Приемная мать - Сильвия Раннамаа

Только теперь она, казалось, поняла, что все-таки выдала себя, и замолчала. Сассь велели в наказание Десять дней подряд каждое утро убирать полку и на месяц отобрали разрешение выходить в город.

Но это, конечно, не исправит Сассь. Во-первых, я давно поняла, что она и не хочет ходить по субботам домой, хотя живет тут же, в городе, а во-вторых, теперь я уже совершенно твердо знаю наперед, что, если полка и будет содержаться в порядке, то делать это за Сассь буду я.

В конце концов, этим маленьким ручонкам трудно справиться с такой работой, да Сассь и не дотянуться до полки.

ЧЕТВЕРГ...

Сегодня нам выдали зимние пальто. Тем, конечно, кому они нужны. И теплые шапки. Сколько тут было примеривания, да и недовольства.

Получилось, что Тинка случайно не присутствовала при раздаче и ей пришлось выбирать из двух остав­шихся шапок. Ни серых, ни бежевых уже не осталось — только две черные. А Тинка считает, что черное ей со­всем не к лицу. И, конечно, она тут же помчалась к вос­питательнице. Но воспитательница ничем не могла помочь, потому что на складе уже ничего не осталось.

— Раз не поспела вовремя, придется смириться.

Но Тинка не собиралась смиряться. Она забросила свою шапку на шкаф и капризничала, как трехлетний ребенок, которого заставляют есть на завтрак геркуле­совую кашу. Я попыталась ее утешить тем, что боль­шинству девочек достались черные шапки, и мне, кстати, тоже и, кроме того, черные даже практичнее и очень подходят к ее темным глазам. Но это не помогло. На Тинку опять нашло упрямство.

— По-твоему, мне и рубашку надо черную? Папка платит за меня каждый месяц полную сумму, а мне тут дают этот черный колпак! По ком этот траур?! Это все проделки Сиймсон. Нарочно. Ведь она знала, что я еще не получила. Почему же она оставила для меня именно черную? Она терпеть меня не может, я знаю. Опять заявила, что я, мол, самая избалованная мод­ница. Модница? Как будто в нашей школьной казенной форме вообще можно модничать. Ее послушать, так мы все должны носить такой, как у нее, дореволюцион­ный костюм. Ничего не поделаешь, придется обо всем написать папе. Уж он-то их всех разнесет по кочкам.

Тут вошла Анне и спросила Тинку подчеркнуто участливо:

— В чем дело? Здесь кто-то, видимо, собирается пи­сать доносы? Уж не ты ли?

Тинка резко повернулась к Анне спиной, но даже по ее спине было видно, что все эти угрозы никогда осу­ществлены не будут.

Анне спросила с наигранным сочувствием:

— Чем же они тебя опять обидели?

Энергичным шагом Тинка направилась к шкафу, сняла с него свою шапку, нахлобучила ее до бровей и уставилась из-под нее, словно кошка из-под корзинки.

— Ну, ты бы решилась в таком виде показаться на улице? — вызывающе спросила она Анне.

С сосредоточенным лицом Анне ходила вокруг нее, наклоняя голову то вправо, то влево и изучала свою подругу так, как учительница Вайномяэ изучает наши рисунки на занятиях художественного кружка.

— Н-да... это точно! — наконец заявила Анне дело­вито.

— Что точно? — насторожилась Тинка.

— Точно как обезьяна в скафандре во время меж­планетного полета. Я тебе могу принести картинку из этого фильма.

Тинка сорвала с головы шапку и хотела запустить ею в Анне. А у самой глаза смеялись. У нее эти при­ступы упрямства проходят хотя и бурно, но быстро. Вообще она была бы ничего девчонка, если бы не носи­лась со своей внешностью и если бы сумела забыть, что она дочка такого важного папаши. Может, здесь беда и в том, что она совсем малюткой лишилась мамы.

Тем временем две подружки затеяли дикую возню, которая закончилась тем, что, гоняясь друг за другом, они сбили с ног маленькую Айну, поднявшую дикий рев. Обе они пытались успокоить пострадавшую, но та твердо придерживалась принципа, что никакая боль не утихнет, пока о ней не узнает воспитательница.

Вдруг Марелле спросила:

— Тинка, хочешь серую шапку?

— Нет, парчевую, — ответила Тинка, улыбаясь.

— Нет, серьезно, хочешь серую? У меня ведь серая. Поменяемся, если хочешь. — Это так похоже на Марелле. Прежде всего думать медленно, гораздо медленнее, чем другие, и потом удивить своим благородст­вом, которое в общем-то всегда остается неоцененным, И на этот раз Тинка без зазрения совести надела шапку Марелле, которая, кстати, и в самом деле была ей больше к лицу, и, не дожидаясь, подойдет ли ее шапка Марелле, подхватив Анне, выскочила из комнаты.

Необыкновенная девочка эта моя соседка Марелле. Такая же необыкновенная, как ее имя. А получила она его вот как. Обе ее крестные непременно хотели, чтобы ее назвали в их честь. Одну из них звали Маре, вторую — Хелле. А мать, не желая обидеть ни ту, ни дру­гую, назвала дочку Маре-Хелле, так и образовалось новое имя — Марелле.

Анне, когда сердится на Марелле, каждый раз пере­именовывает ее по-новому — то Пиретелле, то Анни-Манни, то Вийутийу. Но Марелле никогда не вступает с ней в пререкания. Скорее наоборот. Вообще, когда кто-нибудь острит на ее счет, она всегда улыбается как-то униженно, заискивающе. Пожалуй, именно из-за этого и я в чем-то не могу принять ее, и между нами пролегла какая-то пустота, хотя мы и сидим за одной партой.

ПОЗДНЕЕ...

К тому времени, когда Тинка и Анне вернулись из города, мы уже успели позабыть о них. Еще из прихо­жей было слышно, что они о чем-то спорят.

— За кого ты меня принимаешь? Что я, дурочка, что ли? Ведь я тебе сказала, что паспорт всегда у меня в сумке. Я никуда не могла его засунуть, понимаешь?

— Дитя человеческое, рассуждай логически. Кому понадобился твой паспорт? И зачем? — возражала Анне.

Выяснилось, что Тинка вместе с Анне ходила на по­чту за деньгами, присланными отцом на карманные расходы. Но денег не получила, потому что вдруг ока­залось, что у нее нет с собой паспорта. Сама Тинка была убеждена, что он должен быть в сумке, и вдруг — нет. Поиски в спальне не дали никаких результатов. Тинка засунула свой паспорт в такое место, где ни она сама, ни Анне, ни мы все, помогавшие ей искать, не сумели его найти. Даже малыши азартно включились в поиски. Сассь, очень расстроенная всем этим, спросила серь­езно:

— Тинка, если паспорт совсем пропал, то ты так и не получишь свои деньги?

— Конечно, нет. Их вернут папе, — и, обращаясь к нам: — вот увидите, тетя Эме примчится сюда, потому что она убеждена — раз человек даже за деньгами не явился, значит, он умер или по крайней мере лежит без сознания.

Дело и впрямь было не шуточное. Тревога малышей была тем более понятна, что Тинка в дни своей по­лучки никогда не забывала угостить их. А покупала она, главным образом, сладости или какую-нибудь ерунду — фотографии артистов, открытки, словом, то, что очень нравится малышам.

Действительно, странная история! Куда же мог деть­ся из сумки паспорт, если все остальное спокойно лежало в ней по-прежнему? Разговоров об этом хва­тило на целый вечер. Веста сделала из всего этого глубокомысленный вывод:

— Я считаю, что у нас выдают паспорта слишком рано, совсем еще детям. И вот теперь видите, что из этого получается. Теряют, а потом... (надо сказать, что Веста на год и три месяца старше Тинки). Делая эти многозначительные намеки, она разбирала вещи в своем чемоданчике. И вдруг осеклась на полуслове и стала панически рыться в чемодане.

— Девочки! — крикнула она почти плача, — мой паспорт тоже исчез!

Так оно и было. Паспорт действительно исчез. Анне смиренно заметила на это:

— Я тоже не раз думала, почему у нас паспорта вы­дают пожилым людям, совсем старцам. Теперь убеди­лись, что из этого получается. Теряют и... — Анне раз­вела руками.

Раз уж два паспорта исчезли, то нам с Лики ничего не оставалось, как проверить, не пропали ли и наши. К счастью, они оказались на месте. Но куда девались те два? Значит, кого-то интересовали именно те два паспорта. Мы терялись в догадках. Заподозрили маль­чиков. А раз дело касалось только Весты и Тинки, то многие из нас подумали об Ааду. Кто знает, что может прийти ему в голову. Было решено, однако, поначалу не посвящать в это дело нашу воспитательницу.

ЧЕТВЕРГ...

Сегодня дело осложнилось. За ночь в сумке Тинки сам по себе появился паспорт, но зато бесследно исчез паспорт Лики. Я радовалась про себя, что по крайней мере мой был по-прежнему в моей запирающейся шка­тулке, которую папа подарил, чтобы я могла хранить в нем дневник и письма.

Случись вся эта история в четвертой группе, никто бы особенно не удивился, потому что у них то и дело что-нибудь пропадает. А в нашей группе хотя и бывают всякие неприятности, но пропадать ничего не пропа­дало. К тому же паспорта, которые, казалось бы, никому, кроме их владельцев, не могут понадобиться.

И вдруг Лики позвала: «Сассь, поди-ка сюда на ми­нуточку!»

Сассь моментально надула губы и звонко и оскорб­ленно заявила:

— Я не брала твой паспорт!

— Ага, — усмехнулась Лики, — а что ты сегодня с утра делала в нашей комнате?