Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год - Вокруг Света

И вновь шли годы... В 1971 году космонавт Скотт одиноко кружил на «Аполлоне», в то время как его товарищи прогуливались по Луне. Скорее от скуки, чем по необходимости, он делал снимки. На одном из них отчетливо видна пылевая луна. Скотт привез снимок в Варшаву и показал его Кордылевскому. Еще раньше, в 1966 году, два астронома сфотографировали пылевую луну с самолета над Тихим океаном. Но ученый мир и на сей раз проявил скептицизм. Впрочем, не весь. В советском специальном издании за 1968 год названы «облака Кордылевского», а Патрик Мур в книге «Ночное небо» поместил даже рисунок пылевых лун и назвал их именем Кордылевского. Тем не менее требовался еще решающий аргумент.

С вершины Ломницы

Лишь в марте 1961 года Кордылевскому удалось запастись первым аргументом. В несчетный раз он поднялся на вершину Ломницы. Дул ветер, сыпал колючий снег. К вечеру прояснилось. Кордылевский четыре года подряд брал в горы фотоаппарат. На этот раз он направил объектив на то место, где ожидал появления светящегося пятна, и стал ждать. Сделал первый снимок, когда пятно вышло из-за горизонта. Медленно и спокойно вел телескоп за небесным объектом. Пришлось экспонировать целых полчаса! Он даже не заметил, что лежит в луже тающего снега.

В 1961 году он сумел сфотографировать облако четыре раза. Кордылевский зафиксировал на снимках и второе облако — то, что появлялось после прохода Луны над линией горизонта.

Когда он впервые сообщил о своем открытии, в астрономическом мире поднялся небывалый шум: «Чего, собственно, захотелось полякам? Найти что-то новое в системе Коперника?» Девять больших обсерваторий устремили свою сверхсовременную технику в указанное Кордылевским место. Они ничего не обнаружили. Из девяти обсерваторий пришли письма: «Ничего не замечено!»

Другой, быть может, махнул бы рукой, отказался от открытия. Но не таков Кордылевский! В начале своего научного пути он опубликовал результаты одного из наблюдений. Ему не повезло. Тот же участок неба наблюдала мисс П., английский астроном. Она написала, что Кордылевский ошибся. В те времена за ошибку в наблюдениях можно было остаться без работы. Но Кордылевский знал, что вовсе не ошибся. Он сообщил мисс П. точные данные, и та признала его правоту. Сейчас, проработав 49 лет, Кордылевский с тем же упорством повторяет: «Я не совершил в своих наблюдениях ни единой ошибки!» Он решил доказать всем сомневающимся, что пылевые луны действительно существуют.

Найти новое

Рядом с нами сидит человек, которому, несмотря на седину, никак не дашь семидесяти лет. «Для того чтобы документировать все мои гипотезы, осуществить все мои «небесные» замыслы, нужно примерно полтора столетия, — говорит он. — Но несколько своих идей я еще успею доказать. Астрономы отличаются долголетием!» Одна из этих идей зародилась на борту судна «Олесьница». Кордылевский решил понаблюдать свои пылевые луны с моря, где нет никаких источников света, создающих помехи. Наблюдения с моря велись три месяца — и не удались, однако Кордылевский собрал материал для новой гипотезы. Он предполагает, что путь Луны усеян твердыми частицами и Земля окружена кольцом, подобным кольцам Сатурна, хотя и несколько более тонким!

Светящийся объект

Семь человек вместе с доцентом Кордылевским в 1973 году поплыли на судне «Выспянский» к берегам Западной Африки. Каждую ночь в определенное время они поднимались на палубу и невооруженным глазом искали светящиеся пятна, расположение которых обозначали на картах звездного неба, данных им Кордылевским. Когда крестики с разных карт перенесли на одну, оказалось, что все наблюдали один и тот же объект.

Астрономы вернулись в Польшу 15 апреля, твердо убежденные, что система Коперника пополнена двумя неведомыми прежде пылевыми лунами, существование которых доказал поляк к 500-летию со дня рождения своего великого соотечественника.

Недавно доценту Казимежу Кордылевскому прислали результаты измерений, произведенных американской космической лабораторией. В космосе подтвердились земные наблюдения польского ученого: у нашей планеты три луны!

Результаты этих измерений были объявлены в 1973 году на Международном съезде астрономов — наблюдателей спутников Земли. Их обработкой руководил профессор Ньюаркского университета (штат Нью-Джерси, США) Дж. Р. Роач. До сих пор он ставил под сомнение «луны Кордылевского». Но в итоге пятнадцатимесячных наблюдений ему пришлось убедиться в их существовании.

Покидая краковскую университетскую обсерваторию, мы думали о том, что в астрономии для документирования открытий требуются годы. А сколько нужно времени, чтобы все признали новое открытие? Сам Коперник ожидал признания два столетия!

Януш Рошко

По Амазонке вверх

Окончание. Начало в № 4.

Дело в том, что к старости Алмейду охватили честолюбивые мечты о «политической карьере». Впрочем, с его состоянием это было совсем не трудно. Для начала Алмейда назначил себя префектом одного из своих собственных поселков, затем — неделю назад — избрался в законодательную ассамблею штата, а теперь его манила прохлада салонов Национального конгресса в столице. Этот орешек был покрепче, и поэтому будущий депутат решил осуществить несколько поездок по своим угодьям с целью подготовить общественное мнение к выдвижению своей кандидатуры в палату представителей на следующих парламентских выборах. В одной из таких поездок мы и удостоились чести быть его попутчиками.

Облокотившись на перила, мы продолжаем наслаждаться озоном ночного воздуха. Внизу стучит машина. В рубке стоит, держась за штурвал, рулевой. Соня тихо выпорхнула из капитанской каюты и, оглянувшись, побежала к себе. Где-то совсем близко плывут назад невидимые во мраке, вцепившиеся в мокрую глинистую почву, опутанные лианами, благоухающие, отдыхающие от дневного зноя диковинные деревья, которые не увидишь нигде больше на Земле. Изредка из тьмы доносятся беспокойные крики еще не уснувших обезьян.

Эти обезьяны тоже принадлежат сеньору Алмейде.

Форд денег на ветер не бросает

До своей высадки в Алмейриме Жоао оставался оставался в центре внимания курительного салона «Лауро Содре». Однажды, когда кто-то из собеседников в очередной раз изумился, услышав, что мы вот уже целый день плывем мимо владений Алмейды, он вдруг неожиданно нахмурился:

— А что тут особенного? Я вовсе не самый богатый землевладелец штата. Тут у нас есть такие, владения которых нужно не на судне объезжать, а облетать на самолетах. Вон в Бревесе американец Мак-Клоун имеет четыреста тысяч гектаров.

Замечание Алмейды подогрело страсти, и пассажиры «Лауро Содре» наперебой бросились изливать накопившееся в душе каждого бразильца раздражение бесцеремонными «гринго». И курительный салон «Лауро Содре» закипел рассказами об американских геологах, беззастенчиво обшаривающих глухую амазонскую сельву. О контрабанде радиоактивных минералов и сети подпольных аэродромов, прячущихся в дебрях «зеленого ада» и снабженных новейшими средствами сигнализации и радиосвязи для приема самолетов, прилетающих сюда из США. О гигантских латифундиях янки, рядом с которыми «моя земля» Алмейды выглядит столь же убого, как обшарпанный причал Кокала по сравнению с многокилометровыми пирсами Нью-йоркского порта.

Изредка на границе сельвы и реки можно увидеть серые хижины из пальмовой соломы, стоящие на длинных сваях. На шум машин «Лауро Содре» из них высовываются любопытствующие лица, а иногда к борту судна спешит утлая лодчонка, выдолбленная по индейским рецептам из цельного древесного ствола.

— Хлеба, киньте хлеба!—кричат из лодки полуголые детишки.

Матери молча протягивают руки.

Уже на второй день рейса я обратил внимание на то, что в этих лодках всегда находились только женщины и дети.

— Мужчин днем не бывает дома, — пояснил Алмейда. — Мужчины добывают пищу в сельве или собирают серингу.

Эти люди живут здесь, как двести или две тысячи лет назад. Река для них не просто дешевое транспортное средство, а единственная нить, связывающая их друг с другом и напоминающая о существовании какого-то большого далекого мира, из которого изредка появляются белые пароходы и серые моторные лодки хозяина, приходящие за собранной ими серингой — диким каучуком, шкурками лесного зверя или орехами.

Впервые Амазония проснулась от спячки в конце XIX века, когда зарождавшаяся автомобильная промышленность Европы и Северной Америки ощутила острую потребность в резине и белесый сок скромной «гевеи бразилиенсе» неожиданно оказался на вес золота. Было безумие, о котором Жоао Алмейда рассказывал со вздохом сожаления: именно тогда он, как и несколько десятков других предприимчивых авантюристов, сколотил фундамент своего состояния. Тысячи людей устремились в сельву, ожесточенно борясь за удобные, близкие к рекам «эстрады» — участки каучуконосных деревьев. Именно тогда были заложены многие из поселков, у которых причаливал наш «Лауро Содре». Именно тогда разрослись и прогремели на весь мир никому дотоле не известные Белен и Манаус. В их портах теснились суда под европейскими и американскими флагами, разгружавшие в обмен на бесценный каучук испанские вина, голландские сыры и французские ткани. Из их кают высаживались швейцарские банкиры, «веселые девицы» из Парижа и примадонны Миланской оперы, пересекавшие океан ради единственного выступления на сцене только что отстроенного самого роскошного в западном полушарии Манаусского театра (чешский хрусталь, каррарский мрамор, французская мебель, эльзасские витражи).