Бескрайние тропы - Анна Юрьевна Щедрина

она может помыть рот с мылом за плохие слова и мысли.

– Звучит так, будто мне пора.

– Просто тебе не идет ругаться. Вот и все. – сказал он, улыбнувшись, но ничего другого от нее не ожидал, ведь все просто любят странную Хейзел такой, какая она есть.

– Пока! – вырвалась она и подумала, какое счастье, что у нее нет родственников, которые могли бы вымыть ей рот с мылом за плохие слова.

И она представила, как спит вечным сном среди тысячи роз и собираются грустные пингвины, потому как она считала, пингвин – ее птица – помощник, ведь она никогда их не видела поблизости Сент-Джон, видимо, оттого и не встречала, потому что они здесь не водятся. Да, лучше среди роз и пингвинов, чем среди токсичных людей, которые способны изображать счастье только на фотографиях, встречающихся изредка по поводу изменения цифры в возрасте или количестве собравшихся.

Часть 3

Глава 1

С тех пор, как Марго сбежала из этого тихого уголка навстречу личному счастью, на Хейзел свалилось сильно больше хлопот по дому, помимо чего надо было готовиться к ярмарке, ведь, как известно, у них было свое небольшое хозяйство. Милдред и Хейзел могли встретиться только на закате около орешника, как и договаривались, и сыграть в «Ламмас» – карточную игру, в которую Хейзел хотела научить играть ее. Они обустроились на лавочке, которую смастерил когда-то Генри и начали.

– Итак, мне попался шаман и у меня все масти пауков, следовательно, я скидываю и выигрываю. – сказала Хейзел с азартом.

– Мне кажется, ты жульничала.

– Я? Нет. Это только мой отец может жульничать, когда выпьет рюмку чего-то крепкого. Да, у тебя осталась всего лишь карта с клевером, грибом и духом-проказником. У тебя не было шансов…

– Сдавай еще раз! – решительно заявила Милдред.

– Мне кажется или играет музыка?

– А что, карты не очень, да?

– Да нет же, я серьезно!

– Давай играть, не отвлекайся.

В действительности, один мужчина проходил поблизости, потом сел на поваленное дерево недалеко от орешника и заиграл на гитаре. Должно быть, муза посетила его, раз он так резко приостановил свой путь, ведь кто разберет, что в головах у этих типичных творческих!

– И ты будешь отрицать, что не слышишь мелодию? – возмутилась Хейзел.

Она бросила карты и сорвалась посмотреть, кто там играет.

Милдред закатила от злости глаза и скинула карты с сожалением, потому что в этот раз карта у нее шла неплохая.

– Привет! – сказала Хейзел.

– Не стоит разговаривать с незнакомцами. – шепнула Милдред.

– Это моя территория и в данном случае незнакомец – это я, и мне было бы обидно, если бы со мной не захотели говорить. – фыркнула шепотом Хейзел.

– Привет! – ответил тучный незнакомец с гитарой в руках и оставленным чемоданом на земле, продолжая подбирать мелодию.

– Интересный мотив. – сказала Хейзел.

– Пока это всего лишь импровизация. Но спасибо! Меня зовут Джек, я прибыл из Аннаполис Вэлли на августовскую ярмарку, которая должна проходить где-то здесь. Вообще-то я – пасечник, – говорил жизнерадостный Джек, не отрываясь от игры, и задев ногой замок чемодана, который приоткрылся, Джек смог продемонстрировать запасы меда, за которым еще скрывалось отделение с личными вещами. – А по дороге я увидел самую прекрасную женщину на свете, и вдохновение заполнило мое сердце и разум, – продолжал он, играя дальше. И у меня есть сильное желание написать для нее песню. И может быть выступить на ярмарке, и тогда она меня точно заметит. – вообразил Джек.

– Вы должны заговорить с ней. И песня должна быть романтичной… – сказала Милдред.

– А мне кажется нет… – вставила слово Хейзел тихо, но Джек перестал играть.

– Что нет?

– Я просто о том, что нужно быть честным, прежде всего, с собой и своими чувствами. Если полон боли – пиши о боли; если одиночество не дает чувствовать себя хорошо – пиши об этом.

– Что ты в этом понимаешь, Хейзел? – одернула ее Милдред.

– Так, девочки, не ссорьтесь. Вы наверно сестры? Погодки? Спорите как настоящие сестры.

– Мы не сестры. – сказали они хором.

– Лучше скажите, где здесь поблизости можно остановиться?

Они показали, в какую сторону идти и попрощались с толстяком Джеком. Он подошел к порогу частично отреставрированного дома и постучал в дверь того самого загадочного дома в округе, устоявшего после шторма несколько месяцев тому назад.

– Чем могу помочь? – спросил Вран.

– Доброго дня! Вы сдаете комнату?

– Еще не совсем, нет.

– Странно, девочки сказали…У меня немного денег, и мне, признаться, всего на несколько дней надо где-то переночевать.

– Так…А как Вы относитесь к запаху краски?

– Вполне сносно.

– Дело не в деньгах вообще-то. Заходите. Если поможете сделать ремонт, оставайтесь, сколько вам угодно.

– Идет! – сказал обрадованный Джек. – Можно «на ты» кстати.

Вран стал показывать одно крыло дома, где как раз был ремонт и в дальнейшем он собирался их сдавать. Каждую комнату он хотел сделать уникальной; каждая комната соответствовала бы одной из стихий, начиная с холодных оттенков морской тематики, заканчивая еще лежавшим на полу воздушным тюлем. Он показывал и рассказывал, что уже сделано и что еще предстоит, а в другом крыле можно было заночевать, там и сам он ночевал в последнее время, раскрыв планы только своему брату. Для остальных это был секрет, хотя Парси уже рассказал Милдред, она рассказала Хейзел, а последняя отцу, но здесь круговорот секретов прервался, потому что Генри считал дурным тоном лезть в чужие дела, да и хлопот перед ярмаркой было сполна, так что вся другая ненужная информация вытеснялась.

После находки ночлега на эти несколько дней, Джек не мог забыть идею Милдред поговорить с той, кто так запал в его душу, и он пошел к дому Кайллих. Знал бы он, что ночует в доме ее сына, мог бы и подготовиться, но нет.

– Здравствуйте! Простите, я здесь проездом.

– Здравствуйте!

Затем Джек замешкался в поиске слов.

– Только побыстрее пожалуйста, у меня мало времени. – резковато ответила Кайллих, окинув его оценивающим взглядом с ног до головы.

Он почувствовал недружелюбие с ее стороны:

– Может я зайду позже…Я здесь ненадолго.

Кайллих ничего не ответила и захлопнула дверь.

Он решил пройтись подальше отсюда в сторону Кокран Лейн Клифс, не расставаясь со своей гитарой, уходя в места скопления камней и крутых обрывов, и глядел вниз. Будто сам ветер подталкивал его сделать шаг вперед. Он закрыл глаза и вспомнил, сколько раз он слышал с ранних лет отказ и как часто ощущал неприязнь окружающих: сцены в его голове всплывали одна за другой. Когда видишь улыбчивого человека, по нему и не скажешь. Но он вспомнил, что нужно быть честным с собой, и не позволять овладеть дурным намерениям. Опешив, он сделал три шага назад, достал гитару и заиграл, обещая себе, что и ради любви не стоит поддаваться темным мыслям. Только один человек всегда будет с ним рядом – это он сам.

Глава 2

Глубокой ночью, в