РАЗБОЙНИК ШМАЯ - Григорий Полянкер

– Не твое дело, Хацкель, не вмешивайся! – ответил кровельщик, вырываясь из цепких рук соседа, и пробился к возвышению, где стоял расстроенный министр и синагогальные служки.

– Как вам не стыдно, люди! Ведь вы же слова сказать не даете! – крикнул Шмая- разбойник, подойдя вплотную к столу.

Народ понемногу затих, увидав, что у возвышения стоит простой человек в солдатской шинели.

– Вот видите, – громко проговорил министр, вытирая со лба пот и держа пенсне в вытянутой руке, – постыдились бы простого солдата!

Шмая всей грудью налег на стол. Министр, служки и все прочие, кто стоял рядом, отошли в сторону и ждали, пока незнакомый солдат утихомирит разбушевавшуюся публику.

– Я спрашиваю вас, люди, где совесть? Почему вы не даете выслушать умное слово? – кричал Шмая, указывая на министра. – Сам министр с вами беседует, а вы ведете себя хуже, чем в кабаке. Стыд и позор!

– Смотрите пожалуйста, новый указчик объявился!

– Новый оратор выискался!

– Долой с трибуны!

– За сколько тебя господин министр купил?

Шмая поначалу немного растерялся. Извозчик побелел, как стена. Вначале извозчик даже злорадствовал: «Поделом тебе, не суйся! Кто ты такой? При чем тут ты?» Но потом он стал протискиваться поближе к столу и приготовил кулаки на случай, если их придется пустить в ход. Шмая продолжал:

– Дайте слово сказать. Потом кричать будете. Я внимательно выслушал все, что тут говорил господин пан батько министр. Правда, не в наших силах понять такие глубокие его мысли. Я хочу рассказать вам побасенку, как это водится у нас, простых людей, по-солдатскому…

– Слышь, дяденька, короче! – крикнул кто-то из толпы, но Шмая уже ничего не слушал, он горячо продолжал:

– Случилась когда-то такая история. Асмодей – царь всех чертей и нечистой силы – рассердился вдруг на царя Соломона и изгнал его из страны. И вот мудрый царь Соломон, оборванный, грязный и голодный, скитался, скитался, пока не попал в чужое государство, где никто его не знал. Пришел царь-изгнанник к большому дворцу. Однако туда не пускают. Царь кричит: «Я Соломон!», а люди смотрят на него, как на сумасшедшего. Что тут делать? Царь хотел войти во дворец, умыться, перекусить. Но на лестнице сидит пес, огромный, как слон, и свирепый, как лев, – не пускает во дворец. Соломон, знавший множество языков и наречий, а также языки всех зверей и птиц заговорил с псом на собачьем языке, стал умолять пса сжалиться над ним. Царь не вор, не грабитель. Только перекусит, и уйдет. Пес смягчился, опустил хвост и пропустил царя Соломона во дворец.

На другой день царь Соломон шагает по базару и снова ищет, чего бы покушать, потому что, надо вам знать, даже самый знатный и великий царь не может питаться воздухом. Но на базаре на него напала целая свора собак. Царь увидел в своре знакомого пса, который вчера лежал на дворцовой лестнице.

«Господин пес! – обратился к нему Соломон. – Эти все собаки лают на меня, потому что не знают, кто я такой. Но ты, мерзкий пес, ты-то ведь хорошо знаешь, что я порядочный человек!»

А пес ему и отвечает:

«Чего же тут не понять?! Если я не буду лаять со всеми псами заодно, так ведь меня эти собаки выгонят из своей компании…»

– Ах, негодяй! Ах, грубиян! – В синагоге поднялся шум, крик, хохот. Несколько молодых людей полезло к Шмае с кулаками.

– Шмая, ты себя без ножа режешь! – крикнул Хацкель своему другу на ухо и потащил его к дверям.

– Подумайте, какая наглость!

– За такие речи – в тюрьму!

– Министра сравнить с собакой! Какая мерзость!

– Он хотел сказать, что вся Директория – собаки, а министр – тоже собака. Подумайте, что себе позволяет солдат!

– Молодец, солдат! Здорово сказанул! – донеслись крики с галерки.

На улице послышалась стрельба. В синагоге началась паника. Кто-то погасил свет. Шмая и Хацкель с трудом вырвались на улицу.

– Хорошо, что ты целым ушел.-проговорил Хацкель. – Но к чему тебе: совать нос в политику? Не побоялся, главное, выскочить с такой речью перед полной синагогой!

– Да черт с ними! Зато я этому чучелу министру сказал, что на душе! – весело отозвался разбойник, вытирая рукавом потное лицо.

На улицах стреляли, нельзя было понять, что творится в городе.

– А может быть, опять власть меняется? Может быть, это уже идут Советы?

– Дай-то господи! – взмолился кровельщик. – Однако, пока суд да дело, давай-ка доберемся до нашего дворца и переспим ночь. А что будет завтра – увидим.

ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

В полночь Шмаю разбудила глухая канонада. Он поднялся, подошел к окну и прислушался.

– Вот и снова война, – проговорил Шмая, потормошив спутника. – Хацкель, вставай, тревога!

Извозчик спросонья несколько секунд смотрел на Шмаю, не понимая, потом повернулся на другой бок.

– Слышишь ты, барин, вставай! Смотри, что на улице творится!

– Вот погибель! А тебе до этого что? Спи!

– Как это – что? Вот ударит сюда снаряд, тогда поймешь – что…

Когда стрельба стала отчетливее слышна, Хацкель натянул сапоги и подошел к окну:

Видать, ты прав, сызнова начинается карусель, – проговорил он, глядя в окно – Уж лучше бы мы оставались дома, в местечке. А то – из огня да в полымя…

– Чудак, ведь наша власть идет! – перебил Шмая. – Не видишь, что ли, как буржуи улепетывают?

Стрельба с каждой минутой усиливалась. Над крышами, которых коснулись первые лучи, поднимались густые облака дыма, пламя. Шмая и Хацкель сбежали вниз и прижались к стене. По тротуарам на взъерошенных лошадях носились казаки Из переулков спускались небольшие отряды рабочих. На крыше самого высокого дома кто-то укрепил красный флаг

На перекрестке улицы показались несколько человек с винтовками и красными лентами на шапках. Один из них установил пулемет за грудой камней Пулеметчик, длинноногий, русоволосый парень в короткой потертой тужурке, растянулся на земле возле пулемета и начал стрелять по всадникам

– Здорово он их чешет, молодец! – крикнул с завистью Шмая. И вдруг увидал, что пулемет затих… Пулеметчик и его помощники – молодые ребята – возились у пулемета

Шмая стремительно оторвался от стены. Пригибаясь к земле, перебежал улицу и наклонился к ребятам:

– Эй, хлопцы, с такой работой можно живо на тот свет угодить! Что у вас, заело? А ну-ка, давайте я посмотрю – как-никак бывший второй номер при «максиме».

Парни расступились. Через несколько минут длинная очередь хлестнула по нахмурившейся улице.

– Что ты делаешь, Шмая? – подбежал к нему Хацкель и, увидав, что по щекам Шмаи течет кровь, схватился за голову.- Тебя ранило?!

– Чепуха! Царапнуло. Чего смотришь? Бери винтовку, вот валяется. Помочь надо, понимаешь? – оживленно воскликнул Шмая. – Сам видишь, никто здесь без дела не стоит! Работай, братец!

Из ближнего двора прибежал пожилой рабочий в кожаной куртке с красной лентой на рукаве. Видимо, командир. Лицо у него было усталое и строгое. Светлыми, пронизывающими глазами он оглядел Шмаю, лежавшего у пулемета:

– Ты кто такой, товарищ? Солдат?

– Так точно! – отчеканил Шмая, поднявшись с места и вытянувшись, как делал это на фронте, когда к нему обращалось начальство. – Ефрейтор триста пятого стрелкового полка…

Начальник быстро просмотрел помятые документы Шмаи и Хацкеля и сказал:

– Значит, вы с нами? Что ж, хорошо. Оставайтесь пока с нашими пулеметчиками и помогайте. Долго разговаривать сейчас некогда. Там посмотрим… – Прижимаясь к стенам, он направился к другому перекрестку.

– Это что за человек? – спросил Шмая у чернявого парня лежавшего рядом с ним,

– Это товарищ Рыбалко, Игнат Васильевич… большевик. Командир нашего отряда.

– А какой у него чин? Полковник? Капитан?

– Простой слесарь, арсеналец, – с гордостью ответил парень и, свернув папироску, спросил у Шмаи:

– А ты, солдат, за кого стоишь? За кого дерешься?

– Как это – за кого? За правду. А вы за кого?

– Мы – за советскую власть! За большевиков.

– И мы тоже.

– А почему же красных лент не носите?

– А откуда нам их взять? – сказал Шмая, не без зависти поглядывая на большой красный бант, прицепленный к шапке парня.

Парень снял шапку, оторвал кусок ленты и подал Шмае. Радуясь подарку, Шмая разорвал ленту пополам – себе и Хацкелю.

– Прицепляй.

Извозчик сердито пожал плечами, не понимая, зачем Шмая лезет в огонь. Пересидеть бы где-нибудь, пока станет тихо.

Весь день продолжался упорный бой на улицах города. Шмая и Хацкель не отходили от своих новых товарищей, перетаскивали раскаленный пулемет с места на место, с одной позиции на другую, подносили патроны. Из разных частей города – с Подола и Печерска, с Шулявки и Куреневки; – подходили все новые и новые отряды рабочих.

За Днепром грозно гудели орудия. Это шла сюда Красная Армия.

Город выглядел необычно. На улицах было пусто, только в предвесеннем морозном воздухе слышны были гулкие шаги рабочих пикетов и красноармейских патрулей, вооруженных винтовками и пулеметами, револьверами и гранатами. Город погружался в тяжелый сон, лишь патрули бодрствовали.