Резервная столица. Книга 1. Малой кровью - Точинов Виктор Павлович

* * *

Когда закончили возню с оружием, Гонтарь приказал:

– Перерыв. Перекурить, оправиться. Через двадцать минут построение у столовой, ответственный Мосийчук. Курсант Старинов, за мной!

…Надпись на двери поразила Якова своей лаконичностью: «НЕ ВХОДИТЬ». Ладно бы входить запрещалось посторонним, но какой смысл делать дверь, входить в которую нельзя никому?

Гонтарь потянул дверь на себя, надпись проигнорировав. Сказал, войдя:

– Физкультпривет, Михалыч. Вот, принес, что обещал.

– Привет, Игнаша. А кто с тобой?

– Наш парень, из курсантов. Знакомься, Яша: это Михалыч, земеля мой, из Курска. Он слышит всё: и как трава растёт, и как комар комариху ебёт.

При виде сидевшего у стола человека стал понятен смысл надписи, запрещавшей вход всем поголовно – тот, кому входить разрешалось, прочитать буквы на двери все равно не смог бы. Яков уже пару раз мельком видел Михалыча, и поразился, насколько дисгармонирует военная форма с черными очками на лице человека, с белой тростью в его руке. Инвалидам по зрению не место в войсках, единственное исключение – ПВО, здесь на вес золота ценились слепцы с изощренным до предела слухом. Уставившиеся в небо раструбы звукоуловителей были, по сути, продолжением чутких ушей Михалыча. Поговаривали, что хороший «слухач» не просто засекает цель за десятки километров, но и определяет высоту, скорость, тип самолета.

Гонтарь шагнул к столу, передал слепому что-то небольшое, как показалось Якову – коробочку с бритвенными лезвиями.

– Ну, спасибо, удружил. Будет какая нужда, обращайся, – чем смогу, помогу.

– Уже есть нуждишка… Поспорили мы тут с Яшей малёха. Он говорит, ночью учебную сыграли, а я так думаю, что немцы мимо летели, Таллин бомбить. Рассуди, Михалыч. Помоги плитку шоколада выиграть, половина – тебе.

Слепой уставился на них. Яков понимал, что смотреть тот не способен, и все же не оставляло ощущение, что темные линзы очков скрывают пристальный взгляд. Ответил Михалыч после паузы:

– Если я начну такие ваши споры судить, Игнаша, то скоро нас всех троих другие судить станут. В трибунале. И плиткой от них не отмажешься. Не имею я права тебе такие вещи рассказывать, кто мимо нас и куда летает. Да и ни к чему, ты сам обо всем догадался.

– Много их было?

– Ступай к Петренке о таком спрашивать, а мне перед дежурством отоспаться надо.

…Когда они шагали к столовой, Гонтарь мрачно произнес:

– Чует моя задница, застряли мы тут. Не пришлют за нами одними катер, придется оказии ждать. И как бы чего другого не дождаться…

– Налета? Бомбежки?

– Не только. Петренко нам правильно говорил, да не всё до конца сказал. Ты батарею-то морячков видал? Их десять лет бомби, не разбомбишь, так в скалы заглубились, одни тока башни торчат, а те из брони линкорной… Не, брат, ежели у немца хоть чутка соображенья есть, он нас, зенитчиков первым делом выбомбит. А затем жди десант.

– Воздушный? Или с моря?

Гонтарь не ответил – вновь, как ночью, взревели ревуны и ударили колокола громкого боя. Тревога.

Пообедать в тот день не удалось. А когда курсанты пришли на ужин, – оказалось их всего двенадцать человек. Двое получили ранения и находились в медчасти, фельдшер пообещал, что голодными парни не останутся.

Еще трое не успели добежать до позиции 76-миллиметровок, где должны были находиться при тревоге, – начался налет, и их троих накрыло одной фугаской. Всех наповал.

С одним из них, с Гошкой Стукалиным, Яков приятельствовал с первого курса, и с родителями его был знаком. И не представлял, что скажет Гошиной матери, когда доведется встретиться в Куйбышеве… Как, какими словами можно объяснить такое? А на глаза не показываться тоже нельзя.

– Никто нас в Куйбышев не повезет, забудь, – сказал Гонтарь, с которым он поделился своими сомнениями. – Здесь же, в Таллине, «кубари» вручат и по частям разверстают. Если, конечно, с острова выберемся.

– Ладно, переживем. Лишь бы к августу вернуться, у меня на август большие планы.

Яков был атеистом, но потом не раз вспоминал эти свои слова, сказанные в первый день войны, и думал, что наверное в тот момент кто-то рассмеялся наверху, над облаками.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Эпизод 3. Война и судьба

Дату побега Мальцев назначил на 29 июня, на воскресный день, в выходные режим, и без того весьма мягкий, соблюдался в ЦКБ вовсе уж спустя рукава.

Его больше ничто не удерживало в «шарашке». Работа над сверхсекретным проектом подземного хранилища завершилась еще в мае, вся документация была передана заказчикам. И на том участие ЦКБ в работах завершилось, хотя обычно бригада здешних специалистов выезжала на место, помогала в монтаже. Но не в этот раз. Слишком высок оказался уровень секретности. И такая новация разом обесценила все наработки Мальцева (свои, личные) по проекту. Что толку иметь план проникновения в хранилище, набитое ценностями, если понятия не имеешь, где то хранилище находится?

Расстраивался Мальцев недолго. Руки ничего не забыли, и голова на плечах есть, да еще прибавилось в ней знаний о самых свежих новинках в области безопасности. На жизнь всегда заработает. Хотя, возможно, даже зарабатывать не придется – если никто за три года не отыскал захоронку, а спрятан тайник надежно. «На жизнь», причем на вполне обеспеченную, хватило бы надолго того, что там лежало. До старости, да и потом не пришлось бы бедствовать, изображал бы отставного ударника-стахановца, получающего персональную пенсию. Но Мальцев метил выше. Он хотел заработать еще примерно столько же – и навсегда уехать из страны. Туда, где у богатых людей не спрашивают, откуда взялись их деньги. Где не нужно жить, словно хамелеон, постоянно кем-то прикидываясь, под кого-то маскируясь.

Мечта эта родилась давно, лет десять назад, когда Мальцев прочитал известный сатирический роман «Золотой теленок». Прочитал и призадумался: отчего так бесславно завершилась авантюра Остапа Бендера по раскулачиванию подпольного миллионера Корейко? Вроде бы полный успех, миллион в кармане, – но в результате крах мечты о Рио-де-Жанейро на заснеженном берегу Днестра.

Поразмыслив, он понял, что лишился всего Бендер исключительно авторским произволом, и авторов можно понять – никак не должен был завершиться триумфом жулика и авантюриста изданный в советской стране роман. И великий комбинатор по воле авторов резко поглупел, рванул через границу фактически без подготовки, нагруженный золотом, словно верблюд. Ничем хорошим такой рывок завершиться не мог, даже если бы удалось на берегу разминуться с пограничным патрулем, – тогда на миллион разбогатели бы полицейские ближайшего румынского городка, где объявился бы Остап. Не знающий языка иностранец в роскошнейших мехах никак не остался бы без внимания полиции. Но Мальцев не верил, что человек, знающий четыреста сравнительно честных способов отъема денег, не обдумал хоть один надежный способ уйти с деньгами за кордон.

И Мальцев начал прикидывать, как бы он сам действовал на месте сына турецкоподданного. Сначала это была своего рода игра, тренировка для мозгов, миллиона у Мальцева все равно не было. Тогда еще не было (хотя, может, и сейчас нет, если тайник оказался не таким надежным, как представлялось). Но десять лет – немалый срок, и со временем отвлеченная игра ума сменилась конкретными проработанными планами – разработал их Мальцев аж три – с выездом на места, с поиском нужных людей, и даже с двумя разведывательными ходками за кордон, налегке, разумеется.

За время его отсидки два плана из трех утратили актуальность. Граница с Финляндией сдвинулась на север после войны, и где искать теперь финских знакомцев, живших в погранзоне, не ясно. Французские пароходы больше не приходят в Одесский порт, Франция под Гитлером, на Средиземном море идет война, совсем недавно немцы лихим наскоком захватили остров Крит. Два окна в Европу, следовательно, заколочены. Осталась лишь форточка, ведущая в Азию – Мальцев надеялся, что вариант с Аджарией и турецкой границей еще может сработать, когда придет время покинуть страну.