Рожденные в дожде - Кирилл Александрович Шабанов

переводя взгляд на сомневающихся охранников и обратно на группу.

– Я серьезно! Мы его не знаем! – Слайд был беспощаден.

Один охранник все же подошел:

– Извините, но здесь позволено находиться только музыкантам.

– Да ты посмотри на меня – я и есть музыкант! – Фак пытался выкрутиться, что было вполне в его характере.

– Вы участник фестиваля?

–Да! Почти! Я брат вот этих вот! – он ткнул описавшим дугу пальцем в группу.

– Вам лучше сейчас же уйти отсюда, – неумолимо сказал охранник, беря его под руку.

– Да еп! Что за…– Фак оглядывался на музыкантов, уводимый хорошо сложенным мужчиной,– Братва! Не смешно!.. Ладно, я найду вас потом! Тусанем вместе, я познакомлю вас с отличными ребятами!

Пэд дал пять Слайду, под звонкие переливы Настиного смеха.

– А ты был прав, друг мой! Внимание фанатов жутко утомительно!– барабанщик похлопал удовлетворенного соло-гитариста по плечу.

♫ ♪ ♫ ♪ ♫ ♪

Дни фестиваля подходил к концу. Вволю насладившиеся музыканты готовились к отъезду. Пару раз они пересекались с хвалившим их, довольным Кэпом. Анатолий понемногу привыкал к своеобразному обращению музыкантов. Хотя, порой, по привычке делал безуспешные попытки, прося называть его по имени.

Люди разъезжались. Дико выглядящие неформалы расползались по своим норам, ожидая следующей Вальпургиевой ночи, когда можно будет вылезти в мир с остальной нечистью. Трудолюбивые технари разбирали сцену, складывали оборудование. Одна за другой, исчезали многочисленные палатки. Грозные байкеры седлали коней.

Ко входу в фургон музыкантов подошел Аид. Вок заглянул в его неподвижные змеиные глаза, уже не кажущиеся такими пугающими.

– Вы хорошо сыграли. Может, вы и не восприняли мои слова всерьез, но подсознательно, действовали в соответствии с ними. Я видел.

– Почему же, твой совет помог нам, – Вок постарался сказать это с благодарностью, – Ваша группа тоже была на уровне.

Вокалист, с друзьями, видели их выступление, произведшее не меньший фурор. Голос Аида на сцене оказался не таким глухим и, даже, приобрел некоторую глубину. Их барабанщик жарил так, что в конце его установка, наверное, дымилась. А сам Аид частенько играл свипом, что свидетельствовало о вершине его гитарного мастерства.

Уголки губ Аида на секунду приподнялись. Вок не ожидал, что бледное неподвижное лицо способно на такие действия.

– Прощай, маленький вокалист. И вот тебе еще совет, напоследок – не думай о том, что у тебя внутри. Прислушайся к тому, что вокруг. Не разделяй Вселенную на два мира – внешний и внутренний.

– Даст Рок, свидимся! – Вок кивнул, не до конца понимая странного гитариста, но уверенный, что когда придет время, его совет снова всплывет в памяти и поможет найти дорогу.

Он проводил взглядом высокую фигуру с длинными развевающимися волосами, и вернулся в фургон, собирать оставшиеся вещи.

Solo:

Сезон летних фестивалей давно завершился. С теплой погодой ушла и потребность в музыкантах. Во всяком случае, резко снизилась. Им все чаще приходилось возвращаться в надоевшие тесные клубы. Кэп навещал их редкими звонками. Репетиции тоже были не такими частыми, как раньше – старый материал они отточили до блеска, еще когда готовились к «Нашествию», а с новым что-то не ладилось. Возможно потому, что после фестиваля они ожидали резкого взлета. Волна дала бы им новый заряд. Но ее не последовало. А возвращения к прежней жизни они не хотели.

Слайд пинал ногами опавшие листья. В Парке Горького зябко ежились редкие прохожие. Он неторопливо прогуливался вдоль реки. Однажды, их группа дала здесь концерт на двенадцатое июня. Сейчас эта унылая ветреная пустыня под нависшими тучами совсем не походила на то светлое людное место, где они выступали.

Слайд посмотрел на темную ледяную воду, размеренно прорезающую путь через город. Недавно, Кэп признался, что может предложить им только такие сезонные поездки в период короткого лета в пределах пяти-шести сотен километров от Москвы – в узкой полосе от Питера до Нижнего Новгорода. В таких интервалах застревало большинство групп, сумевших показать себя. Теперь они это понимали.

Из них сделали яркий салют – вызывающий восторг, но забывающийся на следующий день.

Слайд сплюнул. Холодный порыв ветра заставил его вжать голову в плечи. Они-то решили, что добрались до верхней площадки, откуда открывались завораживающие виды на далекие горизонты. А оказалось, за последней ступенькой их ждала закрытая дверь с прочно приваренным амбарным замком. Планов на будущее не предвиделось, и группа застыла в пограничном состоянии – слишком высоком положении для игры в барах, но очень далеком от выхода в большой мир.

Толстые голуби издавали насмешливые звуки, подергивая головами. Слайд, топнув, отправил их в недружелюбное небо. За последнее время он, незаметно для себя, снизил время ежедневных тренировок. Сочинять новое не хотелось. А, проигрывая старое, он острее ощущал неудовлетворенность настоящим, сквозь просвечивающие воспоминания. Музыканты становились той самой нечистью, феерично зажигающей несколько дней в году, а остальное время незримо передвигающейся в тесных норах, ожидая, когда планета вновь займет особое положение, открыв портал в их мир.

Слайд ищущим взглядом прошелся по небу, но оно было наглухо закрыто плотными тучами.

Река вынесла одно из последних туристических суденышек. Их сезон тоже подходил к концу.

На землю опускались первые снежинки.

До Слайда донеслись обрывки разговора парочки, проходившей неподалеку. Парень показывал на телефоне какой-то клип, и они с девушкой горячо его обсуждали. Из динамика выплескивался сплошной речитатив.

Слайд с презрением поморщился, и больная мысль снова сдавила голову – их стиль отмирал. Они были одними из последних, делающих попытки возродить его, цепляющихся, изо всех сил, в режущие пальцы струны, но их музыка неумолимо скатывалась в прошлое. Те жалкие крупицы странно выглядящих людей, которые удавалось наскрести со всей страны на короткие дни фестиваля – последние представители их вида, и большинство особей находилось у черты зрелого возраста. Осколки некогда могучего стиля оседали теперь в неизвестных барах, бережно хранимые, но истончающиеся с каждым годом.

И музыкантам досталась эта тяжелая роль – наблюдать падение империи. Они не застали рождение и расцвет эпохи, когда большинство их кумиров выпускало многочисленные хиты, но оставленные сооружения их предшественников внушали почет и уважение, не смотря на явные признаки разъедающей эрозии, грозящей превратить их мир в руины и, вопреки неумолимо наползающим пескам времени, сохранили свое величие.

Печатный станок делал свое дело, убивая искусное и, такое разнообразное, отличающееся от мастера к мастеру, ремесло. Новинки были совершенно неотличимыми, быстро выходящими из строя, однодневками. Машина топтала талантливых умельцев, посвятивших много лет изучению таинства.

Миллионы новых произведений, ежедневно сваливающиеся с конвеера, были посвящены только одному – неудовлетворенному половому желанию. Безумный культ с немыслимой скоростью набирал последователей.

Сильные пальцы Слайда все время двигались, не привычные к долгому расставанию с острыми струнами.

Куда делась эта романтика?! Этот запал?! Почему людям так нравилось невнятное бормотание едва открываемых ртов? То, что они называли «битом», Слайд мог сыграть, даже не