Утопленник из Блюгейт-филдс - Энн Перри

Питту нечем было возразить на это; он и сам уже пришел к похожим заключениям. Вдобавок из всех показаний следовало, что ни Артур, ни его брат не имели привычки наведываться на конюшню. Экипаж подавали к парадному подъезду; оказаться на конюшне они могли, лишь удовлетворяя личный интерес, каковой, по всей видимости, отсутствовал.

— Да, — скрепя сердце согласился инспектор, очищая ботинки о скребок у дверей черного входа. — Сейчас попробуем поговорить с остальными слугами; посмотрим, что они нам скажут.

— О, это совершенно бесполезно! — воскликнул Гилливрей. — Такие ребята не станут тратить свое время — и свои чувства — в комнате для прислуги.

— Почистите свои ботинки, — распорядился Питт. — В любом случае, это вы хотели проверить конюхов, — язвительно добавил он. — Просто спросите у них. Дворецкий или лакей могут знать, куда мальчики отправлялись в гости, у каких друзей они останавливались. Сами знаете, бывает, семьи уезжают из дома на все выходные, а то и на более долгий срок. И в загородных домах в таких случаях происходят самые неожиданные вещи.

Гилливрей послушно поскреб ботинки, счищая с них прилипшую солому и, к его изумлению, навоз. Он брезгливо поморщился.

— Господин инспектор, а вы сами много выходных провели за городом? — спросил он, позволив себе самую малую толику сарказма.

— Всех и не сосчитать, — усмехнулся Питт. — Я вырос в поместье в деревне. Слуги благородных господ многое могут поведать, если их угостить стаканчиком отменного портвейна, который хранится у дворецкого.

Гилливрей разрывался между отвращением и любопытством. Ему еще никогда не доводилось проникать в этот мир, но он жадно наблюдал за ним с тех самых пор, как впервые мельком увидел его легкость и яркие краски, и то изящество, с которым этот мир скрывал свои слабости.

— Не думаю, что дворецкий даст мне для этой цели ключи от винного погреба, — не скрывая зависти, сказал Гилливрей. Его больно задевало, что именно Питт побывал в этом обществе, хотя бы как сын слуги, да еще не живущего в господском доме. А сам он, Гилливрей, вынужден был довольствоваться взглядом со стороны.

— Мы сделаем только хуже, вороша все это, — повторил напарник.

Питт больше не стал с ним спорить. Гилливрей обязан был ему подчиняться. И, если честно, сам инспектор также не верил, что есть какой-то смысл расспрашивать слуг, — разве только чтобы удовлетворить Уэйбурна и, возможно, Этельстана.

— Я повидаюсь с наставником. — Открыв дверь черного входа, Питт прошел на кухню. Служанка, девочка лет четырнадцати в платье из грубой серой ткани и ситцевом фартуке, отскабливала кастрюли. Увидев полицейских, она подняла взгляд. С ее мокрых рук капала мыльная пена, на лице было написано недоумение.

— Продолжай работать, Рози, — приказала кухарка, хмуро глядя на вошедших. — А вам что здесь понадобилось? — недовольно поинтересовалась она у Питта. — У меня нет времени, чтобы приготовить вам что-нибудь перекусить или предложить чашку чая… Ничего подобного я еще не видела. Тоже мне, полиция! Я должна приготовить для господ обед, и уже пора думать об ужине, вот что я вам скажу. А Рози занята и не может заниматься такими, как вы!

Посмотрев на стол, Питт с одного взгляда определил ингредиенты для пирога с голубятиной, пять видов овощей, белую рыбу, фруктовый пудинг, бисквиты, щербет и миску, полную яиц, которые можно было использовать для приготовления чего угодно — быть может, пирожков или суфле.

Другая служанка натирала посуду. Хрусталь сверкал и искрился, отражаясь радужными бликами в зеркале у нее за спиной.

— Благодарю вас, — сухо произнес Питт. — Мистер Гилливрей побеседует с дворецким, а я пройду к мистеру Джерому.

Кухарка презрительно фыркнула, отряхивая с рук муку.

— Ну, у меня на кухне вы этим точно не займетесь, — отрезала она. — Если так уж нужно, вам лучше отправиться к мистеру Уэлшу в его кладовую. А где вы будете разговаривать с мистером Джеромом, меня не касается. — Кухарка снова принялась за тесто своими мощными руками, достаточно сильными, чтобы свернуть шею индейке.

Питт прошел мимо нее в коридор, открыл дверь, обитую сукном, и оказался в прихожей. Лакей проводил его в гостиную, и через пять минут к нему вошел Джером.

— Доброе утро, инспектор, — с натянутой полуулыбкой поздоровался наставник. — Право, я ничего не могу добавить к тому, что уже вам сказал. Но если вы настаиваете, я готов все повторить еще раз.

Хотя Питт и не испытывал к Джерому никакой симпатии, он сочувственно относился к той ситуации, в которой тот очутился; обусловлено это, однако, было исключительно рассудком, способностью понять то, что испытывает наставник, — попытка начисто выскрести все чувства напоминанием о своем зависимом положении, о своем подчиненном статусе. Столкнувшись с Джеромом во плоти, увидев его ясные, настороженные глаза, поджатые губы, накрахмаленный воротничок и безупречно повязанный галстук, Питт все равно не смог избавиться от неприязни к нему.

— Благодарю вас, — сказал инспектор, принуждая себя проявить терпение.

Ему хотелось бы дать Джерому понять, что они оба находятся здесь по принуждению. Сам Питт — по долгу службы, Джером — потому что этого потребовал Уэйбурн. Однако это означало бы уступку с его стороны и полностью расстроило бы его планы. Инспектор сел, показывая, что разговор отнимет какое-то время.

Джером также сел, тщательно расправив брюки и пиджак. Рядом с Питтом, рассыпавшимся, словно влажное белье, он выглядел безукоризненным. Наставник выжидательно поднял брови.

— Сколько времени вы обучаете Артура и Годфри Уэйбурнов? — начал Питт.

— Три года и восемь месяцев, — ответил Джером.

— То есть Артуру было двенадцать лет, а Годфри — девять? — прикинул Питт.

— Браво! — Джером чуть повысил голос к концу этого осторожного сарказма.

Питт подавил желание нанести ответный удар.

— В таком случае вы должны хорошо знать обоих мальчиков. Вы наблюдали их в самые важные годы — этот переход от детства к юности, — сказал он.

— Естественно.

На лице Джерома по-прежнему не было ни любопытства, ни ожидания того, что последует дальше. Открыл ли ему Уэйбурн какие-либо обстоятельства смерти Артура? Питт пристально наблюдал за ним, ожидая увидеть в круглых глазах удивление, отвращение — или что-то похожее на страх.

— Вы знаете, с кем дружат мальчики, даже если и не знакомы с их друзьями лично? — продолжал инспектор.

— В определенной степени. — На этот раз Джером ответил более настороженно, не желая ступать на неведомую территорию.

Не было никакой возможности подойти к теме деликатно. Если Джером и замечал за кем-либо из своих подопечных какие-то странные личные привычки, он едва ли был готов признать это сейчас. И мудрый наставник, желающий сохранить свою должность, обязательно постарается не обращать внимания на менее привлекательные качества тех, у кого работает, и их друзей. Питт сознавал все это еще до того, как задал вопрос. Все должно быть сформулировано так, что Джерому останется только притвориться, будто он лишь сейчас понял истинный смысл того, что видел.

Единственным возможным подходом была прямота. Питт постарался говорить так, чтобы его голос звучал искренне; он приложил все силы, скрывая свою интуитивную неприязнь.

— Сэр Энсти говорил вам о причине смерти Артура? — спросил он, подавшись вперед в непроизвольной попытке сделать физически то, что не мог сделать эмоционально.

В тот же самый момент Джером отпрянул назад, подозрительно глядя на инспектора.

— Насколько я понимаю, на бедного мальчика напали на улице, — ответил он. — Больше я ничего не слышал. — Его ноздри изящно раздулись. — Подробности так важны, инспектор?

— Да, мистер Джером, они действительно очень важны. Артур Уэйбурн захлебнулся. — Питт пристально следил за своим собеседником: не было ли недоверие искусственным, чрезмерным?

— Захлебнулся? — Джером посмотрел на инспектора так, словно тот сделал попытку пошутить, которая получилась омерзительной. Осмысление услышанного волной разлилось по его лицу. — Вы хотите сказать, он утонул в реке?

— Нет, мистер Джером, в ванне.

Джером развел руками с аккуратно подстриженными ногтями. Его взгляд стал пустым.

— Если подобный идиотизм является неотъемлемой частью вашего метода проведения расследования, инспектор, я нахожу его ненужным и крайне неприятным.

Питт ему поверил. Этот сухой, кислый человек просто не мог быть таким искусным актером, иначе он проявил бы чувство юмора, напускное обаяние, чтобы облегчить свою задачу.

— Нет, — заверил наставника Питт. — Я выразился в буквальном смысле. Артур Уэйбурн захлебнулся мыльной водой из ванны, и его обнаженное тело было сброшено в канализационный люк.