю в необыкновенно красивом шелковом платье цвета слоновой кости. И, казалось, даже почувствовала запах старого дерева и ладана, смешивающийся с ароматом цветов — хризантем, георгинов, роз.

Сияло удивительно теплое октябрьское солнце. Сквозь большой витраж над алтарем оно бросало цветные блики на собравшихся. Энни отчетливо увидела надежные, широкие плечи стоящего впереди Гейла, его смуглый, орлиный профиль, когда он повернулся, чтобы посмотреть, как она подходит к нему.

Ее распущенные волосы украшал венок из маленьких бутонов роз, и была она на восьмой неделе беременности…

Тот торжественный день стал кульминацией страстных, но непредсказуемых отношений, которые длились около трех месяцев.

А началось это в начале августа, в ту самую ночь, когда Гейл впервые появился на пороге ее комнаты в Хемпстеде. Он тогда только что прилетел из Гонконга, — прямо из горячих объятий Лу Цян, горько думала она теперь. В то время Энни и понятия не имела, что Гейл был фактически обручен с состоятельной китаянкой.

— Там сейчас сезон тайфунов, — все, что сказал Гейл про Гонконг. — Следующий раунд деловых переговоров я предоставил вести коллегам. С меня хватит, надоели тропические ливни. И я хочу любить тебя…

Искренность признания, огонь желания в его глазах вызвали в ней ответные чувства. Он негодующе оборвал ее протесты и путаные объяснения о беспорядке в комнате, сгреб в охапку и ввалился внутрь. Смахнув с кровати груду одежды и книги, плюхнулся рядом с ней на зеленое с золотом греческое покрывало, и они оба счастливо рассмеялись.

Он поцеловал Энни, и смех ее замер. Потом принялся медленно раздевать девушку, и с каждой новой открывающейся взору интимной подробностью взгляд его становился все восторженнее. А она таяла в его руках, как тает масло на раскаленной сковороде.

— Тебе хорошо со мной? — с вожделением спросил он, и она, не сообразив, о чем он собственно, кивнула в ответ.

Замирая от подавляемого нетерпения, Энни наблюдала, как Гейл снимает мятый бежевый костюм и белую льняную рубашку, испытывая смущение при виде его могучего мужского естества, пока он властно и настойчиво не овладел ею — и тут же вздрогнул, как от удара тока, обнаружив, что она девственница.

— Меня давно перестало удивлять что-либо, связанное с сексом, — хрипло проговорил он, когда их короткое, яростное слияние закончилось, — но сегодня я, по правде говоря, потрясен…

— Потому что я оказалась девушкой?

— Ну да. — Его голос звучал чуть насмешливо, но с грубоватой нежностью. — Чудачка, почему ты ничего не сказала, когда я спросил, хорошо ли тебе?

— Я понятия не имела, о чем ты? — обиделась Энни, пытаясь оттолкнуть Гейла, но он крепко держал ее, так что ни убежать, ни попробовать представить себе, что ничего не случилось, было невозможно.

— Я знаю, что твоя мать давно умерла, но Луиза-то могла просветить тебя насчет реальной жизни?

— Я все знаю насчет реальной жизни, а вот ты свинья.

— Ха, не дразни меня. Ты моя обожаемая, желанная, совершенная… — пробормотал он, и его голос снова зазвучал хрипло, когда он придвинулся к Энни. Опытные мужские руки ласкали ее плечи, груди, бедра, так что она только судорожно вздыхала, переполненная смутным, восторженным желанием, и чувствуя, что готова умереть от счастья.

Неподвижно стоя перед зеркалом, она разглядывала свое отражение. Та Энни, которой она была в прошлом, — безответственная, оптимистично-романтическая, видящая будущее в розовом свете, беспомощная в любовном противоборстве со смуглым мерзавцем, который вовлек ее в свою бурную жизнь, — та Энни должна была прекратить свое существование.

Видимо, тогда она просто не поняла, что Гейл вовсе не разделял ее чувства. И желание, пригнавшее его к дверям в Хемпстеде по приезде из Гонконга, было всего лишь обыкновенной похотью — потребностью самца овладеть новой самкой, перейти на новый участок пастбища. Риск, азарт, жажда выигрыша — все это привлекало Гейла, как наркотик привлекает наркомана.